41. Слово, 1909, 9 (22) марта, с. 1.
42. В. Голубев. Соглашение, а не слияние // Слово, 1909, 9 (22) марта, с. 1.
43. П. Струве. Интеллигенция и национальное лицо // Слово, 1909, 10 (23) марта, с. 2.
44. П. Милюков. Национализм против национализма // Речь, 1909, 11 (24) марта, с. 2.
45. П. Струве. Полемические зигзаги и несвоевременная правда // Слово, 1909, 12 (25) марта, с. 1.
46. Слово, 1909, 17 (30) марта, с. 1.
44. П. Милюков. Национализм против национализма // Речь, 1909, 11 (24) марта, с. 2.
45. П. Струве. Полемические зигзаги и несвоевременная правда // Слово, 1909, 12 (25) марта, с. 1.
46. Слово, 1909, 17 (30) марта, с. 1.
47. П. Струве // Слово, 1909, 12 (25) марта, с. 1.
48. В. Голубев. К полемике о национализме // Там же, с. 2.
49. М. Словинский. Русские, великороссы и россияне // Там же, 14 (27) марта, с. 2.
50. Слово*, 1909, 17 (30) марта, с. 1.
51. Вл. Жаботинский. Медведь из берлоги// [Сб.] Фельетоны, с. 87-90.
52. Г. Я. Аронсон. В борьбе за гражданские и национальные права: Общественные течения в русском еврействе // КРЕ-1, с. 229, 572.
53. Вл. Жаботинский // [Сб.] Фельетоны, с. 245-247.
54. П. Струве // Слово, 1909, 10 (23) марта, с. 2.
55. В. Голубев // Там же, 12 (25) марта, с. 2.
56. В. Голубев. О монополии на патриотизм // Там же, 14 (27) марта, с. 2.
57. В. Голубев. От самоуважения к уважению // Там же, 25 марта (7 апр.), с. 1.
58. А. Погодин. К вопросу о национализме // Там же, 15 (28) марта, с. 1.
59. Слово, 1909, 17 (30) марта, с. 1.
60. А. Погодин // Там же, 15(28) марта, с. 1.
61. Слово, 1909, 17 (30) марта, с. 1.
62. М. Словинский // Слово, 1909, 14 (27) марта, с. 2.
63. А. Погодин // Там же, 15 (28) марта, с. 1.
64. Слово, 1909, 17 (30) марта, с. 1.
Глава 12 - В ВОЙНУ (1914-1916).
Самым неосмысленным безумием XX века была, несомненно, Первая Мировая война. Безо всякой ясной причины и цели три великие европейские державы Германия, Россия и Австро-Венгрия - столкнулись насмерть, чтобы двум уже не выздороветь в этом веке, а третьей - рассыпаться. Два партнёра России, по видимости выигравшие, продержались ещё четверть века - чтобы затем потерять свою превосходящую силу уже навсегда. И вся вместе Европа утратила своё гордое звание водителя человечества, обратилась в мишень для зависти, а колониальные владения посыпались из её ослабевших руте.
Все три императора, а особенно Николай II и его окружение, не понимали, в какую войну, какого масштаба и безжалости они втягиваются. Помимо Столыпина, и после него П. Н. Дурново, - власти не поняли предупреждения, посланного России в 1904-06 годах.
Посмотрим на ту же войну еврейскими глазами. В этих трёх сопредельных европейских империях жило 3/4 евреев всего мира (и 90% евреев Европы)1, причём сосредоточены они были в театре назревающих военных действий, от Ковенской губернии (затем и Лифляндии) до австрийской Галиции (затем и Румынии). И война неотложно поставила перед ними мучительный вопрос: все они жили на рубеже этих трёх Империй - так возможно ли им соблюдать свой империальный патриотизм? Ведь для проходящих армий за фронтом был враг, а для евреев - местных жителей соседи-соплеменники. Не могли они хотеть этой войны; и могло ли их настроение круто перемениться к патриотизму? Рядовым же российским евреям черты оседлости тем более не было дано повода всесердечно поддерживать российскую воюющую сторону. Ещё век тому назад, как мы видели, евреи Западного края помогали русским против Наполеона. Но к 1914 году - помогать армии ради чего? черты оседлости? Наоборот: не возбуждала ли война надежды на освобождение? Вот придут австро-германцы - и не объявится же никакая новая черта оседлости, упразднится процентная норма в учебных заведениях?
Как раз в западной части черты оседлости оставался сильным Бунд, и от Ленина узнаём в феврале 1915, что бундовцы "большей частью германофилы и рады поражению России"2. Узнаём и: что во время войны автономистский еврейский "Форвертс" занимал ярко германофильскую позицию. В наши дни еврейский автор метко замечает о том времени: "Если вдуматься в формулу "За Бога, Царя и Отечество"... невозможно представить себе лояльного еврея, который примет для себя эту формулу всерьёз", в прямом смысле3.
Не то в столицах. Вопреки своему поведению в 1904-05, влиятельные столичные круги российского еврейства, да и русские либералы, в возникшем конфликте 1914 года предложили самодержавию свою поддержку, предложили - союз. "Патриотический подъём, охвативший Россию, не оставил в стороне и евреев"4. "Это было то время, когда... Пуришкевич, видя русский патриотизм евреев, целовался с раввинами"5. И в печати (не в "Новом времени", а в той самой либеральной, по Витте "полуеврейской", печати, выражающей и ведущей порывы общественности, буквально требовавшей в 1905 капитуляции всего строя) от первых дней войны вспыхнул вихрь патриотического энтузиазма. "Через голову маленькой Сербии меч поднят на великую Россию, защитницу неприкосновенного права миллионов на труд и на жизнь". На чрезвычайном однодневном заседании Государственной Думы, "представителей разных национальностей и партий в этот исторический день волновала одна мысль, одно великое чувство трепетно звучало во всех голосах... руки прочь от Святой Руси!.. Мы готовы на все жертвы для охранения чести и достоинства нераздельного государства Российского... "Бог, Царь и народ!" - и победа обеспечена... В защиту нашей родины мы, евреи, выступаем... по чувству глубокой привязанности".
Даже если тут проявлялся и обоснованный расчёт на ответный благодарный жест - получить равноправие хотя бы по окончании войны, - правительству, принимая неожиданный союз, надо же было решиться выполнить, или обещать выполнить, свою сторону обязательств.
И действительно, для прихода равноправия разве требовалась непременно революция? Да поражение революции Столыпиным "привело к ослаблению интереса к политике как в русской, так и в еврейской среде"6, - что по крайней мере значило отход от революции. Как выразился Шульгин: "Воевать одновременно с евреями и немцами русской власти было не под силу. С кем-то надо было заключить союз"7. Теперь нововозникший союз с российским еврейством надо было тут же закрепить формально: издать хотя бы обещающий документ, как был издан для поляков. Но такое мог охватить и на такое решиться - только Столыпин. Без него же теперь - это не было осмыслено, не было сделано. (А с весны 1915 упущено и гораздо хуже.)
Конечно, у либеральных кругов, включая верхи российского еврейства, тут было и добавочное уверенное соображение. Ещё в 1907 (опять же безо всякой настоятельной надобности) Николай II дал втянуть себя в военный союз с Англией (и тем стянул на своей шее петлю будущего русско-германского столкновения). И ныне соображение всей российской передовой общественности было: что союз с демократическими державами и совместная с ними победа сделают неизбежной для России к концу войны всеобщую демократизацию, а значит устойчивое еврейское равноправие. Был смысл российским евреям, и не только столичным, - стремиться в этой войне к победе России.
Но этот смысл был перевешен суматошным, безразборным и массовым выселением евреев из прифронтовой полосы, приказанным Ставкой при великом отступлении 1915. Что у Ставки вообще оказались на то полномочия - результат неуклюжих решений в начале войны. В горячечные дни июля 1914, мечась перед надвигающимся жребием войны, Государь между делом, как второстепенный документ, подписал Временное Положение о полевом управлении войск, по которому Ставке предоставлялись неограниченные права во всех прифронтовых областях, на большую глубину - и безо всякого согласования с Советом министров. Этот документ не казался в тот момент серьёзным, ибо всегда предполагалось, что Верховным будет сам Государь, и конфликтов с кабинетом министров возникнуть не может. Но и в те же июльские дни 1914 министры же и отговорили Государя принимать Верховное Главнокомандование. Государь проницательно предложил этот пост своему любимцу пустомеле Сухомлинову, военному министру. Сухомлинов, естественно, отпорхнул от такого почёта - и пост достался в. кн. Николаю Николаевичу, а тот не счёл возможным начинать с ломки уже назначенного штата и сменить начальника штаба Верховного, каким уже до него был назначен генерал Янушкевич. А Положение-то о полевом управлении - при этом не изменилось. И теперь всё кормило управления одной третью России досталось ничтожному, даже не военному, а административному генералу Янушкевичу.
В самом начале войны на местах возникали приказы к выселению евреев из фронтовой полосы8. В августе 1914 в газетах можно было прочесть: "Права евреев... Циркулярное телеграфное распоряжение всем губернаторам и градоначальникам приостановить акты массового или частичного выселения евреев". Но к новому 1915 году, как свидетельствует доктор Д. Пасманик, бывший всю войну на фронте врачом, "вдруг по всему фронту и во всех правительственных кругах заговорили об еврейском шпионаже"9.
Именно Янушкевич, летом 1915, прикрывая отступление русских армий, казавшееся тогда ужасающим, стал издавать распоряжения о массовых высылках евреев из прифронтовой полосы - высылках огульных, безо всякого разбора личной вины. Удобный ход: свалить все поражения на евреев.
