Антоп Чехов - Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 1-3

{02136}

прочим, купцы Хтулкин и Переулков: для этих господ положены в передней лист бумаги и перо. Каждый сверчок знай свой шесток. Пусть распишутся и уйдут... Двенадцать часов. Княжна поправляет платье и розу. Она прислушивается: не звонит ли кто? С шумом проезжает экипаж, останавливается. Проходят пять минут. "Не к нам!" - думает княжна. Да, не к вам, княжна! Повторяется история прошлых годов. Безжалостная история! В два часа княжна, как и в прошлом году, идет к себе в спальную, нюхает нашатырный спирт и плачет. - Никто не приехал! Никто! Около княжны суетится старый Марк. Он не менее огорчен: испортились люди! Прежде валили в гостиную, как мухи, а теперь... - Никто не приехал! - плачет княжна. - Ни барон, ни князь Халахадзе, ни Жорж Бувицкий... Оставили меня! А ведь не будь меня, что бы из них вышло? Мне обязаны они своим счастьем, своей карьерой - только мне. Без меня из них ничего бы не вышло. - Не вышло бы-с! - поддакивает Марк. - Я не прошу благодарности... Не нужна она мне! Мне нужно чувство! Боже мой, как обидно! Даже племянник Жан не приехал. Отчего он не приехал? Что я ему худого сделала? Я заплатила по всем его векселям, выдала замуж его сестру Таню за хорошего человека. Дорого мне стоит этот Жан! Я сдержала слово, данное моему брату, его отцу... Я истратила на него... сам знаешь... - И родителям их вы, можно сказать, ваше сиятельство, заместо родителей были. - И вот... вот она благодарность! О люди! В три часа, как и в прошлом году, с княжной делается истерический припадок. Встревоженный Марк надевает свою шляпу с галунами, долго торгуется с извозчиком и едет к племяннику Жану. К счастью, меблированные комнаты, в которых обитает князь Жан, не слишком далеко... Марк застает князя валяющимся на кровати. Жан только что воротился со вчерашней попойки. Его помятое мордастое лицо багрово, на лбу пот. В голове его шум, в желудке революция. Он рад бы уснуть, да нельзя: мутит. Его скучающие глаза

{02138}

устремлены на рукомойник, наполненный доверху сором и мыльной водой. Марк входит в грязный номер и, брезгливо пожимаясь, робко подходит к кровати. - Нехорошо-с, Иван Михалыч! - говорит он, укоризненно покачивая головой. - Нехорошо-с! - Что нехорошо? - Почему вы сегодня не пожаловали вашу тетушку с ангелом поздравить? Нешто это хорошо? - Убирайся к чёрту! - говорит Жан, не отрывая глаз от мыльной воды. - Нешто это тетушке не обидно? А? Эх, Иван Михалыч, ваше сиятельство! Чувств у вас никаких нету! Ну, с какой стати вы их огорчаете? - Я не делаю визитов... Так и скажи ей. Этот обычай давно уже устарел... Некогда нам разъезжать. Разъезжайте сами, коли делать вам нечего, а меня оставьте. Ну, проваливай! Спать хочу... - Спать хочу... Лицо-то, небось, воротите! Стыдно в глаза глядеть! - Ну... тсс... Дрянь ты этакая! Паршак! Продолжительное молчание. - А уж вы, батюшка, съездите, поздравьте! - говорит Марк ласково. - Оне плачут, мечутся на постельке... Уж вы будьте такие добрые, окажите им свое почтение... Съездите, батюшка! - Не поеду. Незачем и некогда... Да и что я буду делать у старой девки? - Съездите, ваше сиятельство! Уважьте, батюшка! Сделайте такую милость! Страсть как огорчены оне вашею, можно сказать, неблагодарностью и бесчувствием! Марк проводит рукавом по глазам. - Сделайте милость! - Гм... А коньяк будет? - говорит Жан. - Будет, батюшка, ваше сиятельство! Князь подмигивает глазом. - Ну, а сто рублей будет? - спрашивает он. - Никак это невозможно! Самим вам небезызвестно, ваше сиятельство, капиталов у нас уж нет тех, что были... Разорили нас родственники, Иван Михалыч. Когда были у нас деньги, все хаживали, а теперь... Божья воля!

{02139}

- В прошлом году я за визит с вас... сколько взял? Двести рублей взял. А теперь и ста нет? Шутки шутишь, ворона! Поройся-ка у старухи, найдешь... Впрочем, убирайся. Спать хочу. - Будьте так благодушны, ваше сиятельство! Стары оне, слабы... Душа в теле еле держится. Пожалейте их, Иван Михалыч, ваше сиятельство! Жан неумолим. Марк начинает торговаться. В пятом часу Жан сдается, надевает фрак и едет к княжне... - Ma tante, - говорит он, прижимаясь к ее руке. И, севши на софу, он начинает прошлогодний разговор. - Мари Крыскина, ma tante, получила письмо из Ниццы... Муженек-то! А? Каков? Очень развязно описывает дуэль, которая была у него с одним англичанином из-за какой-то певицы... забыл ее фамилию... - Неужели? Княжна закатывает глаза, всплескивает руками и с изумлением, смешанным с долею ужаса, повторяет: - Неужели? - Да... На дуэлях дерется, за певицами бегает, а тут жена... чахни и сохни по его милости... Не понимаю таких людей, ma tante! Счастливая княжна поближе подсаживается к Жану, и разговор их затягивается... Подается чай с коньяком. И в то время как счастливая княжна, слушая Жана, хохочет, ужасается, поражается, старый Марк роется в своих сундучках и собирает кредитные бумажки. Князь Жан сделал большую уступку. Ему нужно заплатить только пятьдесят рублей. Но, чтобы заплатить эти пятьдесят рублей, нужно перерыть не один сундучок!

{02140}

КОЕ-ЧТО 1. МАМАША И г. ЛЕНТОВСКИЙ Была половина второго ночи. Я тихо и смирно сидел у себя в кабинете и пописывал плохую повесть. Ничто не мешало мне, и я писал бы до самого света, как вдруг... Умоляю вас, читатель, не имейте мамаш! В передней звякнул звонок, заворчала кухарка, и ко мне в кабинет влетела мамаша. Щеки ее пылали, глаза блестели, губы дрожали и всё лицо было буквально залито счастьем. Не снимая шляпы, калош и ридикюля, вся мокрая от дождя и забрызганная грязью, она повисла мне на шею. - Всё видела, - простонала она. - Что с вами, maman? Откудова вы? - изумился я. - Из "Эрмитажа". Всё видела, удостоилась! - Что же вы видели? - Всех! И турков, и черкесов, и туркестанцев... всех! Халаты такие, чалмы! Всех иностранцев видела! Черные все такие, в шапках! Ах! Я усадил мамашу в кресло, снял с нее шляпу и вытер ее мокрое счастливое лицо полотенцем. - Я очень счастлива! - продолжала мамаша. - Все нации видела. В особенности мне понравился один иностранец... Вообрази... Высокий, чрезвычайно статный, широкоплечий брюнет. От его черных глаз так и веет зноем юга! На нем длинная-предлинная хламида темно-синего цвета, живописно спускающаяся до самых пят. У плеч эта хламида стянута в красивые складки... О, эти иностранцы умеют одеваться! На голове красивая шапочка, на ногах ботфорты. А чего стоят брелоки! В руках его палка... Наверное, испанец. - Мамаша, да ведь это Лентовский!- воскликнул я.

{02141}

Не может быть! Я за ним весь вечер проходила! Ни на кого не глядела, а только на него и смотрела! Не может быть! Он сел ужинать, и я всё время стояла недалеко от стола и не отрывала от него глаз! Мамаша сильно встревожилась и еще раз описала мне костюм интересного иностранца. Не желая разочаровывать ее, я еще раз вытер ее мокрое лицо полотенцем, согласился с ней и пожелал ей спокойной ночи. 2. ЗЛОДЕИ И г. ЕГОРОВ Была прекрасная, чудная полночь. Свежий, душистый ветерок дул ко мне в открытое окно и заигрывал с огнем моей лампы. У меня сидел известный звукоподражатель г. Егоров. Я и он пили чай с ромом и под шумок самовара услаждали друг друга беседами. Всё было тихо, смирно, ничто не мешало нам, и г. Егоров готов уже был усладить слух мой кошачьим пеньем, как за дверью моего кабинета послышался подозрительный шорох. Я слегка приотворил дверь, взглянул в свою спальную и помертвел. Ко мне в окно лез огромнейший человечина с топором в руке. За ним лез другой, за этим третий, и скоро моя спальная наполнилась злодеями. - Надо их убить! - сказал один из них. - Я готов, атаман! Мой топор сгорает от нетерпения тарарахнуть по чьей-нибудь голове. - Иди и исполняй, мы же примемся за драгоценности! Ну, как тут не помертветь? Я схватил г. Егорова за руку. - Мы погибли! - прошептал я. - Нимало! - сказал г. Егоров. - Мы сейчас их прогоним! Сказавши это, г. Егоров присел у двери на корточки, заворчал и залаял цепной собакой. - Куси, рви! - закричал я. - Иван, Петр... Сидор, сюда! Г-н Егоров залаял сразу на несколько голосов, и моя скромная обитель наполнилась собачьим лаем. Казалось, что лаяла целая свора. И что же? Злодеями обуял панический страх, и они стушевались. Мы были спасены. Объявляю печатно г. Егорову мою искреннейшую благодарность.

{02142}

3. НАХОДЧИВОСТЬ г. РОДОНА Десятого мая, в час пополудни, в саду "Эрмитаж" во время репетиции случился скандал. Гг. Чернов и Вальяно, куря сигары, заронили искру в чье-то кисейное платье, только что принесенное горничной и лежавшее на сцене на табурете. Платье, разумеется, загорелось. В какие-нибудь две минуты пламя охватило табурет, столы, перешло на кулисы и готово уже было пожрать весь театр. Можете себе вообразить панику задыхавшихся в дыму артистов и горе г. Лентовского! Артистки попадали в обморок. К несчастью, на сцене не было ни одного пожарного, не было воды. И вот, когда уже огненные языки зализали потолок и потянулись к оркестру, чтобы охватить весь театр, в голове г. Родона мелькнула идея. - Эврика! - крикнул он. - Мы спасены! Друзья, за мной! Артисты двинулись за ним в уборную. Он оделся и загримировался пожарным. Товарищи последовали его примеру, и скоро сцена наполнилась пожарными. Театр был спасен.