В настоящем собрании «Записки ружейного охотника» печатаются по тексту третьего, последнего прижизненного издания с устранением неисправностей и опечаток.
Политипажи воспроизведены также по этому изданию; они были повторены и в Полном собрании сочинений С. Т. Аксакова (СПБ. 1886).
Морской куличок. – М. А. Мензбир полагал, что под этим именем Аксаков описал кулика, известного под названием мородунки.
…где они бывают во время весеннего пролета в невероятном множестве. – По этому поводу М. А. Мензбир замечает: «Это совершенно ошибочно: мородунка нигде не собирается на пролете «в невероятном множестве».
Лебедь. – По мнению М. А. Мензбира, недостаток описания лебедя у Аксакова состоит в том, что «очень трудно сказать, к какому виду наших лебедей это описание относится». «Судя по описанию наружного вида, – замечает по этому поводу С. В. Кириков, – следует считать, что С. Т. Аксаков имел в виду лебедя-шипуна… Но слова «зычный крик их» дают основание предполагать, что С. Т. Аксаков слыхал голоса и лебедей-кликунов… (у шипуна голос менее звонок, чем у кликуна). С. Т. Аксаков не различал этих видов лебедей. Этим и объясняется его примечание в 3-м издании: «Лебедь и гусь так всем известны, что считаем ненужными их политипажи».
Пруды, озера уток полны… – Цитированное С. Т. Аксаковым четверостишие «из послания одного молодого охотника» – отрывок из его собственного стихотворения «Послание к брату (Об охоте)» (см. том 4 наст. изд., стр. 252).
Чирок. – По утверждению С. В. Кирикова, «…под названием чирка-коростелька С. Т. Аксаков описывал чирка-трескунка… а под названием полового чирка – чирка-свистунка…».
Долго думал я, что крохаль – утка-рыбалка, особенная от гагары. – По утверждению С. В. Кирикова, «гагарой С. Т. Аксаков называет какую-то поганку». Тот же исследователь замечает, что более раннее мнение Аксакова, что крохаль и гагара – разные виды, справедливее.
…три ножные пальца, соединенные между собой крепкими глухими перепонками. – По этому поводу К. Ф. Рулье заметил: «…не глухими, а расщепленными».
Название гагары объяснить не умею. – К этому месту К. Ф. Рулье дал следующее примечание: «Названия галка, гусь, гагара, гагак, гагачь, гоголь звукоподражательны: говору, гаму (го-го) этих птиц. Голк – шум, гул; голанить – шуметь (горло, гайло)».
Гоголь. – По предположению К. Ф. Рулье, Аксаков под именем гоголя разумел самку гагары; М. А. Мензбир, соглашаясь с этим мнением, высказывал и другое предположение, что Аксаков описал под именем гоголя один из видов крохалей. «За последнее, – пишет он, – отчасти говорит упоминаемая красная радужина глаз и особенно описание формы клюва».
…последняя порода несравненно многочисленнее двух первых. – С этим утверждением полемизировал М. А. Мензбир, полагавший, что в Оренбургской губернии малый кроншнеп «положительно реже большого».
…больше не помню ничего. – «Это несомненно были так называемые глупые ржанки, гнездящиеся и пролетные в охотничьей области С. Т. Аксакова», – пишет М. А. Мензбир.
…свиристели, лесные жаворонки, дубоноски… – К. Ф. Рулье пишет: «Едва ли здесь не обмолвка поэта: по крайней мере под Москвою, да очень вероятно и в Оренбургской губ., свиристель, лесной жаворонок и дубонос не могут встретиться вместе потому, что дубонос здесь только веснует, лесной жаворонок только летует, а свиристель только зимует; притом же свиристель и дубонос не поют».
Что касается до свиристеля, то М. А. Мензбир указывает, что он «бывает в Оренбургской губ. только зимою и тогда не внутри леса, а по его окраинам, чаще же по кустам».
Копчик – загадочная птица… – «Едва ли может быть сомнение, – пишет М. А. Мензбир, – что под названием «копчика» автор говорит о чеглоке. Настоящий копчик – птица насекомоядная и нападает на птичек лишь редко и случайно».
…почему и называется косачом. – М. А. Мензбир замечает по этому поводу: «Глухарь-самец не имеет в хвосте черных косиц».
…они совершенно сходны с простыми тетеревами. – По утверждению М. А. Мензбира, тетеревиные и глухариные тока «весьма различны».
…некоторыми охотниками были сделаны мне возражения… – Очевидно, речь идет о статье В. В. в «Москвитянине» (1852, № 8), на которую Аксаков отвечал «Письмом ружейного охотника Оренбургской губернии» (см. наст. том, стр. 427–429).
Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах*
Это третий цикл охотничьих произведений Аксакова. Он имеет свою историю. Первоначально многие из включенных а него рассказов были предназначены для задуманного писателем в 1853 году «Охотничьего сборника». В соответствии со специально разработанной Аксаковым программой в «Сборнике» предусматривалась публикация художественных и публицистических произведений, «относящихся ко всем родам охоты без исключения». К изданию имелось в виду привлечь не только писателей, но и ученых. Характерно в этом отношении письмо родственника С. Т. Аксакова, Александра Михайловича Бутлерова – тогда еще молодого ученого, впоследствии знаменитого химика: «Очень я порадовался, милый дяденька, Вашему намерению издавать «Охотничий сборник». Быть может, и нам удастся принести что-нибудь в общую кассу» (ИРЛИ, ф. 3, оп. 13, д. № 15, лл. 9 об. – 10).
В конце концов «Охотничий сборник» не был разрешен. Истинная причина запрета, оставшаяся неизвестной даже самому Аксакову, ныне достаточно прояснена. Так называемое «дело» Аксакова в III Отделении сыграло здесь роковую роль (см. вступительную статью к т. 1 наст. изд.).
Словно предвидя возможность того, что идея с периодическим «Охотничьим сборником» «захряснет» где-то в высоких инстанциях, Аксаков вынашивал мысль об ином использовании обещанных различными авторами, а частично уже и подготовленных материалов. В письме от 30 апреля 1853 года он поделился своими новыми планами с Тургеневым: «В случае положительного отказа я все-таки выдам большой том – «Собрание статей о различных охотах» разных сочинителей» («Русское обозрение», 1894. № 9, стр. 36). Однако и эта идея оказалась неосуществленной. Одни авторы, посулившие Аксакову свое сотрудничество (Ю. Самарин, А. Хомяков), вовсе не сдержали своих обещаний. Другие выполнили свои обязательства лишь частично. Тургенев, например, вместо двух очерков прислал один – «О соловьях» – и тот с опозданием.
В конце концов пришлось отказаться от мысли о коллективном сборнике. Аксакову ничего другого не оставалось, как подготовить книгу, состоящую исключительно из его собственных произведений. 10 ноября 1853 года он писал Погодину: «Главное управление цензуры сначала позволило, а потом запретило издание «Охотничьего сборника», а у меня первый том уже написан почти одним мною» (Л. Б., ф. Погодина, II 1/59). Погодин в ответ предложил Аксакову напечатать на страницах «Москвитянина» все его произведения, предназначенные для «Охотничьего сборника», Аксаков отклонил это предложение. «Материалы «Охотничьего сборника», – писал он, – не могут быть все помещены в «Москвитянине», ибо многие статьи только потому имеют достоинство, что помещены вместе с другими, подле них. Например, есть у меня наблюдение за 15 лет о прилете и отлете дичи в Оренбург. губ.; для настоящего охотника это интересно, а для всякого другого читателя – пустяки. Читатели литературного журнала вправе роптать за помещение таких статей, которых у меня довольно, а потому я не оставляю намерения издать через год целый том статей о различных охотах. Через неделю, однако, я пришлю вам статью для «Москвитянина» «О травле ястребами перепелок» – охота слишком специальная, но статья, кажется, так написана, что должна понравиться и не охотникам» (письмо от 29 ноября 1853 г., Л. Б., ф. Погодина, II 1/59). Из цикла своих новых охотничьих произведений Аксаков представил Погодину для его Журнала лишь три рассказа: «Охота с ястребом за перепелками» («Москвитянин», 1854, т. I, Смесь, стр. 10–30), «Охота с острогою» и «Ловля шатром тетеревов» (там же, т. V, Смесь, стр. 159–176).
В 1855 г. Аксаков выпустил свои рассказы отдельной книгой, озаглавив ее: «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах». К сборнику был приложен очерк Тургенева «О соловьях». На этот счет у обоих писателей была специальная договоренность. 18 октября 1854 года Аксаков писал Тургеневу: «Рукопись моя «Рассказы и воспоминания о разных охотах» должна была поступить в цензуру в самых первых числах ноября. Но я очень рад подождать ваших статеек хоть целый месяц; они украсят мою книжку и придадут ей разнообразие, которого именно ей недостает» («Русское обозрение», 1894, № 11, стр. 19).
Третья по счету охотничья книга Аксакова принесла автору много творческих радостей. Сравнительно с предшествующими двумя книгами в этой элемент художественный играл несравненно большую роль. Новая книга была уже почти совершенно свободна от утилитарных, «специально охотничьих» элементов и приобретала характер свободного художественного повествования. Некрасов назвал ее «прекрасной книгой, исполненной дельных охотничьих заметок и наблюдений, живописных картин природы, интересных анекдотов и поэзии» (Полн. собр. соч. и писем, т. IX, М. 1950, стр. 255).
