Мальчики - Елена Олеговна Гордеева

Ещё в старших классах, девочкой, присматриваясь к одноклассникам – мальчишкам, я с сочувствием относилась к мамам тех, которые имели двух сыновей. Мне было жалко этих женщин, на мой взгляд, одиноких в семье, железных дрессировщиков в племени чужом, незнакомом. Казалось, мужское окружение не может пагубно не повлиять на этих «несчастных» матерей, делая их самих немножко мужчинами. Про себя я точно знала, что у меня будет дочка или дочки и только, в крайнем случае, один сын.

Судьба посмеялась над моими девичьими страхами, и послала мне одного за другим двух сыновей. Первого я родила на пятом курсе в состоянии боевой готовности: заранее написала диплом – научный руководитель, не мог нарадоваться на моё прилежание – всё порывался послать меня с докладом на Урал. Преддипломную практику защищала уже полным дирижаблем и ещё осталась недовольной: мне хотелось пятёрку, а преподаватель с ужасом поглядывая на мои почти девятимесячные габариты схватил зачётку и ничего не слушая вляпал четвёрку. Так я вышла на финишную прямую, полежала неделю на сохранении и вышла буквально перед родами подышать свежим морозным январским воздухом. Срок мне стоял 10 января. Здесь надо сделать оговорку: у нас в семье большинство дней рождений парные – сестра родилась в день рождения папиной сестры, сама родила в день рождения папы, наши с ней два сына родились в один день и так далее. Короче, я не подкачала и родила своего первого сына 11 января в день рождения маминой сестры Олеси. УЗИ в те годы ещё не было, поэтому для всех всё было сюрпризом, и то, что мальчик – приятным. Мои родители после двух дочек хотели внука. Свёкор и свекровь хотели продолжателя фамилии, счастливый отец по той же причине радовался, ну и я заодно со всеми была счастлива, тем более роды были терпимые, мальчик родился красавец 4300, ростом 60 см, темноволосый, смугло- розовый, как персик. Акушерки восхищались и поглядывая на измочаленную суточными родами меня восклицали: «Красавец, наверное, в отца» и почему-то добавляли: «Отец-то нерусский?» Кормить сокровище приносили отдельно, на руках, так как в общую каталку ребёнок богатырского роста не влезал.

Дома, рассматривая крохотные розовые пяточки, мама умилительно сказала: «Какой розовый, гладенький, как пахнет вкусно младенчиком» и добавила уже другим голосом: «А вырастет здоровый, волосатый мужик с вонючими носками».

Назвали сына Артёмом. Это был паллиатив, так как родня азартно предлагала разнообразные варианты, а свекровь, не стесняясь, обхаивала не свои. Решили назвать так, как не хотел никто, – и, тем самым, никого не обидеть. Артём – значит, здоровый, и действительно Тёма в младенчестве радовал крепким сном – уже к месяцу спал по восемь часов не просыпаясь.

Сумасшедшая соседка, восторгаясь Тёминой небесной красотой и улыбчивостью, восклицала: «Ну просто наследный принц республики!» В 7 месяцев у меня закончилось молоко, и до года Тёма жил святым духом, отвергая любой прикорм, зато потом стал есть мясо и до двух лет питался, в основном, мясом: языком и куриными ножками. В голодном Томске это составляло определённые трудности, но мы объединёнными семейными усилиями всё преодолели. Артём рос энергичным, любознательным мальчиком, склонным довольно долго к диатезу, что создавало определённые проблемы. Помню мы с мужем как-то купили (удалось) ящик персиков для уже семилетнего ребёнка, а у него разыгрался диатез. Ящик засунули под диван и стали ждать, когда болезнь пройдёт. По ночам выдвигали персики и начинающие подгнивать ели сами, остальные задвигали обратно. Через какое то время сообразили, что съели почти ящик подгнивших фруктов, а Тёма всё светился диатезной мордахой.

Время шло, жизнь протекала по путям, предначертанным свыше. Разведясь и выйдя второй раз замуж, мы переехали из Томска в Омск. Артём ходил в детский садик, затем пошёл в первый класс в Москве, куда мы вместе с мужем прибыли по делам. Наша жизнь втроём в Москве больше походила на выживание и бег с препятствиями. Муж снял комнату у диссидентствующего тунеядца Гриши, как позже выяснилось, с психиатрическим диагнозом. Жили втроём, в небольшой комнате, иногда вчетвером – это если радовали гости. Муж на стажировке в одном институте, я целыми днями ношусь, дописываю свою диссертацию, вечерами учим уроки, а по будням и выходным с провинциальным прилежанием и пониманием безотлагательности пытаемся окультурить ребёнка по всем известному реестру. Всё осуществлялось бегом и нахрапом, и конечно, были у нас обидные промахи и ляпы.

Притащила как-то Артёма в Кремлёвский дворец съездов на «Дон Кихота» – он был подхвачен мной после продлёнки и по дороге развивался за мной, как елец на кукане, не снижая скорости, я вознесла его в лучший на тот момент буфет страны (посещение элитного общепита входило в программу окультуривания). Время поджимало, поэтому мы с наскока набрали деликатесов и на запивку взяли два крюшона, как позже выяснилось, алкогольных. В итоге Тема запил банкет водой из-под крана в туалете, (к буфету было уже не подойти), а я наслаждалась Минкусом на повышенном градусе.

В довершении человеческой комедии моя дальняя московская тётя схватила инсульт прямо за рулём и была срочно госпитализирована. К моему расписанию добавилось кормление её пожилой мамы и посещение больной. Часов в сутках стало явно не хватать, время уплотнилось и закрутилось воронкой, мы с мужем мобилизовали скрытые резервы, расчёт шёл на минуты,… но Тёма жил по своим детским законам и правилам, и нас лихорадило. То мы вдвоём отдельно друг от друга пришли за ним в «Образцова», и я схватив его, что называется на подлёте, поволокла на заседание кафедры в МИНХ, где Тёма с толком провёл время изображая лифтёра с экзотичными для него африканцами. Телефонов сотовых ещё не было, и пока я после кафедры добралась до дома, персонал театра совместно с привлечённой милицией искали нашего пропавшего прямо из зрительного зала сына. В другой раз Артём был посажен в автобус до дома с ключом на шее. Я целеустремлённо нырнула в метро, а сынуля, тут же потеряв полученный на билет пятак, выскочил из автобуса, чтобы попросить у меня ещё, – и оказался один на площади. Советский ребёнок, воспитанный на дяде Стёпе, не растерялся, двинулся к ближайшему милиционеру и радостно заявил: «Дядя милиционер – я потерялся!» Выяснилось, что ребёнок не знает свой адрес в Москве, где работают в Москве родители – тоже не знает, зато знает, в какой школе он учится, и дорогу от школы до дома может