пробками. В каждой было два-три кубика прозрачной жидкости.
Я догадывался, что это такое. Митра давал мне попробовать препарат "Виндоуз хр-р" из похожей пробирки. Видимо, это была какая-то вампирическая библиотека. Пробирки были помечены номерами и буквами. На каждом ящике картотеки был индекс - комбинация нескольких букв и цифр. Видимо, к библиотеке должен был существовать каталог.
На стене висели две картины с обнаженной натурой. На первой в кресле сидела голая девочка лет двенадцати. Ее немного портило то, что у нее была голова немолодого лысого Набокова; соединительный шов в районе шеи был скрыт галстуком-бабочкой в строгий буржуазный горошек. Картина называлась "Лолита".
Вторая картина изображала примерно такую же девочку, только ее кожа была очень белой, а сисечек у нее не было совсем. На этой картине лицо Набокова было совсем старым и дряблым, а маскировочный галстук-бабочка на соединительном шве был несуразно большим и пестрым, в каких-то кометах, петухах и географических символах. Эта картина называлась "Ада".
Некоторые физические особенности детских тел различались - но смотреть на девочек было неприятно и даже боязно из-за того, что глаза двух Набоковых внимательно и брезгливо изучали смотрящего - этот эффект неизвестному художнику удалось передать мастерски.
Мне вдруг показалось, что в шею подул еле заметный ветерок.
— Владимир Владимирович Набоков как воля и представление, - сказал за моей спиной звучный бас.
Я испуганно обернулся. В метре от меня стоял невысокий полный мужчина в черном пиджаке поверх темной водолазки. Его глаза были скрыты зеркальными черными очками. На вид ему было пятьдесят-шестьдесят лет; у него были густые брови, крючковатый нос и высокий лысый лоб.
— Понимаешь, что хотел сказать художник? - спросил он.
Я отрицательно помотал головой.
— Романы Набокова "Лолита" и "Ада" - это варианты трехспальной кровати "Владимир с нами". Таков смысл.
Я посмотрел сначала на Лолиту, потом на Аду - и заметил, что ее молочно-белая кожа изрядно засижена мухами.
— Лолита? - переспросил я. - Это от "LOL"?
— Не понял, - сказал незнакомец.
— "Laughed out loud", - пояснил я. - Термин из сети. По-русски будет "ржунимагу" или "пацталом". Получается, Лолита - это девочка, которой очень весело.
— Да, - вздохнул незнакомец, - другие времена, другая культура. Иногда чувствуешь себя просто каким-то музейным экспонатом… Ты читал Набокова?
— Читал, - соврал я.
— Ну и как тебе?
— Бред сивой кобылы, - сказал я уверенно.
С такой рецензией невозможно было попасть впросак никогда, я это давно понял.
— О, это в десятку, - сказал незнакомец и улыбнулся. - Ночной кошмар по-английски "night mare", "ночная кобыла". Владимир Владимирович про это где-то упоминает. Но вот почему сивая? А-а-а! Понимаю, понимаю…
Страшнейший из кошмаров - бессонница… Бессонница, твой взор уныл и страшен… Insomnia, your stare is dull and ashen… Пепельный, седой, сивый…
Я вспомнил, что дверь черного хода все время оставалась открытой.
Видимо, в квартиру забрел сумасшедший.
— Вся русская история, - продолжал незнакомец, - рушится в дыру этого ночного кошмара… И, главное, моментальность перехода от бреда к его воплощению. Сивка-бурка… Началось с кошмара, бреда сивой кобылы - и пожалуйста, сразу Буденный на крымским косогоре. И стек, и головки репейника…
Он уставился куда-то вдаль.
А может и не сумасшедший, подумал я.
— Я не совсем понял, - спросил я вежливо, - а почему романы писателя Набокова - это трехспальная кровать?
— А потому, что между любовниками в его книгах всегда лежит он сам. И то и дело отпускает какое-нибудь тонкое замечание, требуя внимания к себе.
Что невежливо по отношению к читателю, если тот, конечно, не герантофил…
Знаешь, какая у меня любимая эротическая книга?
Напор незнакомца ошеломлял.
— Нет, - сказал я.
— "Незнайка на Луне". Там вообще нет ни слова об эротике. Именно поэтому "Незнайка" - самая эротическая книга двадцатого века. Читаешь и представляешь, что делали коротышки в своей ракете во время долгого полета на Луну…
Нет, подумал я, точно не сумасшедший. Наоборот, очень разумный человек.
— Да, - сказал я, - я тоже об этом думал, когда был маленький. А кто вы?
— Меня зовут Энлиль Маратович.
— Вы меня напугали.
Он протянул мне бумажную салфетку.
— У тебя на шее мокро. Вытри.
Я ничего не чувствовал - но сделал, как он велел. На салфетке остались два пятнышка крови размером с копейку. Я сразу понял, почему он заговорил про коротышек.
— Вы тоже… Да?
— Другие здесь не ходят.
— Кто вы?
— В человеческом мире я считался бы начальством, - ответил Энлиль Маратович. - А вампиры называют меня координатором.
— Понятно, - сказал я, - а уже решил, что вы сумасшедший. Бессонница, Набоков на Луне… Это у вас манера отвлекать такая? Чтобы укуса не заметили?
Энлиль Маратович криво улыбнулся.
— Как ты себя чувствуешь?
— Так себе.
— Вид у тебя, прямо скажем, неважнецкий. Но так всегда бывает. Я принес тебе мазь, смажешь синяки на ночь. Утром все пройдет. И еще я принес таблетки кальция - каждый день надо принимать пятнадцать штук. Это для зубов.
— Спасибо.
— Я вижу, - сказал Энлиль Маратович, - ты не очень-то рад тому, что с тобой приключилось. Не ври, не надо. Я знаю. Все нормально. И даже замечательно. Это означает, что ты хороший человек.
— А разве вампир должен быть хорошим человеком?
Брови Энлиля Маратовича залезли высоко на лоб.
— Конечно! - сказал он. - А как иначе?
— Но ведь… - начал я, но не договорил.
Я хотел
