Посвящается загадочному и невероятно привлекательному существу божественного происхождения, по счастливой случайности проживающему в моём доме.
Лунный свет сквозь бойницы проникал внутрь и аккуратными молочно-белыми прямоугольниками ложился на полустёртые каменные ступени. Винтовая лестница уходила высоко вверх. Юная жрица кралась по ней, иногда тревожно оглядываясь, но неуклонно двигаясь вперёд. За каждым поворотом её поджидала опасность, но она была готова к встрече с любыми фантастическими тварями, пусть даже из самой преисподней. Только внешне жрица казалась изящной и хрупкой, под её кожей перекатывались стальные мускулы, и сейчас гибкое, сильное тело было до предела напряжено. Она не знала, что творится наверху, но интуитивно ощущала, что должна попасть туда. Там, на смотровой площадке башни, притаилось древнее зло, которое любой ценой нужно уничтожить, ведь долг жрицы – поддерживать равновесие между мирами. Победа всегда оставалась за ней, но это не усыпляло бдительность, а лишь придавало уверенности в собственной силе. За очередным поворотом что-то было. Жрица почти физически ощутила чужое присутствие, хотя враг затаился. Его едва уловимый запах был запахом страха перед неизбежной карой. Томительное предчувствие заставило ненадолго жрицу закрыть глаза и довериться обонянию и слуху. Её ноздри раздувались, а обнажённое тело чуть вздрагивало. Чуткое звериное Я властно требовало крови, ещё один шаг или молниеносный прыжок… Внезапно яркий свет ожёг опущенные веки, и жрица проснулась.
Солнечный свет заливал огромную комнату. За стеной раздавались привычные утренние звуки: шумела вода, позвякивала посуда; видимо, накрывали стол к завтраку. Плотные бежевые шторы у её ложа были бесцеремонно отдёрнуты, и яркие горячие лучи игриво и задорно скользили по пушистому меху. Жрица перевернулась на другой бок, выгнулась дугой, уже не сердясь на нерадивую прислугу и наслаждаясь ласковым весенним солнцем. Тревожные сны, напоминающие о прошлом, не давали покоя ночью, часто вынуждая бродить по комнатам в поисках затаившегося врага, но сейчас ей было так легко и спокойно, что хотелось подольше понежиться на широком белом ложе. Жрица снова прикрыла глаза и задремала. Ей грезились священные ночные ритуалы под покровом тьмы, возглавляемые ею на протяжении многих лет, торжественное уничтожение опасных древних свитков, которые, согласно закону, следовало разорвать в клочья и развеять по ветру… У неё было много забот. Почти неограниченная власть накладывала огромную ответственность: контролировать – значит и защищать. И хрупкий, нестабильный мир действительно нуждался в защите: в него то и дело просачивалась какая-то нечисть, норовя когтями и зубами выгрызть себе тёпленькое местечко. Только истинная сила, и не только физическая, могла его остановить.
Разбудило жрицу неожиданное прикосновение чьей-то руки. Она вздрогнула и окинула полным презрения взглядом темноволосую голубоглазую женщину, осмелившуюся потревожить её покой.
В прежнее время за такое убивали. В прежнее время неприкосновенная и сама, даже спросонок, вцепилась бы в руку дерзнувшего, в ярости раздирая белую кожу с синими жилками и с наслаждением вдыхая запах крови. В прежнее время… но теперь она заметно смягчилась, смирилась с неизбежным. Великая мудрость ставила её намного выше жалких существ, не стоивших её гнева. Теперь она позволяла изредка касаться себя, но свой туалет по-прежнему, несмотря на своё положение, совершала сама, не вынося посторонних рук на теле. Однако прислуга знала своё дело: обеспечивала ей необходимый комфорт и всегда смотрела вслед с наивным, плохо скрываемым обожанием. Поэтому сейчас жрица несколько недовольно, но одновременно и благосклонно взирала на что-то лепечущую женщину, глаза которой светились обожанием, хотя ответом её, разумеется, не удостоила.
За окном мелькнула крылатая тень. Жрица тотчас вскочила и прильнула к окну. Инстинкт первобытной охотницы властно заговорил в ней: погоня, дикая, бешеная скачка, добыча… На ветке устроился ленивый, глуповатый голубь. Он похлопал крыльями, покосился в окно красноватым глазом и упорхнул. Жрица с ненавистью посмотрела ему вслед. Эти наглые, самодовольные птицы раздражали её, но были надёжно защищены способностью летать и прозрачным льдом оконного стекла.
Женщина вновь осмелилась окликнуть жрицу, и она, неторопливо обернувшись, одарила её царственным взглядом. Та наконец сообразила, что должна удалиться, но, покидая комнату, снова обратилась к неприкосновенной:
– Кс-кс-кс, идём молочка дам!
Жрица легко спрыгнула с высокого ложа, потянулась, вытягивая коготки, со свойственным ей одной изяществом подняла пушистый хвост и ответила звонким:
– Мурк!
