- Извини, Варька, у нас электричку отменили.
- И знать ничего не знаю, - отрезала Варя.
- Я и так рано вышел.
- Мужчина обязан все предусмотреть. Куда пойдем?
- В "Гном".
- Нет уж, хватит с меня баров!
- Тогда к моему дядьке.
- Какому еще дядьке?
- А у меня тут дядька-художник. У него мастерская рядом.
Варя никогда не бывала в мастерских у художников и посмотрела на Петю с уважением. Лопух лопухом, а родственников правильных имеет.
Двое двинулись вниз по бульвару. Петюня не верил своему счастью и сиял от восторга, а Варя воображала себя искушенной, познавшей отраву жизни молодой женщиной и снисходительно дарила сладкие плоды влюбленному в нее мальчику, ощущая, как плывет у него под ногами земля.
- А ты правда меня любишь?
- Правда.
- А почему так поздно написал?
Петя пожал худенькими плечами.
- Боялся? Разве это стыдно, дурачок? Я ведь могла тем временем другого встретить.
- И встретила?
- Много будешь знать... - Она щелкнула его по носу, прижалась к нему и положила худенькую узкую руку на свое плечо.
Вот и все, она королева, а он - ее единственный подданный. Что же, бывают маленькие королевства. А на бульваре все равно никого нет и некому видеть, с кем идет по лужам девушка голубых кровей из Последнего переулка.
Опустился сырой осенний вечер, туманный и теплый, какие случаются в середине сентября, фары машин, огни в окнах и уличные фонари светились в дымке. Они свернули с бульвара, нырнули в паутину переулков с внутренней стороны кольца, прошли мимо церквушки, монастыря и гаражей и оказались возле большого семиэтажного дома. По грязной лестнице поднялись под самую крышу. Петя нашарил под половичком ключ и открыл дверь.
- А где же дядя? - шепотом спросила Варя, вступая в большое чердачное помещение.
- На выставкоме.
Судя по всему, художник был человеком разносторонним: на иных полотнах были пейзажи и натюрморты, на других портреты, и очень много обнаженных женщин. На книжной полке стояли иностранные книги на русском языке, о которых Варя знала по рассказам мамы, не смевшей эти книги провозить, и среди этих картин и книг девушке вдруг стало ужасно весело. Это была какая-то странная, лихорадочная, едва ли не истеричная веселость. Она принялась танцевать, сама себе напевая, крутясь между одетыми и неодетыми женскими фигурами. Все плыло у нее перед глазами, и тело будто не принадлежало ей в эту минуту. Наконец она выдохлась, закачалась и рухнула прямо на недоуменного, молча глядевшего на нее Петю.
- Чаю хочешь?
"Эх, Петя, Петя, - подумала Варя. - Странный какой-то ты, но хороший, волнуешься, стараешься. Тебе бы попасть в хорошие руки..."
Ей вдруг захотелось сделать ему приятное.
- Петруччио, - сказала она шепотом, - а ты когда-нибудь целовался?
Петька набычился и замолчал.
- Хочешь, научу?
Она приблизила к себе его лицо.
- Не бойся, дурачок, губы разожми и слушайся меня.
Губы у него были припухшие, как у ребенка, и сам он показался ей в сумерках вовсе не противным - просто задержался в развитии. По паспорту восемнадцать, а выглядит на пятнадцать. Но ничего, подрастет, наверстает. Она целовала его, гладила по затылку, а перед глазами у нее стоял Андрей. И целоваться хотя и было приятно, но того тревожного и счастливого полуобморочного рижского страха Варя не ощущала - было просто ровно и хорошо.
- Зачем ты это делаешь?
- Тебе не нравится?
- Нравится.
- Что ж спрашиваешь, дурачок?
Петька осмелел, стал шарить руками по ее груди, пытаясь залезть под кофточку, и Варя принялась отбиваться:
- Все, Арсеньев, все. Ну не надо, не надо. Не надо так делать, пожалуйста. Что ты надумал? Ты должен меня слушаться. Я тебя взрослее, я опытнее, я женщина, наконец. Да перестанешь ты, в самом деле! Я сейчас рассержусь.
Глаза у Вари сверкнули, и Петя попятился.
- Никакая ты не женщина, - сказал он обиженно.
- Я женщина, Петенька, - вздохнула Варя, глядя поверх стриженой головы на залитый дождем город. - Это случилось полгода назад. К нам домой приходил учитель испанского языка, старинный друг моей мамы. Уже пожилой такой, с сединой и с красивой серебряной бородой, разделенной на две части. От него всегда приятно пахло табаком для трубки и дорогим одеколоном.
Варя остановилась и искоса посмотрела на Петю. Он сидел не двигаясь, не дыша и не поднимая головы.
- Я сама не знаю, как это получилось, - продолжила Варя, и на глазах у нее навернулись слезы. - Бабушки дома не было. Мы читали текст про Дон-Кихота и Дульсинею, а потом он велел мне его пересказать. Я плохо себя чувствовала, и у меня ничего не получалось. Он немного сердился, сел рядом и стал показывать, как правильно произносить "элье" и как должен работать при этом язык. Приблизил свое лицо и стал меня целовать.
Варя затаила дыхание: ей вдруг показалось, что ее подслушивают.
- И что?
- Я ответила ему, - произнесла она трагически.
- Что ответила? - упавшим голосом спросил Петя.
- Я ответила ему поцелуем! - взорвалась Варя. - Не знаю, как это могло случиться, - голос у нее задрожал, - я сошла с ума, я никогда не думала, что я такая. Кому я теперь нужна?
- Мне, - выдохнул Петя.
Она невесело усмехнулась.
- И ты бы женился на мне?
- Женился б.
- Да тебе б мамочка не разрешила! - засмеялась Варя и потрепала его по волосам. - Ну я пойду. Пока.
- Не уходи. Ты не знаешь мою маму. Она добрая очень.
Варя задумалась.
- Пообещай, что ничего со мной не сделаешь.
- Чего не сделаю?
- Ну не застрелишь, например, на вокзале, если я вдруг соглашусь, а потом передумаю.
Но с Петюней творилось необычное. Печальный Варин рассказ не встряхнул его, не остановил, а, наоборот, подхлестнул: рука скользила теперь не только по кофточке, и весь он сделался куда более решительным.
"Вот козлиная порода, - думала Варя, молча отпихивая от коленок потную мальчишескую ладонь, - застрелит такой, как же!"
- Арсеньев, перестань, или я уйду!
Петя же не оставлял своих поползновений, детское простодушие исчезло с побледневшего, сумрачного лица, и Варя начала его побаиваться. Она сама не понимала, почему позволяет ему пробираться все дальше и не уходит, но вдруг сделалась вялой и отстраненной, будто все происходило не с ней и это не она оказалась на потертом, не застеленном бельем диване клюквенного цвета, а другая, незнакомая гибкая девочка вроде еще одной Вариной сводной сестры.
"Господи, глупо как, - думала она, следя за тем, как он ловко ее раздевает. - Зачем я это делаю? Сейчас он поймет, что я наврала".
- Нельзя сегодня, Петенька, мне сегодня нельзя, - шептала она, - ну, понимаешь, дурачок.
Но он ее не слушал, догадывался, что она обманывает его обычным девичьим враньем, а может быть, и он тоже был не он и все происходило во сне и виноватыми оказались картины, краски, мастерская, где позировали таинственному художнику женщины, не стесняясь своей наготы. Варя лежала с закрытыми глазами, представляя себя такой же натурщицей, которой велели замереть, и не успела понять, как все ее тело содрогнулось от боли...
Потом они ничего не говорили. Молча сидели и смотрели в окно. Варя пошла в ванную, а когда вернулась, в комнате горел свет, одетый Петька ходил по комнате, и Варя боялась посмотреть в его глаза. Она думала не о себе, а о нем. Каким было для него это потрясение? Но странное дело, ничего потрясенного в движениях ее первого мужчины не было, скорее некая деловитость, и объяснений от нее он не ждал. А может быть, просто ничего не понял?
Варя впилась глазами в его озабоченное лицо, а Петька потоптался и сказал:
- Ты извини, скоро дядя придет. Мне прибраться надо. Он не любит, когда... Я позвоню потом.
Варя заплакала. Она плакала оттого, что все произошло, произошло глупо, насмешливо и совсем не так, как ей представлялось, и не с тем, с кем хотелось, а Петя тихонечко подталкивал ее к выходу, помогая одеваться так же спокойно и уверенно, как недавно раздевал.
По темной заплеванной лестнице Варя сбежала, едва держась за перила, слабый свет падал из окна, тоненькая фигура отбрасывала на стену неясную печальную тень, в подъезде были слышны голоса, мяукнула кошка и заплакал ребенок, и жуткая мысль остановила Варю.
Господи, какая же она дура! Ведь он это все подстроил, он заранее знал, чем все кончится, привел ее в этот дом и намеренно разыграл из себя простака, а теперь звонит и перед всеми хвастается. Он использовал ее хуже Машки. И не ее первую наверняка сюда приводил. Она хотела разыграть его, а получилось, что разыграл ее он. Поединок, который она себе на беду выиграла в Риге, окончился сокрушительным поражением в Москве, она проиграла глупо, бесславно, унизительно. Варя заметалась по лестнице, а потом опрометью бросилась прочь от проклятого места.
Глава девятая
Сапожки
Она шла по незнакомым улицам, не разбирая дороги. Несколько раз пересекла бульвар, потом очутилась на площади, спустилась к реке и поднялась на высокий холм, откуда была видна большая часть города. Что это был за город и что она тут делает, Варя не знала. Город был пуст, город был чужд, по жилам его обитателей текла иная кровь, город не принимал ее и требовал, чтобы она как можно скорее его покинула.
