День перед Рождеством - Алёна Янушко

Ненавижу праздники. Любые. Будь то мой день рождения, новоселье родственников или масленица на городской площади. В декабре особенно тяжко: Рождество, следом Новый год. Вопреки суете, тревоге и хаосу, которые пожирают уже с конца осени, Рождество — самый любимый день в году. Видимо, это ощущение из детства. Мы всегда ехали в деревню. Праздновали, соблюдая все католические традиции. Одна из них — ужин из двенадцати постных блюд. Каждое нужно попробовать, хотя бы чайную ложку. Даже ненавистную перловку с маком, холодную. Сделать усилие и проглотить кисель — субстанции молочного цвета из отжатых овсяных хлопьев, настоеных с коркой ржаного хлеба, застывшую и напоминающую желе, только без вкуса. Вот даже привкуса никакого. Стол накрывали белой хлопковой скатертью, под которой — сено. Вся семья усаживалась, читали молитву. И только потом — шумные разговоры.

После ужина все вместе ехали в костёл. К началу службы люди уже стоят внутри плечом к плечу. Мы с Андреем всегда поднимались на балкон по деревянным ступенькам. На таких балконах находится орган. Но в деревенском костёле органа не было, зато можно было слушать ксендза с высоты. Слушать нам не хотелось. Поэтому, чтобы как-то скоротать время, мы играли. Поочереди загадывали человека снизу и шептали другу другу на ухо любую примету. Но только одну.

— Бабуля в синем платке.

— Впереди, по центру.

— Нет.

— Слева у скамеек.

— Ага!

— Мужчина в коричневом пальто.

— Прямо внизу, по центру!

— Неа.

Мы могли шептаться долго-долго, пока кто-нибудь не шикнет, или пока не надоест, или пока служба не закончится.

Сейчас, в этой взрослой жизни, всё не так. Когда бабушки умерли, постный ужин готовила мама. Я была на подхвате и мало что запомнила. Когда мама уехала, ужин превратился в мою обязанность. В первый такой год я звонила маме и писала в её старую кулинарную книгу меню для ужина: жареная рыба, винегрет, кутья, кисель из овсяных хлопьев, кисель-напиток, дрожжевые оладьи. Всего двенадцать. Мне хотелось схалтурить и сократить меню наполовину, но Андрей упрямо твердил про традиции. В тот год мы праздновали втроём: папа, Андрей и я. Зачем столько еды? “Традиция”, — был краток Андрей. Не поспоришь.

Блюда, вроде жареной рыбы, квашеной капусты, овощей для винегрета, я приготовила заранее. С остальным нужно было справляться двадцать четвёртого декабря, в Сочельник. То ли неумение рационально распределить время, то ли дел и правда было много, но уже к обеду я в испачканном фартуке и с мокрой от пота спиной хотела швырнуть миску, в которой дрожжевое тесто отказывалось расти, в дальний угол кухни.

Я только пристроила пятую точку на диван, чтобы выдохнуть, телефон запел голосом Imany. На экране — фото Оли.

— Алло? — устало выдохнула я.

— Хэллоу, Карамелька! — только она называла меня так, — Как твои дела?

— Не спрашивай, — вяло ответила я, — ща сдохну от этой готовки! Напомни мне не отмечать праздники, когда мы вырастем.

— Хах, развалина! Чем ты там занята? — её бодрый и радостный голос раздражал, хотя я была счастлива слышать подругу.

— А ты как думаешь? Ужин готовлю, — я искренне завидовала тому, что Оля приезжала на праздники к родителям и ей не приходится накрывать стол из дюжины блюд на несколько персон.

— Ты злая или мне кажется? — она считывала меня по дыханию в трубке.

— Я в ярости. И я устала, — простонала я.

— Такс, давай, собирайся! Тебе надо отвлечься! Заеду через пятнадцать минут! — откуда в ней столько энергии, думала я, и ответила:

— Не могу! Я меня факап с дрожжевыми оладьями! Тесто не поднимается! — я чуть не плакала

— Ну, с этим я тебе не помогу. Может дай ему время? — проговорила Оля с сомнением в голосе, — И себе тоже! Переодевайся, я выезжаю, — отбой.

Я осмотрела разгром на кухне. Кошка Афина сопела на полу. Пристроилась на месте, где плитка была особенно тёплой. Папы с Андреем дома не было, отлучились по каким-то неведомым мне делам. Я злилась, потому что не справлялась. А у нас ещё и ёлка не наряжена. Вытащили её из упаковки, распрямили ветки, так и оставили посреди гостинной.

Развязала завязки фартука, бросила его на стул и пошла переодеваться. Стащила домашние плюшевые спортивки и натянула чёрные высокие джинсы, футболку заменила на коричневый свитер с пуговицами-жемчужинами. Посмотрела в зеркало. Вид уставший, лицо цвета недозревшего банана, волосы рыжие, но уже русые от корней, завязаны в высокий хвост.

— Привет. Выглядишь погано, — тихо сказала я отражению. Стянула резинку с волос, расчесала густую копну, — Может хотя бы ресницы накрасишь? — задумалась. Макияж никогда не любила. Но тут услышала сигнал снаружи. Оля. Быстро провела бледно-розовой перламутровой помадой по губам и направилась в коридор. Натянула шапку, ботинки, пальто и вышла в холод. Двор замело. “Надо бы дорожки почистить,“ — пронеслась мысль. Руки замёрзли, не успела я повернуть ключом второй оборот в замке. Бросила связку в сумку и побежала к машине подруги. Открыла дверь, плюхнулась на сиденье с подогревом и ощутила тепло через пальто.

— Привет, Карамелька, — Оля весело чмокнула меня в щёку.

— Привет, — улыбнулась я, — ты когда приехала? — Оля после окончания университета осталась жить в Минске. Виделись мы совсем не часто с тех пор, как я столицу покинула. Я скучала. По шквалу её энергии, которая сбивала с ног, по нашей болтовне о пустом и о важном. Соскучилась по вечерам, когда мы смотрели кино, она называла всех актёров по именам, а я хлопала ресницами ”это вообще кто?” Соскучилась по нашему шопингу, когда я просто тащилась следом, а она пересматривала платья на вешалках. А потом мы вместе ехали домой, заказывали еду, смотрели “Друзей” и болтали, секретничали, делились болями.

— Сегодня утром, — Оля приезжала в город к родителям. — Не собиралась, но передумала. Праздники всё-таки, — мы выезжали из переулка, — Куда едем? — спросила она.

— Вариантов не то чтобы сильно много, — в городе работало всего два кафе, — ты хочешь что-то конкретное?

— Неа.

— Тогда поехали в “Ретро”?

— Давай. Что в городе нового? Ты вообще как?

— Всё стабильно. Вроде и не происходит ничего. Но дни пролетают с космической скоростью. Это если в общем. А сегодня я просто обессилена. Такие дела.

— Я так и подумала, — она подняла бровь, — Ты просто слишком серьёзно и ответственно относишься ко всему, что происходит. Даже если ничего не происходит!

Она уже парковалась у здания пиццерии:

— Прибыли! — объявила подруга, отстегивая ремень.

Мы вышли в морозный воздух. От