Раннее, раннее утро - Павел Вежинов

Павла Вежинова нет необходимости представлять советскому читателю.

Популярный в Болгарии, он хорошо известен и за ее пределами. У нас издавались военные повести Вежинова, рассказы, роман «Вдали от берегов».

В настоящем сборнике — восемь рассказов, написанных в разные годы последнего десятилетия.

И рассказы разные. Не по степени удачи — я ни один бы не рискнул назвать проходным, хотя некоторые мне понравились больше, некоторые меньше. Разными они мне представляются по другой причине. В них определенно чувствуются разные стороны авторской индивидуальности.

Автор, вступая в материал каждого следующего рассказа, словно уходит из опыта предыдущего, из манеры, из стиля, ранее найденного. Он предлагает новый эксперимент на новом и неожиданном наклоне изобразительной плоскости. Тут, однако, нет никакой нарочитости, игры в усложненность формы, в многозначительную недоговоренность или, напротив, в многозначительную многословность.

Поиски зримой точности выражения продиктованы не желанием удивить неожиданной гаммой фантазии и умения. В писателе, настойчиво и разносторонне работающем в литературе три десятка лет, подобные желания перебродили и, перебродив, превратились в несравнимо более острое желание. Желание высказать словами естественными, как дыхание, то, что литератор понял, пристально вглядываясь в людей, подолгу анализируя, сопоставляя жизненные явления. Высказать, доброжелательно относясь к тем, к кому обращаешься. И, вместе с тем, не заискивая перед ними, не обманывая, не определяя смысл явления приблизительно, не подымая по-менторски палец над течением рассказа о страстях и судьбах своих героев.

Иные считают, что самобытность писателя лучше всего выражается выбором необычного по фактуре материала, описанием событий необыкновенных, граничащих с неправдоподобием. Но Вежинов смог выразить философию и приметы времени, свою человеческую и художническую позицию, предложив объектом читательского внимания происшествия рядовые, события, носящие характер, на первый взгляд, частный.

Ситуация, положенная в основу рассказа Вежинова «История одного привидения», не бог весть как оригинальна. Людей типа референта Седларова мы встречали и в жизни, и в литературе. Юмористами и сатириками разных стран описан тип служащего, не имеющего ни собственных взглядов, ни собственного мнения, не вкладывающего в порученную работу ни грана души, дабы не ошибиться, не разгневать начальство, не потерять должности.

По первым страницам рассказа могло сложиться впечатление, что Вежинов ставил целью нарисовать тысяча первую карикатуру на подхалима и приспособленца. За это, кстати, не обязательно бы и упрекать автора — зло, несмотря на частые сатирические инъекции, существует, и гражданский долг литератора продолжать общую борьбу с ним. Но Вежинов увидел свою задачу иначе.

Вежинов не ограничился чертами гротеска в обрисовке фигуры Седларова. Интонация автора не только гневна, но и печальна. Карикатура — искусство верхнего слоя изображения, а Вежинов берет глубже. Он попытался найти психологические мотивировки поступков Седларова, измерить скорость подводных течений, сносящих референта к бесславному концу. Вежинов захотел рассмотреть одиночество Седларова. Понял жизнь Седларова как трагикомедию.

Герой другого рассказа Вежинова «Полуночный посетитель» — изобретатель аппарата, читающего чужие мысли на расстоянии, говорит: «Познавать зло вовсе не значит самому стать злым!.. Это значит — яснее видеть реальную дорогу к добру». Здесь в сюжет заметно вплетена линия фантастики — как, впрочем, и в «Истории одного привидения». И точно так же, как и там — это повод ярче осветить проблему, а никак не самоцель. С другой стороны, и в том и в другом рассказе автор работает на напряженном сюжете. И вообще почти во всех рассказах Вежинов искусно строит сюжет, искусно пользуется сюжетом, уверенно забирает внимание читателя, подчиняет его ритму повествования.

Вежинов отлично владеет и диалогом. И, что особенно ценно, умеет находить точные пропорции диалога и действия.

В этом плане интересно сравнить «Полуночного посетителя» с рассказом «Раннее, раннее утро». Первый — при всех фантастических элементах, в него включенных, — близок к публицистике. Повествование ведется от первого лица. В событиях, кроме рассказчика, участвуют изобретатель и изобретенный им аппарат. Аппарат соединяет собеседников, вынуждает их вести разговор под общим знаменателем искренности и доверия. Таким приемом автор оправдывает некоторую прямолинейность рассуждений. Прием помогает подчеркнуть мысль, но раскрытию характеров он, на мой взгляд, не способствует. Рассуждения отделились от характеров. Гораздо большего единства решения и строгости пропорций Вежинов добился в рассказе «Раннее, раннее утро».

…Два человека удят рыбу на рассвете. Настоящую рыбу, из настоящего озера, на настоящем рассвете. Беллетристическая точность Вежинова не дает оснований не поверить в их подлинность. Вместе с тем автор чрезвычайно лаконичен в описаниях. Зеркалом действия становится диалог. Диалог, где слово не повисает в неопределенности, а падает на дно характеров, давая представление о глубине. Персонажи Вежинова спорят из-за пойманной рыбы, говорят про рыбу, а выходит так, что рассказывают они о себе и с беспощадной откровенностью.

Ценно в прозе Павла Вежинова и то, что, зная секрет экономии средств выражения, он не бывает лаконичным ради лаконичности. Когда для четкости композиции автор эффектно отсекает живые ветви подробностей. Когда в жертву внешней динамике приносится психологический анализ, требующий приближения к читателю деталей, помогающих понять быт, общественную жизнь, профессиональные заботы.

Тема рассказов — «Мальчик со скрипкой», «Мой отец», «Суд» — тоже не нова в литературе. Точнее сказать, тема эта всегда нова, если вещь удается автору, и выглядит безнадежно устарелой, тривиальной в случае неудачи или в случае благополучного баланса достоинств и недостатков, что хуже, чем откровенная неудача.

Тему эту — со времен Тургенева — называют: отцы и дети. Она, конечно, неизмеримо шире и объемнее прямого сопоставления и противопоставления детей и родителей, старших и младших. В теме — лабиринт поворотов. Здесь вечный риск — заблудиться. И еще больший, пожалуй, риск идти, освещая себе путь свечой, зажженной опытом предшественников. Освещенный путь не нужен — он пройден.

«Мальчик со скрипкой». — В ситуации много пройденного и много повторенного. Уже было: невнимательные родители, далекие от душевной жизни сына, косвенные виновники совершенного сыном преступления. Жанр подобных историй — часто развернутые прописи с достаточно похожими на натуру иллюстрациями. Иллюстрации вызывают обычно дежурную эмоцию — вежливое согласие с автором: мол, действительно, я тоже встречал и видел нечто подобное… А прописи — некоторое недоумение: зачем еще раз говорить всем известное?

Но Вежинов и не думает повторять, напоминать, поучать. Ему ни в коей мере не свойственна дидактическая прямолинейность. Он не выходит из повествования специально для поучений, разъяснений. Не тормозит сюжет. Напротив, искусно усиливает его динамику. Авторские выводы не выносятся за скобки