кур. Ещё писали, что меня хотят вскрыть, чтобы отыскать новые законы природы. Так я опять убежала.
– Подожди, подожди. – Он пожал девочке руку. – Что-то я такое припоминаю, где-то… – Андрей Т. напряг память, но ничего не вышло. Воспоминание ускользало, как рыбка. – Постой, – он удивлённо посмотрел на неё, – хунвэйбины – ведь это было давно. Сколько же тебе лет?
– Вообще-то, девушкам такие вопросы не задают, – сказала она жеманно, но тут же глупо хихикнула и пожала худыми плечиками. – Осьмнадцать! – Она гордо вскинула голову и посмотрела на Андрея Т. свысока.
– Восемнадцать? – переспросил Андрей недоверчиво.
– Ну… четырнадцать. – Она покраснела и показала ему язык. – Между прочим, в Заповеднике человек не старится. Здесь у нас даже борода не растёт.
– Ладно-ладно, ты меня убедила. Девушкам такие вопросы не задают.
– Дружба? – Девочка улыбнулась.
– Дружба. – Теперь уже Андрей Т. протянул ей свою ладонь, и она её потрясла, подпрыгивая при этом на месте.
– Мне отсюда не убежать, то есть убежать-то я отсюда могу, но там я буду никто, просто сказочный персонаж, клякса на пустом месте. А ты… Вы…
– Ничего, мы же с тобой друзья. Так что давай на «ты».
– Вы… Ты… Не знаю. Сейчас подумаю. Есть здесь в подвале волшебная коряга – что-то вроде волшебной палочки, только её фиг поднимешь, такая она тяжёлая. Действует она на весу. Если её поднять, начертить ею в воздухе теорему Коха-Перльмуттера, потом… – Она оценивающе посмотрела на фигуру Андрея Т., вздохнула и повертела головой. – Нет, с этой корягой даже ни у кого из наших не вышло – ни у Геракла, ни у Верлиоки, ни у Домкрата.
Она задумалась. Лицо её напряглось и сморщилось, теперь она была похожа на маленькую старушку. Андрей Т. смотрел на неё и ждал. Ожидание продлилось долго.
– Ой, а который час? – спросила она внезапно.
– Почти девять. – Андрей Т. посмотрел на часы. – Без десяти. – И вздрогнул. До полуночи оставалось немного. Три часа с небольшим. Если угроза двугорбой старухи была не розыгрышем, действовать нужно было без промедления.
– Плохо. – Она забарабанила пальцами по губе. – Надо спешить. – Девочка потёрла виски. – Придумала! – Она выставила вверх большой палец, потом медленно убрала в кулак. – Может не получиться, но больше ничего не приходит в голову. В подвале протекает канализационная речка, по ней спускают сточные воды из Заповедника, удобряют окружающие поля. Ключ от подвала у Буратино, но, вообще-то, дверь обычно не запирается.
– То есть ты предлагаешь мне спуститься по этой речке? А каким способом? Вплавь? Или там у вас лодочная станция?
– Послушай, в конце концов, тебе отсюда надо выбраться или мне? На чём ты плавал в гости к морскому царю? На шахматной доске. Вот и сейчас для тебя это единственное плавсредство. Шахматами у нас заведует Мальвина. Попросишь у неё, она даст.
– Ой! – Андрей Т. вспомнил воспитательный кабинет и перевоспитывающуюся в нём компанию живодёров. Да и с самой голубоволосой красавицей встречаться ему совсем не хотелось.
– Больше я тебе ничем помочь не могу, прости. Понимаешь, – она смутилась, – в полдесятого у меня… свидание. А на Мальвину не обращай внимания. Она только с виду такая умная. – Девочка перешла на шёпот. – Мужик ей нужен нормальный, а не этот дурак Пьеро. Она, как Арлекин её бросил, на всех мужчинах срывала злобу. А сейчас ничего, успокоилась… Мне пора. – Девочка-людоедка повернулась, чтобы уйти, остановилась и пристально посмотрела на Андрея Т. – А ты ничего себе, симпатичный. Даже жалко, если тебя здесь больше не будет.
Глава 11
Андрей Т. робко постучал в дверь и услышал в ответ: «Войдите».
В кабинете была лишь хозяйка; её голубокудрая голова одиноко возвышалась над кафедрой и светилась, как большой одуванчик.
– Вы? – сказала Мальвина, когда Андрей Т. вошёл. – Какое интересное совпадение. Я пишу диссертацию на тему «Маркиз де Сад и воспитательные функции коллектива» и как раз подумала, а ведь у знаменитого маркиза вполне могли быть русские фамильные связи. И ваша, Садко, фамилия хорошо укладывается в русло моей гипотезы. Он – де Сад, вы – Садко. Чувствуете коренное единство?
Андрей Т. единства не чувствовал, но на всякий случай кивнул. Потом вежливо попросил:
– Мне бы шахматы.
– Нет, вы только представьте, – Мальвина его не слышала, – это же какое поле для аналогий. В области сравнительного садоведения это будет подлинным открытием века. Все садоведы мира локти будут кусать от зависти.
Андрей Т. прокашлялся и повторил просьбу:
– Я хотел попросить шахматы. Простите, я, наверно, не вовремя, но… турнир, понимаете ли… репетиции всякие, тренировки…
– Да-да, конечно, я понимаю. Но как вам сама идея?
– Мне нравится.
– Вот видите! Значит, вы мой единомышленник. Шахматы вы получите.
– Спасибо.
– Но ответьте мне, пожалуйста, ещё на такой вопрос. Что важнее: искусство как таковое или нравственное его наполнение, добродетельное его влияние? То есть, если стоит выбор между искусством и добродетелью, что обязан выбрать художник?
Андрей Т. не знал, что ответить. Вернее, знать-то он как раз знал, мнение по этому поводу было у него достаточно твёрдое, только как отреагирует на него голубовласая учёная дама? Вдруг за плохой ответ она не даст ему шахматы?
К счастью, отвечать Андрею Т. не пришлось. Не дождавшись его ответа, а может, не собираясь ждать, Мальвина выставила указательный палец и насупила симпатичные бровки.
– Правильно, добродетель. Возьмём для примера Савонаролу и Боттичелли… – Она длинно и нудно стала рассказывать историю грехопадения классика Возрождения и спасительного его раскаяния после проповедей святого мужа. Затем Мальвина перескочила на Гоголя и «Мёртвые души», заодно вспомнила и Садко, как он лично, по просьбе Николая Угодника, оборвал струны на золотых гусельках, чтобы царь морской перестал плясать и топить православные корабли.
Когда Андрей Т. выбрался из-под нравственного артобстрела голубокудрой праведницы, часы показывали без двадцати десять. С шахматами под мышкой он помчался по коридору к лестнице. Сбежал вниз и уткнулся в стену. Тупик. Выскочил в коридор на этаж и наткнулся на Читателя Сказок. Тот стоял под портретом знаменитого колдуна из Мадавры и читал вслух книгу:
– «Всё мне казалось обращённым в другой вид волшебными заклятиями. Так что и камни, по которым я ступал, казались мне отвердевшими людьми; и птицы, которым внимал, такими же людьми оперёнными;
