не делал. Она уже не прямая, как палка, появились некоторые выпуклости. Даже ее движения — то, как она заправляет волосы за ухо, смотрит в телескоп — проникнуты грацией, которую я приписал бы взрослой женщине. — Ты хочешь о чем-то поговорить?
Анна закусывает верхнюю губу и смотрит на свои кроссовки.
— Может, лучше ты поговоришь со мной? — предлагает она.
Я усаживаю ее на свою куртку и показываю ей звезды. Говорю, что Вега — это часть созвездия Лира, лиры, принадлежавшей Орфею. Я не слишком хороший рассказчик, но помню легенды, связанные с созвездиями. А потому излагаю Анне историю этого сына бога Солнца, который музыкой очаровывал животных и размягчал камни, человека, который так любил свою жену Эвридику, что не позволил Смерти забрать ее.
Когда я замолкаю, мы оба лежим на спинах.
— Можно, я останусь здесь с тобой? — спрашивает Анна.
Я целую ее в макушку:
— Как хочешь.
— Папа, — шепчет дочка, когда я думаю, что она уже крепко спит, — у него получилось?
Не сразу понимаю, что она говорит об Орфее и Эвридике.
— Нет, — признаюсь я.
Она вздыхает:
— Фигуры речи.
Гори с двух концов, свеча моя,
Сгори до начала дня.
Эх, враги мои, ах, друзья,
Смотрите, сколько огня!
Эдна Сен-Винсент Миллей. Первая шишка. Перевод М. А. Родионова
Для меня обычное дело — притворяться, что я прохожу сквозь эту семью на пути к своей настоящей. Это не так уж трудно, правда: здесь есть Кейт — точная копия моего отца, Джесс — точная копия матери и я — собрание рецессивных генов, сложившееся непонятно как. В больничном кафе, поедая резиновую картошку фри и красное желе, я перевожу взгляд со столика на столик, думая, что мои настоящие родители могут находиться совсем рядом. Они расплачутся в умилении, что нашли дочурку, и увезут меня в наш замок в Монако или Румынии, и дадут мне горничную, которая будет пахнуть, как свежее постельное белье, и купят бернского зенненхунда, и обеспечат личной телефонной линей. Первой, кому я позвоню, чтобы похвастаться своей новой счастливой судьбой, будет Кейт.
Кейт делают диализ три раза в неделю, каждая процедура длится два часа. Ей ставят катетер, который повторяет линию подключичной вены и торчит всегда из одного и того же места в груди. Его подключают к аппарату, который выполняет работу вместо почек Кейт. Кровь Кейт (точнее, моя кровь, если вам интересно вникать в детали) покидает тело через одну иглу, очищается и затем вливается обратно через другую. Сестра говорит, что это не больно, просто скучно. Кейт обычно берет с собой книгу или CD-плеер с наушниками. Иногда мы играем с ней в игры. «Иди в коридор и расскажи мне про первого красивого парня, которого встретишь, — инструктирует она, или: — Проследи за вахтером, который шарится по Интернету, и узнай, чью фотку в голом виде он скачивает». Когда Кейт прикована к постели, я — ее глаза и уши.
Сегодня она читает журнал «Аллюр». Не знаю, замечает ли моя сестра, что прикасается пальцами к моделям с V-образными вырезами в тех местах, где у нее катетер, а у них нет.
— Ну, — вдруг произносит мама, — это интересно. — Она машет взятым со стойки в коридоре буклетом. — «Вы и ваши новые почки». Оказывается, старую почку не удаляют! Просто вставляют новую и присоединяют ее к системе.
— Какая мерзость, — говорит Кейт. — Представьте, что ваше тело вскрывают и патологоанатом видит вместо двух почек три.
— Думаю, тут важно то, что патологоанатому не придется вскрывать твое тело в ближайшее время, — отзывается мама.
Воображаемая почка, которую она обсуждает, в данный момент находится в моем теле.
Я тоже прочла брошюрку.
Донорство почки считается относительно безопасной хирургической операцией, но, если вы спросите меня, тот, кто это написал, должно быть, сравнивал упомянутую процедуру с пересадкой сердца или удалением опухоли головного мозга. По-моему, безопасная операция — это такая, когда, войдя в кабинет врача, ты все время находишься в сознании и вся процедура занимает не больше пяти минут, как при удалении бородавки или прочистке кариозной полости. Когда отдаешь почку, приходится провести ночь перед операцией в больнице, голодать и принимать успокоительное. Тебе делают анестезию, а это риск возникновения инсульта, сердечного приступа и проблем с дыханием. Четырехчасовая хирургическая операция — это не прогулка в парке, к тому же у вас есть один из трех тысяч шансов умереть на операционном столе. Если этого не случится, вы проведете в больнице от четырех до семи дней, а на полное восстановление уйдет от четырех до шести недель. К тому же тут не учитываются отдаленные последствия: увеличение риска возникновения проблем с давлением, сложностей с протеканием беременности; при этом вам будет рекомендовано воздерживаться от занятий, при которых ваша единственная оставшаяся почка может пострадать.
Кроме того, когда вам удаляют бородавку или лечат кариес, выигрываете от этого только вы.
В дверь стучат, и в палату заглядывает знакомое лицо. Верн Стакхаус — шериф, а значит, член того же сообщества людей, служащих обществу, что и мой отец. Он часто заходит к нам домой сказать «привет» или оставить для всех нас рождественские подарки: недавно он спас задницу Джесса — вытащил его из передряги и привел домой, вместо того чтобы отдать в руки судебной системы. Когда живешь в семье, где есть умирающий ребенок, люди относятся к тебе снисходительно.
Лицо Верна похоже на суфле — прогибается в самых неожиданных местах. Кажется, он не уверен, можно ли ему войти.
— Гм… — призноосит он. — Привет, Сара!
— Верн! — Мама встает. — Что ты делаешь в больнице? Все в порядке?
— О да, в порядке. Я тут по делу.
— Оформляешь бумаги, наверное.
— Мм… — Верн переминается с ноги на ногу и засовывает руку за полу пиджака, как Наполеон. — Мне очень неприятно, Сара, — бормочет он и вынимает какой-то документ.
Кровь покидает мое тело, как у Кейт. Я не могу пошевелиться, даже если бы хотела.
— Что за… Верн, меня привлекают к суду? — Мама говорит очень тихо.
— Слушай, я сам их не читаю. Только раздаю. И твое имя, оно появилось в моем списке. Если… гм… я чем-нибудь… — Он не заканчивает фразу и, сжав в руке головной убор, ныряет обратно за дверь.
— Мам? — спрашивает Кейт. — Что происходит?
— Понятия не имею. — Она разворачивает бумаги.
Я стою достаточно близко и читаю через ее плечо: «ШТАТ РОД-АЙЛЕНД и ПРОВИДЕНС ПЛАНТЕЙШНС, — написано в
