За 10 станций до конечной - Эвелина Рожкова

– Станция «Щелковская». Конечная. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны.

Я, затаив дыхание, сделала шаг и очутилась на платформе.

Десятью станциями ранее

Я стояла на платформе, задумчиво вглядываясь в темноту тоннеля. Поток людей за моей спиной, казалось, хлынул из всех щелей поезда и распространился по станции.

Что ж, я снова оказалась внутри гудящей толпы. Она вибрировала и перемещалась, словно единый живой организм. Люди толкались, протискивались кто куда, а я так и оставалась безучастно стоять на месте.

Скопление людей, напоминающее пчелиный рой, буквально вытекло куда-то за пределы подземелья. На платформе стало тихо, и только иногда где-то далеко можно было услышать стук каблуков.

Я все еще стояла неподвижно. Говорят, там, наверху, идет дождь. И, похоже, весьма неслабый – на станции оказалась девушка, ведущая борьбу с насквозь мокрым складным зонтиком, который, очевидно, складываться и не собирался.

Мой взгляд уткнулся в надпись на стене: «Смоленская». Я невольно улыбнулась – именно с этой станции началась моя любовь к Метрополитену. Маленькой девочкой я разглядывала мраморные стены и белые потолки, в которых чувствовала себя настоящей принцессой в замке. Не удивительно, что эта станция привлекла мое внимание – она такая же светлая и воздушная, как счастливые детские мечты.

На самом деле, я спускаюсь в метро как в укрытие от всего мира. Не зря же говорят: «Хочешь спрятать – спрячь на самом видном месте». Прятаться лучше в толпе, которой нет дела до тебя.

Из темноты тоннеля показался тусклый желтоватый свет. Фары поезда выползли из мрака и выволокли за собой вереницу вагонов.

Моих волос коснулся мягкий, теплый ветер. Он шелохнул пряди, дотронулся до шеи и умчался прочь. Двери открылись.

Не хотела об этом вспоминать, но, увы, сказать придется: кажется, это моя последняя поездка. Мне всегда твердили, что я сильная, но, как оказалось, болезнь в разы сильнее. Понятия не имею, сколько именно мне осталось – может, неделя, а, возможно, только несколько часов. Вы скажете, что я чересчур спокойно об этом говорю, но я, наверное, просто устала бояться. Вот и подумала, что сесть на поезд – лучшее, что могу сделать. И не важно, куда он меня привезет.

Несколько минут спустя поезд уже стоял на «Арбатской». В вагон пробрался запах кофейных зерен, шоколада и, наверное, моей первой любви. Здесь царит уютная изысканность, полумрак с вкраплениями света. Эта станция донельзя романтичная, будто созданная для мимолетных поцелуев в тени колонн и долгих, нежных объятий.

Я чувствовала, что поезд набирает скорость, но мысли так и остались на той платформе. Кисть правой руки стало приятно покалывать – мое подсознание сохранило тепло рук «Того Самого», когда мы сидели на одной из лавочек и считали поезда. Их через нас прошло немало, и теперь они казались мне лишь теми, что мы упустили зря вместо того, чтобы сесть на первый попавшийся и укатить куда подальше. Сейчас понимаю, что надо было бежать, пока стучит сердце, бежать и добираться до целей, не дожидаясь следующего шанса или поезда.

У нас тогда были одни наушники на двоих, в которых неизменно играл рок. Мы наизусть заучивали песни Короля и Шута, гуляли по городу, связанные тонким черным проводком.

Поезд погрузился во тьму. За окном к нему тянулись провода, узкий проход стиснул пространство. Стук колес стал запуганным, словно это сердце поезда все сильнее стучит от быстрого бега.

Люди в вагоне притихли. Слабое освещение не могло скрыть того, что было снаружи, – пустоту. Все мы были заперты в капсуле, в некой машине времени, скрывающей живых внутри мрака.

Всего через минуту оцепенение спало; тоннель вывел нас на «Площадь Революции». Как по мне, революция происходит внутри у каждого, кто оказывается на платформе. Статуи людей заставляют переоценить общество в целом. Взять, например, бронзового отца с сыном на руках. Мужчина держит малыша то ли показывая ему все вокруг, то ли демонстрируя прохожим. Я каждый раз проходила мимо и думала, хорошо, что статуя неподвижна. Мальчик даже спустя много лет будет сидеть у отца на руках, останется цел и невредим. Он, как и я когда-то, может почувствовать себя в безопасности в крепких папиных руках, хотя вокруг кишит непонятная суматоха. Но, знаете, за новые и новые встречи с ним стало казаться, что глаза малыша становятся взрослее, а он все же перенимает многолетний опыт отца.

Статуи бронзового цвета – законные жители платформы. Они выбрали каждый себе по уголку и наблюдают за перемещениями подвижных людей. Может, они смотрят на нас с уверенностью, что мы слишком глупые и наивные, или, напротив, молча завидуют нашей возможности уехать.

Двери вновь открылись и пустили людей наружу. С каждой станцией поезд все наполнялся новыми пассажирами, набирал жителей своего маленького импровизированного городка. Интересно, тяжело ему потом отпускать их – уже прижившихся персонажей Метрополитена?..

Одного взгляда на платформу хватило, чтобы понять, где я нахожусь. «Курская». По телу пробежали мурашки – значит, я еще жива. Станция, конечно, очень красивая, но на ней я впервые осталась совсем одна.

Я проводила взглядом поезд; он с нарастающим гулом скрылся в темноте и увез с собой тех, кого я раньше считала друзьями. Первый раз в своей жизни я поняла, что могу быть по-настоящему одинокой. Мне не с кем поговорить, у меня кроме самой себя никого нет. Осталась лишь слабая надежда, что это все временно.

Я бродила по «Курской» словно по музею собственных страхов и ошибок – пару раз даже показалось, что кто-то шипел, чтобы посетители вели себя тише или не трогали экспонаты.

Год спустя я приехала на «Электрозаводскую». Просто ходила по станции и разглядывала потолок, на котором будто бы висели гигантские перевернутые свечи. Это были два мира – темные плиты на полу, похожие на шахматную доску, и повернутый к ним светящийся свод. Я тогда была между ними, но готовая подняться выше, к свету, стать частью верхнего мира. И, знаете, тогда у меня получилось.

Я на протяжении года чувствовала себя поездом, который потерялся среди станций в поисках депо. Многолюдные платформы не принимали меня, тоннели вытесняли прочь, другие поезда были далеко впереди или ехали в противоположном направлении. Но вот однажды я решилась поднять взгляд и посмотреть на одинокое величие станций, которые тихо улыбались мне.

Получается, метро было со мной на протяжении всей жизни. Платформы