Не бойся, я с тобой! - Дарья Павлова

Тонкая нить кардиограммы нервно вздрагивает, отсчитывая слабые толчки уставшего сердца. Через секунду вялый зигзаг сдается и превращается в линию.

Жизнь с ее бесконечными проблемами, радостями и горестями, взлетами и падениями превращается в ровную дорогу. Дорогу в один конец. Вера понимает это, но не боится. Она летит по темному тоннелю, в ее руках зажата упаковка батареек, и ей совсем не страшно.

***

— Да, это еще одна конченая, — фыркнула толстуха прокуренным басом и выпустила струйку дыма в открытую форточку, — ее сегодня привезли. Чудом откачали. Она не жрала ни черта, вот мотор и отказал. — Женщина зажала дотлевающий окурок двумя толстыми пальцами и смачно затянулась.

— О как, — протянула старушка со шваброй в руке, — видать, беда у ней была, вот она голодом себя и морила. Страдала.

— Страдала, ага! От безделья пухла. Знаю я этих пустоглазых. Смотрят на тебя стеклянными зенками, а в них пустота. Ей хоть часть моих проблем, посмотрела бы я, как она запела.

— Ладно тебе, Светка, неужто не жалко. Она же маленькая, дитятко.

— Кто маленькая? Эта? Да ей двенадцать лет. Дитятко нашла. Тетя Шура, ну ты даешь.

— Что ж она худенькая такая, кожа да кости.

— Ну, я же говорю, не жрала ни черта. Вот и получила по заслугам.

— Тьфу на тебя, — сплюнула старушка. — Давай, дуй отседа, еще накурила. Мне работать надо и тебе тоже.

Недовольная толстуха с грохотом захлопнула деревянную форточку и шаркающей походкой вышла в коридор.

Колченогая старушонка втащила в палату цинковое ведро и принялась елозить шваброй по шершавым половицам. Вера лежала на кровати и старалась уснуть, но звук шкрябающей швабры не давал ей провалиться в дрему.

Ее привезли сегодня утром, после того как она в очередной раз потеряла сознание. За последние полгода это была ее третья госпитализация.

Обычно все шло по одной схеме: потеря сознания, скорая, две недели стационара, капельницы, каши с комочками и клятвы, что теперь она начинает жить по-новому. Точнее, по-старому. Как раньше, до болезни.

***

Три года назад жизнь Веры изменилась. В десять лет она потеряла отца. Мать сказала, что у его сердца села батарейка. Вера не понимала, почему никто не купил ему новых? Когда вся семья поехала на похороны, она протянула матери упаковку Duracell и попросила передать их папе. Женщина разрыдалась, но ничего не взяла.

Отец заботился о Вере: подбрасывал в школьный рюкзак любимое «Оrео», учил плавать и прогонял страшные тени перед сном. А еще у них была традиция. На Новый год они расстилали под пахучей елкой одеяла и, поедая шоколадные конфеты, смотрели рисованные советские мультики.

После смерти отца Вера ощутила сильную нехватку тепла. Она хотела согреться около матери, но та нашла себе другого компаньона — дядю Колю. Днем он чинил стиральную машину, менял лампочки, точил ножи, а по ночам согревал женщину в большой родительской кровати.

Через полтора года они поженились. На вторую годовщину смерти отца молодожены принесли в дом первенца. Вера окончательно ушла на второй план, а на дверях ее комнаты появилась табличка «не входить».

После смерти отца детство Веры с игрушками, просмотром мультиков и настоящей елкой на Новый год закончилось. Телевизор занял дядя Коля, игрушки перешли к малышу, а живую ель заменила искусственная подделка.

И вроде Вера любила маленького брата, и дядя Коля оказался добрым и веселым человеком, но жгучая ревность обжигала холодом. Унять зудящее чувство одиночества помогали только сладости. Они, как и при жизни отца, давали теплоту и приятное ощущение безопасности.

Ледяное одиночество не давало покоя ни дома, ни в школе. Одноклассники сторонились молчаливой Веры, подшучивали над ней. Однажды кто-то крикнул: «Фу, какая она толстая!» Чека от бомбы, что так долго лежала рядом с Верой, оторвалась.

Придя домой, она разделась и стала изучать свое тело. Тошнота подступила к горлу. Вязкое чувство омерзения обволокло ее. Наконец-то она поняла причину своего одиночества: «Я урод!»

Вера отказалась от сладостей. Плотный завтрак заменил обезжиренный творог и орехи. Школьные обеды были исключены, а на смену вечерним котлетам пришел овощной салат.

Мать радовалась таким изменениям. За пару месяцев Вера из пухлой девочки превратилась в стройную девушку. Другие поставили бы здесь точку, но для Веры это была лишь запятая. Размер порций уменьшался так же быстро, как и цифры на весах. Они вели обратный отсчет: 45, 44, 43. Когда показалась цифра 35, у Веры случился первый обморок.

Лежа в больнице под капельницей, она слезно обещала суровым докторам и зареванной матери, что обязательно начнет есть. Но съедая три ложки овсяной каши и подходя к зеркалу, Вера снова испытывала ужас. Она не замечала торчащих ключиц, выпирающих скул и синяков под глазами. Потухшие карие глаза видели только «жирный живот».

***

Старушка вымыла пол и, погасив свет, плотно закрыла скрипучую дверь на замок. Наступила тишина. Вера открыла глаза. Кафельные стены, окно с решеткой, панцирная кровать и ржавый умывальник. Эта больничная палата сильно отличалась от предыдущих.

Вера поднялась с постели и опустила ноги. Ледяной пол обжег босые ступни. Ни домашних тапочек, ни сотового телефона, ни сумки с вещами. Ничего. Только белое, пропитанное хлоркой постельное белье, бесформенная ночнушка и колючее одеяло.

— Где я? — прошептала она.

Вера двинулась к окну. За грязным стеклом виднелся обглоданный лес. Близился Новый год, но земля, словно проклятая, до сих пор стояла в черном трауре.

После смерти отца Вера разлюбила этот праздник. Но по какой-то неведомой силе каждый год 31 декабря она ждала чудо. Какое именно, она и сама не знала. Но ожидание волшебства не покидало ее всю новогоднюю ночь. Однако утром, обнаружив под пластмассовой елкой очередную пластиковую куклу, она снова забывала об этом.

Вера стащила с кровати колючее одеяло и, бросив его на обшарпанный подоконник, забралась на него. Она сидела, поджав острые коленки к подбородку, и, глядя, как ветер раскачивает фонарь, ковыряла старую краску на раме.

В этот момент в стену, где стояла ее кровать, кто-то постучал. Вера вздрогнула. Через минуту стук повторился. Она подошла к стене и, затаив дыхание, прислушалась. Вновь три удара. Любопытство пересилило. Вера сжала костлявую ладонь в кулачок и тоже постучала три раза. Ответ не заставил себя ждать.

— Привет, — раздался голос из-за стены.

Вера отшатнулась и ничего не ответила.

— Эй! Ты там?

Вера продолжала молчать, но играть в