Вадим Ярмолинец - На Макдональдс-авеню

Вадим Ярмолинец

На Макдональдс-авеню

Как говорил классик, не станем размазывать белую кашу по чистой скатерти. Место действия -- Бруклин. Время -- самое неприятное в этих местах -- лето. Волна раскаленной влаги гонит по асфальту звонкую банку от "Бадвайзера", пока ее с хрустом не вминает в мостовую желтый строительный ботинок Мозеса Сото. Перед нами 22-летний уголовник с наглым взглядом, разноцветным драконом на мускулистом предплечье и чувственными губами, за которыми открывается ряд редких зубов. На счету Сото поножовщина, кражи cо взломом, нелегальное хранение оружия, торговля наркотиками и пара-другая выбитых зубов агрессивной в подпитии мамаши.

Второй персонаж -- 63-летний Арон Лакшин. Мы видим его сквозь пыльное окно закусочной "Тоттоно", выходящей на Макдональдс-авеню. Зажав сигарету в углу рта, Лакшин, щурясь от дыма, неторопливо кладет камни домино на исцарапанный пластик стола. Трое мужчин с темными невыразительными лицами кажется даже не смотрят на выложенные им камни. Мохнатыми от пыли лопастями вентилятор разгоняет мух, но не жару.

Лакшин ссужает деньги. Пугающая величина процента вызвана отнюдь не алчностью ростовщика. В качестве залога под взятые деньги клиенты Лакшина, как правило, не могут предложить ничего, кроме своей никчемной жизни.

Не придавая этому никакого значения, оба героя живут через дорогу друг от друга. Их дома разделяет возведенная в начале века железная эстакада, на которой с обморочными вздохами останавливаются высадить своих угрюмых пассажиров поезда маршрута "F".

22 июня (ровно в четыре часа) на перекрестке Макдональдс и 65-й стрит Лакшин бьет своим тяжелым "Шевроле" жестяной бок неожиданно выскочившего перед ним к светофору "Ниссана".

Чтобы не привлекать внимание полиции, Лакшин предлагает молодому наглецу оплатить ремонт его машины. Мозес, который ездит без прав и страховки, охотно принимает предложение. В тот же день он появляется с тощим и бледным, как смерть, двоюродным братом Хосе Альворадо в "Тоттоно". Лакшин кладет на стол перед ним три стодолларовые купюры и одну пятидесятидолларовую.

Хруст новеньких ассигнаций, замершие взгляды доминошников, автоматизм движений отсчитывающего деньги Лакшина определяют дальнейшее развитие событий. Волчий инстинкт Сото подсказывает ему, что его новый знакомый не хранит деньги на банковском счету. Выждав удобный момент, он забирается домой к ростовщику. Покрытый инеем сейф обнаруживается в холодильнике рядом с пачкой пельменей. Открыть его на месте не удается, и Сото уносит его с собой, упаковав в черный пластиковый мешок для мусора.

На следующий день в "Тоттоно" появляется один из должников Лакшина и предлагает выдать имя грабителя в обмен на прощенный долг. На этот раз Лакшин вызывает "копов". Те застают Сото у раскуроченного сейфа за пересчетом наличности. На смятой постели лежат оставленные в залог кольца и часы "Ролекс". На парня надевают наручники, и еще через час в центральном бруклинском распределителе судья беспристрастно зачитывает ему предварительное обвинение в краже со взломом и хранении краденого. С учетом старых грехов Сото, дело клонится к 6 годам минимум, но благодаря стараниям шустрой мамаши, обвиняемого, отпускают до суда под залог.

Вернув около пяти тысяч долларов, несколько колец и часы, Сото оставляет у себя куда большую ценность -- записную книжку, в которой Лакшин отмечает, кто и сколько ему должен. Потрепанный блокнот обладает колоссальным потенциалом. Его новый владелец может наведываться к должникам от имени старого. Чтобы быть от него подальше, Сото стремительно пакует небогатый фамильный скарб и уезжает к брату в Сансет-Парк. Он делает это с такой скоростью, что мамаша не успевает попрощаться с соседями, у которых хороших десять лет брала в долг до следующей получки пособия и крала всякую плохо лежавшую мелочевку, включая половики и оставленную на них обувь.

Но деловые связи так быстро не оборвать, и Сото время от времени появляется на Макдональдс-авеню. В один из таких визитов он натыкается на Лакшина. За поясом джинсов под выпущенной наверх майкой с надписью "Олд Нэви" у него пистолет. Он знает, что встреча с Сото может произойти в любой момент, но переживает настоящее потрясение, когда сталкивается с ненавидящим взглядом.

Первоначальный план Лакшина -- приставить ко лбу подонка короткий металлический ствол и потребовать свое -- тут же идет прахом. В долю секунды Лакшин понимает, что у того просто может не оказаться при себе заветного блокнота, что он будет молить о пощаде и наверняка предложит поехать к себе домой, где у него тоже может оказаться оружие.

Упреждая это развитие событий, Лакшин направляет пистолет на Сото и давит на курок.

Счастье мимолетно, как звук выстрела. Бешеное желание стереть обидчика с лица земли покидает стрелка так же стремительно, как пуля покидает взмокший от ужаса пистолет.

Беспомощно опустив руки, старик смотрит на произведенные им разрушения. Жаркий ветерок колеблет редкие седые волосы на покрытой коричневыми пятнами голове.

Молодой парень с телом рельефным, как у мраморного героя, сидит, раскинув ноги, у зеленой опоры эстакады. Его левый глаз все еще смотрит на Лакшина. На месте правого -- заполняющаяся кровью дыра. Кровь стекает по щеке на майку, по ней на джинсы, по джинсам -- на пыльную мостовую.

Меня интересует: что заставило 63-летнего Арона Лакшина по возвращении домой сесть на диван, отдышаться и, приставив пистолет к собственному виску, снова нажать на спуск? Боязнь того, что остаток дней он проведет в одной из клеток шумного зоопарка для двуногого зверья? Но может ли до такой степени испугать человека тюрьма, угроза переселения в которую висела над ним практически всю жизнь? В конечном итоге, какая ему была разница, где играть в домино или ссужать деньги? Насколько бы отличались его партнеры и клиенты в местах лишения свободы от тех, с которыми он сидел за столиком "Тотоно"?

Тут должно было быть что-то другое.

Смутные слухи о причастности Сото и Альворадо к таинственному исчезновению четырех местных парней (двое из которых, к слову, были русскими), то ли покупавших, то ли пытавшихся продать наркотики? Пугающаяся самой себя молва о подвале пыток в ремонтном цеху старого депо на Стилвел-авеню? Брошенная навстречу пуле клятва спустить с обидчика шкуру живьем?

А может быть всему виной, разросшееся до вселенских размеров зерно ветхозаветного ужаса, которое посеяно в душе каждого из нас? Ужаса Каина, отобравшего жизнь у брата своего?

Нет, я не в силах понять, что заставило Лакшина пустить себе пулю в висок.

История, однако, на этом не заканчивается. Сото убит, но память о нем еще жива. Более того, смерть на время делает его еще более популярным в кругу знакомых и друзей, чем делала криминальная жизнь. Прощание с телом в похоронном доме "Каса Эстремадура" обещает стать сбором знаменитостей уголовного мира Сансет-Парка. Взломщики, уличные торговцы наркотиками, золотозубое хулиганье с пятидюймовыми крестами на груди и тощими задами, выглядывающими из приспущенных джинсов, собираются в "Эстремадуре", где героем дня будет убитый горем Хосе Альворадо.

Для прощания с братом он покупает черный костюм с пиджаком длинным, как хасидский сюртук, новую золотую цепь со звеньями толщиной в палец и перстень с рубином, который вопиет о крови.

К дому скорби его подвозит белый "джип-стрэч", асфальт под которым сияет сиреневым светом. Следом за убитым горем братом выбирается подруга покойного -- высокая черноволосая девушка лет 23-х с глазами прозрачными, как вода на мелководье, и очень большой грудью. Впечатление такое, что она еще не научилась носить ее так, чтобы это не обращало на себя внимание. Она родилась в городе Матанзасе недалеко от Гаваны и это определило ее судьбу. Слишком много сил и времени было потрачено, чтобы добраться до Нью-Йорка. На пути длиной в несколько лет были контрабандисты живым товаром, изнасилования выданные за любовь и любовь похожая на изнасилование, нищие аферисты с даром сказочников, создатели порнографических фильмов, дурная болезнь и ребенок, родившийся мертвым в Сан-Диего.

Она появилась в жизни Мозеса Сото одновременно с деньгами, и еще не успела привыкнуть ни к роли его подруги, ни к роли вдовы. Последний поворот событий принес новую роль, о которой можно только догадываться по тому, как девушка, уверенно взяв за руку Альворадо, поправляет короткое черное платье, как, касаясь бедром спутника, направляется в похоронный дом, где они садятся в первом ряду партера прямо перед сверкающим полировкой гробом.

У Мозеса Сото безучастное лицо, восстановленным работниками похоронного дома с помощью воска и румян за 750 долларов. Рядом с ним сидит с таким же неподвижным восковым лицом мать. Пастор уже прочел молитву, перепоручив душу убитого потусторонним силам, без особой надежды на то, что они доставят ее туда, где она, наконец, сможет обрести покой. Догадываясь, куда она, скорей всего, попадет, он тяжело вздыхает.