Самая темная ночь - Дженнифер Робсон

© 2021 by Jennifer Robson

© Павловская, О., перевод, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

Давно пора было отправляться домой. Но Антонина, после того как с помощью Сандро, добрейшего из санитаров, устроила маму в кресле у окна – в самом удобном кресле, привезенном из дома, – засиделась. Она расчесывала маме волосы и описывала вслух то, что удавалось разглядеть на пьяцце внизу. Можно было не сомневаться, что мама все слышит и понимает – она ведь поворачивает голову на звук голоса Антонины каждый раз, когда та приходит ее навестить. Мама крепко держит ее за руку своей здоровой рукой и сжимает пальцы чуть сильнее, когда дочка шепчет, что любит ее. Да и папа уверен, что мама их понимает, а он все-таки лучший врач в Венеции. Стало быть, вдвойне важно проводить с мамой побольше времени.

Однако колокола церкви Святого Иеремии прозвонили пять раз, так что папа наверняка уже ждет дома, а после заката ходить по городу небезопасно. Небезопасно с недавних пор.

– Мне пора возвращаться, надо помочь Марте с ужином. К тому же ты ведь знаешь: если я не напомню папе, что нужно поесть, он будет читать, пока не заснет прямо за рабочим столом. Помочь тебе перебраться обратно на кровать? Или хочешь еще тут посидеть до ужина?

Мама кивнула – это было такое слабое, неуловимое движение головой, что кто-нибудь другой и не заметил бы. А когда Антонина наклонилась поцеловать ее в щеку, мама закрыла глаза и подставила лицо – по-прежнему гладкое и прелестное – последним лучам солнца.

– Я вернусь к тебе утром, мам. Постарайся съесть все, что дадут на ужин, хорошо?

Путь домой для Антонины лежал через пьяццу, где еще кипела деловитая суета, затем по темному соттопортего Нового Гетто и вверх-вниз по ступенькам моста. Дальше нужно было свернуть на одну узкую, неосвещенную калле, затем на другую, и наконец впереди появлялся изящный силуэт их дома, фасад которого являл собой причудливую мозаику из розоватого кирпича и охряной штукатурки. Номер дома давным-давно выцвел и стерся, но никому не приходило в голову его подкрасить. Все и так знали, что достаточно постучать в зеленую дверь – и доктор Мацин выйдет к ним в любое время суток. [1] [2]

Антонина взбежала по ступенькам, проскрипела туфлями по свежевымытой лестничной площадке, по коридору и резко остановилась у отцовского кабинета, услышав голос. Должно быть, папа разговаривал с пациентом или записывал что-то важное, проговаривая собственные мысли вслух. С тех пор как научилась ходить, Антонина усвоила, что врываться в такие минуты без предупреждения к нему не следует, поэтому дважды постучала и подождала, пока голос не стихнет.

– Папа!

– Входи, – донеслось из кабинета, и она открыла дверь.

Доктор Мацин, вопреки ее ожиданиям, оказался не за рабочим столом, а за столиком у окна, и рядом с ним сидел один из его старинных друзей.

– Отец Бернарди! – воскликнула Антонина. – Папа не предупредил, что вы приедете. Мы так давно с вами не виделись!

Священник неловко поднялся и пожал девушке руку:

– Да, милая, прошу прощения, что не наведался к вам раньше. Твой папа сказал, ты ходила навещать маму. Как она себя чувствует?

– По-прежнему, но, по-моему, ей там хорошо. По крайней мере, хочется на это надеяться. А как ваше здоровье?

– О, не жалуюсь. Устал с дороги и мечтаю выспаться в собственной постели, но в остальном все отлично.

– Рада это слышать. Марта вас чем-нибудь угостила? – Антонина задала этот вопрос из вежливости – она сомневалась, что у них есть чем попотчевать гостя.

– Я пришел всего несколько минут назад, а ты ведь знаешь, как мы с твоим папой любим поболтать. Погоди-ка минутку, у меня для вас кое-что есть. – Отец Бернарди взял со спинки стула свое пальто, ощупал карманы и достал что-то завернутое в газетную бумагу. Через мгновение по комнате распространился восхитительный аромат. – Это от друзей из-за границы, – пояснил священник.

– Кофе… О, отец Бернарди, вы так добры! Пойду искать нашу caffettiera. Я мигом! [3]

Антонина уже стояла на стуле в кладовке и рылась на верхних полках шкафа, когда к ней заглянула Марта:

– Ты что здесь делаешь?

– Ищу кофеварку. Отец Бернарди приехал. Мы не пили кофе с его последнего визита, а это было несколько месяцев назад.

Марта вздохнула в своей типичной манере – протяжно и скорбно, с ноткой возмущения:

– Теперь пойдут пересуды – к нам опять пожаловал не кто-нибудь, а католический поп. Где только твой папенька такие знакомства заводит?..

– Отец Бернарди много лет был папиным пациентом и настоящим другом. К тому же к папе всегда приходят самые разные люди. Так что, думаю, никто и внимания не обратит. – Антонина наконец нащупала выщербленный алюминиевый бок кофеварки, запылившейся от полного небрежения, и вытащила ее из дальнего угла. – А где меленка?

– В соседнем шкафчике.

– У нас найдется немножко сахара для кофе?

– Если только немножко. Знаешь ли, если бы твой папенька потрудился предупредить меня, что к нам пожалует гость, я бы напекла bissetti. Так что сам виноват, – проворчала Марта. [4]

Однако она в любом случае не смогла бы приготовить свои бесподобные bissetti. Испечь печенье у них было не из чего – наскрести муки в кладовке не удалось бы, лимоны отсутствовали, сахара хватило бы лишь на то, чтобы слегка подсластить кофе, а свежих яиц они не видели месяцами. Но напомнить об этом Марте означало бы вызвать очередной шквал вздохов. Так что Антонина вымыла миску и намолола горстку кофейных зерен – каждое из них было редчайшей драгоценностью, на вес золота. Когда она всё вытряхнула из маленькой емкости меленки и вымела остатки до единой крупинки, того, что получилось, едва хватило на две крошечные чашки кофе – каждая на пару глотков. Зато кофейную гущу можно будет потом заварить еще раз для себя и Марты, потому что даже такой кофе на вкус лучше, чем caffè d’orzo – «кофейный» напиток из обжаренных ячменных зерен, – хотя некоторым удается убедить себя в том, что этот суррогат не хуже оригинала.

Впрочем, пока что Антонине достаточно было и одного аромата – она наслаждалась им, разливая кофе по очаровательным расписным фарфоровым чашечкам, купленным родителями во Флоренции