- Кому недавно, товарищ прапорщик, - криво улыбнулся Царенко, - а нам так даже надоесть успело.
- Вижу, совсем зеленые. Как картошка на свету. Кстати, о картошке, - он повернулся к Антону, - твой взвод сегодня овощи чистит, - так что давай на кухню, командуй.
- Может, лучше я часа три на губе досижу?
- А говорите, надоело. Не бойся, скучно там не будет. К тебе во взвод артистов зачислили. На месяц.
- Каких артистов? - не понял Антон.
- Присягу принимать. Из окружного ансамбля.
Новых людей Антону удалось разглядеть только на следующий день. Были они старше его, и смотрели с настороженным недоверием. Впрочем, не все.
Один из них откликнулся на какую-то реплику Антона с готовностью, и через минуту казалось Антону, что знакомы они с детства.
- Мне двадцать шесть, сержант, а Курочкину - двадцать семь. Его забрали за день до дня рождения. Подсуетились. После двадцати семи взять уже не могли. У него семинар в консерватории по классу виолончели и на конец декабря - гастроли по Европе. Ему каждый день с инструментом работать надо. Ты не видел, как он на вашу гитару две струны натянул и пытался пальцы разминать?..
Звали его Николай Стрельцов. За год в учебке Антон общался со многими, и на отношениях с каждым стоял невидимый, но ощутимый штамп армейской условности. Со многими из нынешних своих друзей при иных обстоятельствах он не стал бы даже сводить знакомство. Он не мог с ними говорить искренно и потому подыгрывал как мог, а чаще отмалчивался.
В Стрельцове Антон увидел человека своей породы. В его повадке угадывалась непростая судьба и плохо скрывался тяжелый характер. Он мог подсказать выход из запутанной ситуации и час спустя обескуражить Антона вопросом о вещах, известных детям. Так было, когда в пустячном разговоре Антон сравнил что-то по размеру со звездой, а что-то с планетой.
- А разве звезда больше планеты? - недоверчиво прищурился Стрельцов.
- Ты шутишь, - даже не подумал Антон принять всерьез этот вопрос.
- Нет, я же видел звезды и планеты на небе. Звезды намного меньше.
Антон не мог поверить в серьезность этих слов.
- Но ты же учился в школе. По-моему, это единственное, чему в ней учат.
- Я как-то все больше в церковном хоре пел.
- То есть, ты действительно думаешь, что планеты больше звезд?
- Ну, расскажи тогда, как ты считаешь. Меня, впрочем, это никогда не занимало.
Антон старательно пересказал то, чем делятся учителя с учениками классе в четвертом на уроке природоведения, но каждый новый вопрос Стрельцова возвращал его к мысли, что тот над ним издевается.
- Чему ты удивляешься? - не понимал Стрельцов. - Мне ведь астро-номия вовсе неинтересна. Я актер. Я каждую секунду актер. Мне интересен ты, твой друг Царенко, которого я при встрече на гражданке придушил бы, кабы сил хватило. А звезды что? Мне не сыграть взаимоотношений Меркурия и Венеры, космических. Зато мифологические - в любой момент и с удовольствием.
Он действительно играл постоянно, вовлекая в свой спектакль окружающих. Но игра эта не была обманом, в основе сценария лежала не ложь. Она давала Антону возможность увидеть себя со стороны. Антон не сразу отыскал для себя аналог тому чувству, которое испытывал после разговоров со Стрельцовым. Ему показалось, что видит он мир более красочным и контрастным. Именно так! Словно с поверхности большого зеркала, в которое глядел Антон, кто-то стер пыль. Вот осторожно взглянул Антон в чистую глубину огромного стекла и увидел себя. Увидел привычные и хорошо знакомые черты, но вместе с ними и новые, которые появились, но не были пока замечены. Многие из них были Антону неприятны. Он увидел себя таким, каким стал: сержантом Байкаловым, из последних сил старающимся сержантские лычки сохранить лишь на погонах.
Только нужда моя в Нем абстрактна, как абстрактно и знание о Нем, а проблемы, решение которых неотложно - конкретны. Потому, зная, что дальнейший мой путь без Него невозможен, я все же не в силах представить себе, чем сможет Он помочь мне, не разрушая идеальности своего существования. Кроме того, и сам я, возможно, опасен для него. Мне неизвестно общее число ошибок, совершенных мной, лишь потому, что не все они уже проявились в своих последствиях. Во всяком случае, совершая очередную, я всегда точно знал, что кроме меня никому оплачивать ее не придется.
Отыскание природы Бога, - не самая ли насущная из моих проблем?
XIII
- Зайдешь ко мне после развода, - майор Матвейчук встретил Антона на завтраке в столовой, - разговор есть. Тут Семен Петрович активность решил проявить, так что инструктаж получишь, что будешь делать и как. Сразу после развода чтобы был у меня.
Антон с развода отвел взвод в класс, где ждала их политподготовка и направился к штабу. Кабинет особиста был на третьем этаже, но путь к нему занял у Антона не минуту, как он предполагал. Поднимаясь на второй этаж по узкой штабной лестнице, Антон буквально уткнулся носом в шинель командира части. Ушатников с двумя замами и начальником политотдела спускался на улицу.
- Младший сержант Байкалов, - рявкнул командир, как показалось Антону, малость перепугавшись, - почему не на занятиях?
Говорить о том, что идет он к особисту, показалось Антону лишним, потому он соврал:
- Проверяю уборку штаба, товарищ полковник. - С утра штаб убирал взвод Царенко, но Балда вряд ли это знал.
- Уборка штаба должна производиться и контролироваться до развода. Полковник Ушатников поднял вверх указательный палец правой руки и внимательно на него посмотрел.
- Я так и сделал, товарищ полковник, но сейчас старшина не досчитался ведра, а взвод на занятиях, вот он и отправил меня на поиски.
- В этой роте вечно все не так, - командир чуть повернул голову к своим замам, - солдаты ведра теряют, а младшие командиры уходят в самовольную отлучку. А вернувшись! - Балда вновь обратился к Антону и голос его гневно зазвенел в лестничных стеклах, - с помощью милиции! читают командиру части лекции! Так вот! Сейчас же отправляйтесь к майору Боброву! И готовьтесь! Вас вызывает на пятнадцать ноль-ноль полковник Луженков! И я! Как командир! Не уверен! Что Вы вернетесь в часть без конвоя!!!
Серые шинели прошелестели мимо Антона вниз по лестнице.
- Надо же, как задела его вчерашняя моя речь, - удивился Антон, выслушав истеричный монолог командира части.
Накануне начальник политотдела собрал сержантов части чтобы обсудить, так он это назвал, - поведение сержантов Байкалова и Царенко. На обсуждении присутствовал командир части.
Все шло спокойно, как и должно было идти, и Антону казалось, что у Балды совсем неплохое настроение. Сержанты выступали по списку и каждый аккуратно осуждал.
- Может, этим и закончится все, - шепнул ему Царенко. Антону тоже показалось, что командир больше не настроен настаивать на вмешательстве прокурора. У части переходящее знамя округа, зачем ей нужны лишние проблемы.
- Теперь послушаем, как же объясняют свои поступки Байкалов и Царенко, - последними поднял их начальник политотдела. - Да, да, - поддержал его Ушатников, - мне давно хочется послушать их. Вот, Байкалов, Вы ведь были студентом университета, сдавали марксистско-ленинскую философию, политэкономию, сочинение писали при поступлении. Изложите нам, так... литературно. Объясните нам, что вами двигало.
Почему-то вот это "объясните" зафиксировалось в сознании Антона и, забыв о том, что никаких объяснений тут от него не ждут, что требуется лишь покаяние, а лучшим объяснением станет "простите, товарищ командир" и шапка, мнущаяся в руках и глаза, глядящие на носки сапог, - так вот, забыв об этом, Антон в непроходимой своей глупости, попробовал объяснить.
- Ты выступал как профессор. Я думал, люди так только в кино говорят, сказал ему потом Юрик Кузь, молодой сержант, оставленный из предыдущего набора.
Может быть так и было, но только к концу своей речи заметил Антон, как гневно потемнели глаза командира и непроницаемым стало лицо начальника политотдела.
- Они ничего не поняли, товарищ подполковник, - сказал Балда вставая, как только Антон замолчал, - закрывай собрание.
- Заходи, заходи, - полушепотом отозвался Матвейчук на его осторожный стук. Майор быстро оглядел пустой коридор и закрыл за Антоном двойные двери кабинета.
- Никто не видел, как ты ко мне шел?
Антону стало смешно.
- Этажом ниже встретил командира со всей свитой.
- Ну! - особист даже присел, ожидая ответа.
- Сказал мне, что в три часа надо быть у Луженкова.
- Так. Это я знаю. А куда идешь, спросил?
- Сказал, что уборку штаба проверяю.
- Хорошо. Тут политика своя... - Матвейчук почесал затылок, и на мгновение Антон увидел перед собой не начальника особого отдела части, а фастовского дядька, у которого жена с матерью одновременно сказали: "или я, или она". - Но ты тоже хорош, - перед Антоном снова был особист, - ты что вчера командиру сказал? Его додавили уже звонить Луженкову и просить все погасить. Просто, думаешь, было? Тут такие партии сложились. А ты ему что? "По человечески - объяснимо".
