на сильных ухабах с горькими стонами. Все люки в салоне были раскрыты, но даже они не спасали от изматывающей жары ни растомленных людей, ни огромного пса, что лежал на задней площадке у ног пожилого мужчины. Распластавшись в бессилии на пыльной резине, пес — полукровка немецкой овчарки — вывалил из пасти длинный язык и обреченно заглядывал людям в глаза. Он искал в них сочувствие, но людям было не до собаки, их муки были не меньшими — зной нарастал.
На конечной остановке автобус развернулся на выщербленном асфальтовом пятачке, затормозил и с лязгом сложил ветхие двери. Дачники, торопясь и не по возрасту энергично толкаясь, с облегчением высыпали наружу. Я покинул салон вслед за всеми, прошел по грунтовой дороге несколько метров и, свернув в «Березовый переулок», направился к участку родителей.
Отца я застал на крыльце дачного дома. Он сидел в тени узкого, опутанного стеблями буйного винограда, навеса, курил сигарету и, редко отхлебывая из фарфоровой кружки густой черный чай, играл ногой с молодым серым котом. Я поздоровался:
— Здравствуй, пап. Где кота взяли?
Отец ответил мне слабым кивком головы и, продолжая забавляться с котом, не поднимая лица, произнес:
— Сам к нам пришел… Месяц уже как живет…
Значит, я не был у них больше месяца, скользнуло у меня в голове. Бабушкины похороны, конечно, не в счет. В тот раз мы ненадолго повстречались на кладбище, как всегда немного повздорили, а затем я сразу уехал.
— А мама где? В огороде?
— В саду… копается с грядками, — отец бросил под ноги окурок и старательно втер его в землю подошвой китайского сланца. Кот с большим интересом проследил за действиями отца.
— Пойду, посмотрю, где она, — сказал я отцу.
Он опять молча кивнул.
Я постоял рядом с ним еще с полминуты — неловко, без звука, прошел мимо крыльца и направился по тропинке вглубь дачного сада.
Пройдя по центральной дорожке, я вскоре заметил сквозь нависшие ветви деревьев, в середине участка, знакомую фигуру мамы. На ней были тренировочные штаны и широкая цветная рубаха с закатанными до локтей рукавами. Седая копна ее волнистых волос была собрана на затылке в тугой толстый узел. Мама сидела на корточках возле огуречной гряды и шарила руками меж лопухастых стеблей. Сорванные огурцы она складывала в голубой эмалированный таз с обитым боком, который также служил и котлом для варки варенья. Я прошел машинально еще пару шагов и в раздумье остановился. Я уже почти добрался до огуречной гряды, мне оставалось дойти до мамы совсем чуть-чуть. Но теперь, когда я увидел ее, я больше не мог заставить себя двинуться с места. Я наблюдал за мамой из-за плотных ветвей, и мне припомнилось, как в детстве мы вместе вот также рвали по утрам огурцы и складывали их в этот же самый таз. А потом мы их мыли обжигающей холодом водой из колодца, и я ел самые лучшие. Огурцы были душистые, сладкие, внутри горячие — прогретые насквозь утренним солнцем… От нахлынувших воспоминаний мне сделалось грустно и захотелось курить. Теперь то счастливое, минувшее время, представлялось мне непомерно далеким, и даже казалось, что все это было с кем-то другим, не со мной. Может, я видел это в кино? Или слышал чей-то рассказ? А может, читал о рвущем огурцы мальчике в книге?..
Неуверенно топчась на месте, я следил за мамой из-за густой зелени яблонь. Я не знал, как поступить. Казалось, мои сомнения продолжались целую вечность, хотя на самом деле прошло не больше минуты. В конце концов, я развернулся и зашагал обратно к дому. Мама меня не заметила, она продолжала рвать огурцы. Я не решился к ней подойти, потому что не знал, о чем с ней говорить, что рассказать о моей жизни…
Когда я возвратился к крыльцу, отец продолжал сидеть на прежнем месте. Он гладил заскорузлыми от работы в земле пальцами разнежившегося кота и смотрел на дорогу сквозь решетчатые ворота. Кот блаженно потягивался у его ног, сладко жмурился и урчал.
— Пап, я сегодня ненадолго уеду из города… По делам… — начал я, нерешительно переминаясь на месте. Я боялся, что отец спросит меня, отыскал я маму или нет. Теперь, в эту минуту, я испытывал угрызения совести от того, что не дошел до нее. Я вынул сигарету и закурил. — Дня на три, на четыре… Так что не теряйте меня, хорошо?
— Ладно, — спокойно ответил отец. Он привстал со ступеньки и выплеснул под куст остатки остывшего чая. — Может, есть хочешь? Зайди в дом, покушай. Там на плите борщ еще теплый, мать недавно сварила.
— Спасибо, пап, не хочу… Я дома яичницей завтракал, — поблагодарил я отца. От его слов мне сделалось чуточку легче.
— Тогда чаю попей.
— И чаю, пап, не хочу… Я поеду… Нужно еще вещи собрать, — я посмотрел на часы.
— Хорошо. Некогда — значит, некогда. Приедешь назад, заезжай как-нибудь, — отец тяжело поднялся с крыльца и пошел провожать меня до ворот. Неугомонный кот увязался за нами.
Всю дорогу обратно я задавал себе один и тот же вопрос: почему не увиделся с мамой? Но ответа не находил. Я чувствовал себя виноватым, вспоминал свое детство, огурцы, плававшие в тазу, и отца с его неуемным котом…
Дома я первым делом принялся собираться в дорогу. Вынул из секретера конверт с документами, и, чтобы он не измялся во время поездки, вложил его внутрь картонной папки. Папку поместил на дно сумки, сверху бросил смену белья, запасные носки и еще одни джинсы. Хотел взять футболку-стрейч, но, вспомнив про приклеенную салфетку, вернул футболку на полку, заменив ее на другую, свободную. Аккуратно свернул тенниску и легкий джемпер. Джемпер прихватил с собой так, на всякий случай, если похолодает. В ванной комнате собрал с полки и сунул в пакет все необходимые туалетные принадлежности. В самом конце запихнул в сумку зонт. Потом надел неношеную рубашку и полил перед уходом цветы.
Управившись с приготовлениями, я бросил взгляд на опустевший аквариум. Рак смотрел на меня со дна настороженным взглядом и двигал усами. «Вернусь, куплю тебе новых соседей», — пообещал я ему и кинул корм. — «Не журись, скоро весело будет». Рак в ответ снова заполз за серый камень…
В аэропорту я первым делом зарегистрировался. Возле газетного киоска вспомнил, что забыл взять с собой книгу, остановился, купил газеты, пачку жвачки и дешевую ручку. Спустя час я уже летел в Краснодар на высоте девяти тысяч метров.
Весь полет я читал газеты, разгадывал сканворд, смотрел на тучные облака, освещенные ярким солнцем, а когда эти занятия
