Марья Петровна не может - Дарья Урбанская

Я стояла перед дверью, и у меня тряслись поджилки. У меня, бухгалтера со стажем, матери двух драконов и сумасшедшего кота. Да я огонь, воду и медные трубы в этой жизни прошла, а поджилки, получается, были и не в курсе.

Давно мечтала сходить на приём к психологу, но как-то было стыдно в этом признаваться. А вдруг кто узнает? А что обо мне подумают? Конечно, психолог – это не психиатр, он диагнозов не ставит. Но народ у нас дикий, тёмный, необразованный.

А тут, всё! Решилась! Гори всё синим пламенем.

Последние месяцы выдались особенно тяжелыми. Работа, дом, муж, дети, сезонный авитаминоз. Полная чаша, как говорится. Но вставать по утрам не хотелось категорически. Да что уж там вставать, жить в принципе не хотелось.

Я прочитала в интернете, что это называется эмоциональное выгорание. Ну правда, все симптомы как с меня списаны. Радуюсь любой паузе в делах, ощущаю бессмысленность происходящего вокруг, не хватает сил на эмоции, но при этом окружающие постоянно раздражают по мелочам.

Я изучила рекомендации и следовала им неукоснительно. Устроила перезагрузку. Сходила на маникюр. А потом ещё на всякий случай в храм. Обзвонила подруг и организовала караоке-вечеринку. Спускала пар в тренажерном зале. Даже разбила две тарелки, пока никого не было дома.

И вроде всё стало налаживаться. Как будто бы жизнь заиграла новыми красками, даже муж заметил, что я стала меньше ворчать из-за всякой ерунды. А оказалось, что я в принципе стала меньше реагировать на внешние раздражители.

Озарение пришло, когда дети, играя в мяч (в квартире!), сбили вазу, стоявшую на полке над письменным столом. Она пошатнулась, драматично и медленно, как в кино, и рухнула вниз, точно на открытый ноутбук, во все стороны разбрызгивая воду и леденящие душу волны ужаса.

Ноут был новенький и казенный. А ваза бабушкина и хрустальная. Как это обычно и бывает, современность не выдержала столкновения с прошлым. Новомодный девайс покорежило, часть кнопок разлетелась веером, как семена у огородника, а их место уютно заполнила водица.

Дети стояли и смотрели на меня квадратными от паники глазами. Вероятно, уже прикидывали, что им выбрать – ритуальное сеппуку прямо здесь и сейчас или недельную повинность в виде мытья посуды и выброса мусора.

А что я? Я вздохнула, развернулась и молча пошла за тряпкой. Не побежала, не рванула, не кинулась. Пошла.

Вот тогда я и поняла, что мне пора. К психологу. И теперь вот стояла и дрожала под дверью.

Ну всё! Выдохнула, повернула ручку, вошла…

***

Девушка, сидевшая за столом, подняла голову, и лицо её озарила радостная улыбка.

– Жду Вас, здравствуйте!

Она поднялась и деловито провела меня вглубь кабинета, где стояли два кресла, а на круглом столике уже был сервирован чай. Вот теперь верю, действительно ждала.

В одном из кресел лежал планшет с подколотым листом. Психолог взяла его в руки и присела.

– Не возражаете, если я буду делать заметки? Если Вас это смущает, могу включить диктофон.

– Нет уж, давайте по старинке, – проворчала я, устраиваясь поудобнее.

– Как мне лучше к Вам обращаться? Мария Петровна? Мария? Маша?

– Марья, – с достоинством кивнула я.

Психологиня была молоденькая, но вызывала внутреннее доверие. Впрочем, её имя, возраст, внешность и образование были мне прекрасно известны, сама ведь выбирала к какому специалисту обратиться.

– Договорились. Ко мне можете обращаться Анна. Сегодня мы с вами просто знакомимся, никаких военных тайн я выпытывать не собираюсь. Вот эти конфеты просто нереально вкусные, я их обожаю!

И она по-свойски вытащила из вазочки сразу три штуки. Я даже умилилась. Какое непосредственное дитя!

– Да тайн никаких и нет у меня. И пытать не надо, я добровольно пришла сдаваться. Сама все расскажу, – начала я и постепенно выложила ей своё недовольство окружающей действительностью.

Мне, конечно, заранее объяснили всю методику работы. Не давить на клиента. Ждать, когда он будет готов раскрыться. Вот это всё. Но я-то за результатом пришла, за реальным советом, а не просто на кушетке полежать.

– А кстати где у вас кушетка? – я огляделась, закончив свой слезливый монолог, а Анна засмеялась.

– Кушетка имеется, попросить, чтоб принесли?

– Да нет, спасибо, в кресле вполне удобно. Я просто проверила, что вы не какие-то там шарлатаны, а всё по заветам Фрейда.

– Всё-всё, – заверила меня девушка, веселясь, – у меня и портрет Зигмунда Якобовича имеется, желаете взглянуть?

– Благодарю, не нужно.

– Ну как знаете. Тогда давайте к делу перейдём. Из Ваших слов я сделала вывод, что Вы очень вежливый человек. Невероятно удобный для окружающих, но в ущерб себе. Знаете, как говорят? Поначалу ребенок учится ходить и разговаривать, а потом сидеть и помалкивать. Вот Вы это последнее как раз освоили в совершенстве.

Я осторожно кивнула, пока не особо понимая, куда Анна клонит.

– Я также вижу, что Вы человек конкретный, – продолжила она, – и Вам в большей степени хочется решить проблему, а не копаться в её первоистоках. Я права?

– Правы, конечно. Я же так и сказала в самом начале нашей встречи!

– В целом это неверный подход, конечно, – покачала девушка головой, – но не будем же мы выяснять сталью какой марки Вас пырнули, если хлещет кровь? Нет, сначала надо промыть, швы наложить, повязку, подлечить. А потом уже разбираться.

– Отличные у Вас метафоры, прямо за душу берут!

– Спасибо. Одним словом, предлагаю эксперимент. Я дам Вам домашнее задание, и Вы постараетесь в течение одного дня его строго исполнять. Если заметите положительную динамику, то приходите снова. Обсудим и наметим план дальнейших действий.

– Что за домашнее задание? – подозрительно поинтересовалась я. Конечно, вряд ли придётся кукарекать голышом, но всё же люблю заранее знать, на что соглашаюсь.

– Я предлагаю Вам в течение дня применять приём ментального дистанцирования. Это значит, что как только кто-то обратится к Вам с просьбой, которая Вам неприятна, Вы станете отвечать от третьего лица.

– И что это даст? – скептически протянула я, уже представляя какой фантастической дурой я себя выставлю, если соглашусь на эксперимент.

– О, это очень действенный метод борьбы с неприятными эмоциями. Эффект заключается в том, что мысли о себе и других людях обрабатываются у нас в разных зонах головного мозга. И мы легче прощаем ошибку кому‑то, чем себе самому. Гораздо проще переносим плохие новости о посторонних, не так стыдимся из‑за чужих неудач, как могли бы стыдиться за себя, меньше смущаемся. В целом