Статьи и рецензии разных лет отмечали актуальность темы и остроту проблематики этого рассказа. К. К. Арсеньев писал: «В „Врагах“ необычайное стечение обстоятельств — у одного из действующих лиц умирает единственный сын, другого в то же самое время бросает жена — не вполне заслоняет собою контраст между двумя противоположными натурами, между представителями двух общественных групп, скрытая неприязнь которых всегда готова вспыхнуть и вырваться наружу» (К. Арсеньев. Беллетристы последнего времени. — «Вестник Европы», 1887, № 12, стр. 770). То же утверждал Г. П. Задёра: «В рассказе „Враги“ изображен конфликт между врачом и пациентом. Тема эта весьма жгучая, имеющая серьезное общественное значение. Публика то и дело жалуется на формализм врачей и отсутствие у них гуманности, врачи обвиняют публику в эксплуататорских поползновениях на их труд, свободу и т. д.» (Г. П. Задёра. Медицинские деятели в произведениях А. П. Чехова. — «Нива». Ежемесячные литературные и популярно-научные приложения, 1903, № 10, октябрь, стлб. 308). К. Ф. Головин (Орловский) видел во «Врагах» новый этап в творчестве Чехова, обратившегося к социальной теме (К. Головин. Русский роман и русское общество. СПб., 1897, стр. 455).
Критики отметила в этом рассказе глубину социального анализа: «„Враги“ — прекрасная характеристика двух нравственных типов нашей интеллигенции, сытого и голодного, распущенного и озлобленного» (1. ‹псевдоним В. Л. Кигна›. Беседы о литературе. А. П. Чехов. — «Книжки Недели», 1891, № 5, стр. 211). Ф. Е. Пактовский причислял рассказ «Враги» к тем произведениям, где автор раскрывает «среду, условия и лиц, сделавших героя бессильным и хмурым» (Ф. Е. Пактовский. Современное общество в произведениях А. П. Чехова. Казань, 1901, стр. 14). Критик В. Альбов находил этот рассказ типичным для раннего Чехова, открывавшего зло в привычной, будничной форме: «Какая дрянная, дряблая душонка скрывается часто под наружным видом человека, часто с приличною, а то и гордою осанкой… („Враги“)» (В. Альбов. Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова. (Критический очерк). — «Мир божий», 1903, № 1, стр. 101).
Художественная сторона рассказа вызвала вначале неодобрительные отзывы. 26 января 1887 г. В. В. Билибин в письме к Чехову замечал: «„Враги“ хорошо написаны, но… ‹…› но конец, на мой взгляд, как-то скомкан» (ГБЛ). В одном из первых печатных отзывов о сборнике «В сумерках» высказана мысль о неудачной композиции «Врагов»: рассказ охарактеризован как «натянутый и деланный» («Русская мысль», 1887, № 10, Библиографический отдел, стр. 590). «Казусом», случайным по содержанию, называл «Врагов» и А. Дистерло (подпись: Р. Д.). (Р. Д. Новое литературное поколение (Опыт психологической критики). — «Неделя», 1888, № 13, 27 марта, стлб. 422). С этим утверждением полемизировал Пактовский: «Чехову ставят в упрек то обстоятельство, что выбор тем у него носит характер случайности: то описывает он льва в клетке, то убийство ребенка, то случайную ссору двух незнакомых людей („Враги“) ‹…› но за каждым рассказом стоит одна и та же тема, одно стройное и цельное миросозерцание: писателю нужны самые разнообразные столкновения с жизнью людей на разных ступенях общественной жизни ‹…› чем больше столкновений с самой жизнью, — тем цельнее пред нами эта жизнь с ее деятелями» (Ф. Е. Пактовский, стр. 18–19).
Многие современники относили этот рассказ к числу лучших созданий Чехова. И. А. Бунин считал «Врагов» одним из совершенных произведений Чехова 1887 г. (ЛН, т. 68, стр. 677). В. А. Тихонов в письме к Чехову от 8 марта 1890 г., говоря о многосторонности его таланта, называл его «глубоким и тонким наблюдателем», сумевшим понять «врагов» (Записки, ГБЛ, вып. 8, 1941, стр. 67). А. А. Александров объяснял своеобразие позиции автора: Чехов, «выводя пред нами „плебея“ (доктора Кирилова) и „аристократа“ (Абогина) ‹…›, сам, с истинно художественным тактом, не склоняется на сторону ни того, ни другого: он стоит выше их и судит их судом художника». Особенно важным Александров считал финал рассказа, который «ясно показывает, во-первых, что автор ничем не подкупный судья, чистый, не тенденциозный художник, и доказывает, во-вторых, что он не только умеет правдиво и гуманно относиться к душе и сердцу человека, но даже возмущается и грустит, видя и в других „несправедливое, недостойное человеческого сердца убеждение“ и отношение человека к человеку» (А. А. Александров. Молодые таланты в русской беллетристике. III. Антон Чехов. 1888. — ЦГАЛИ, ф. 2, оп. 1, ед. хр. 35, л. 5–6).
Д. С. Мережковский подчеркнул своеобразие выражения лиризма, его скрытый, подтекстный характер: «Почти весь рассказ написан в строго объективном тоне, а между тем эта художественная объективность нисколько не исключает гуманного чувства, дышащего в каждой строке‹…›». Критика привлекли во «Врагах» описания природы, умение «изображать природу такими тонкими и вместе с тем резко определенными, индивидуальными чертами, что описание воспроизводит все неуловимые музыкальные оттенки впечатления ‹…›» («Северный вестник», 1888, № 11, стр. 86, 80–81). Поэтичность рассказа отметил В. А. Гольцев: «Как художник, Чехов может опоэтизировать горе, самую смерть. ‹…› Эта поэтизация горя может, конечно, вести к крайне вредным результатам, стать весьма прискорбною односторонностью; но Чехов свободен от такой односторонности» (В. Гольцев. А. П. Чехов (Опыт литературной характеристики). — «Русская мысль», 1894, № 5, стр. 49).
«Высокохудожественным» назвала рассказ «Враги» переводчица его на английский язык Дора Жук (письмо ее к Чехову из Англии от 22 октября н. ст. 1900 г. — ГБЛ).
При жизни Чехова рассказ был переведен на английский, болгарский, немецкий, сербскохорватский и японский языки.
Стр. 34–35. Во имя человеколюбия! ~ По XIII тому законов я обязан ехать…— «Свод законов Российской империи», тт. I–XV (1857). Том XIII заключал в себе в числе прочих и уставы врачебные. Абогин ссылается на следующую статью устава: «Первый долг всякого врача есть: быть человеколюбивым и во всяком случае готовым к оказанию деятельной помощи всякого звания людям, болезнями одержимым ‹…› каждый, не оставивший практики врач, оператор и т. п., обязан по приглашению больных являться для подаяния им помощи» («Свод законов», т. тринадцатый. СПб., 1857. III. Свод учреждений и Уставов врачебных по гражданской части, ст. 114, стр. 22).
ДОБРЫЙ НЕМЕЦ
Впервые — «Осколки», 1887, № 4, 24 января (ценз. разр. 23 января), стр. 4. Заглавие: Анекдот. Подпись: А. Чехонте.
Сохранились гранки с авторской правкой и пометой: «„Осколки“, напечатано под заглавием „Анекдот“, в полное собрание не войдет» (ЦГАЛИ).
Печатается по тексту гранок.
При подготовке собрания сочинений, изменив название рассказа, Чехов сократил его и устранил просторечные выражения. Источник текста (рукопись или вырезка из журнала) с правкой Чехова, по которому набирался рассказ, до нас не дошел. В гранках Чехов снял упоминание о втором письме Швея и сократил описание его эмоций.
Рассказ был написан, когда в газетах обсуждался вопрос о возможной войне с Германией. «Петербургская газета» 3 января 1887 г. (№ 2) в статье «Бисмарк перед рейхстагом» сообщала: «Он со своей обычной откровенностью заявил, что Германия никогда не станет ссориться с Россией из-за Болгарии и вовсе не имеет в виду нападать на своего соседа…». Между тем 11 января стало известно о военных приготовлениях Германии. Политический обозреватель «Петербургской газеты» 15 января писал: «Если судить о положении дел в Европе по телеграммам, то в голове составится невообразимый хаос и путаница. Сегодня одно, завтра — другое; сегодня — война, завтра — мир» (№ 14). Это нашло отражение в словах Швея: «Я желаю драться с Германией ~ Я желаю драться с Россией ~ Россия великолепная земля… С Германией я желаю драться…».
24 января 1887 г. Н. А. Лейкин писал автору: «А Ваш последний рассказец „Анекдот“ ужасно смешон. Из Ваших легких рассказов это один из удачнейших. Главное, развязка уж очень неожиданна» (Чехов, Лит. архив, стр. 149).
ТЕМНОТА
Впервые— «Петербургская газета», 1887, № 25, 26 января, стр. 3, отдел «Летучие заметки». Заглавие: В потемках. Подпись: А. Чехонте.
Вошло в издание А. Ф. Маркса.
Печатается по тексту: Чехов, т. I, стр. 380–384.
Перерабатывая рассказ для собрания сочинений, Чехов изменил заглавие, возможно, потому, что в тот же том издания А. Ф. Маркса был включен другой рассказ «В потемках», 1886 (см. т. V Сочинений, стр. 649–650). Почти весь текст был переписан заново, но правка не коснулась ни идеи, ни общего тона повествования.
В рассказе отразились впечатления Чехова от его работы в Чикинской больнице под Воскресенском и в Звенигороде (Вокруг Чехова, стр. 138, 141).
