в точности. Они звучали красиво, почти как стихи.
Призвали его слезы, соль морская,
И серебром он скован был.
Призвание нашел в предательстве и крови,
Спасение он в кедре отыскал.
– Скажите, корабль сделан из кедра? – спросил шелки.
Китобой растерялся.
– Вроде бы нет. Обычно их делают из древесины дуба с материка. Она хорошо переносит непогоду и долго служит. А что?
Шелки пожал плечами.
– Просто интересно. Может, и это мне приснилось.
На следующий день они продали свою добычу в порту соседнего острова. «Кракен» был небольшим кораблем, не предназначенным для того, чтобы возить на нем весь улов, и мясо продавали свежим. После этого команда направилась на север, к дальним шхерам, где еще не стаял весь лед. Там иногда встречались крупные киты – горбатые и полярные, а моржи с тюленями становились легкой добычей охотников.
Шелки не вышел с остальными на берег. Он остался на борту «Кракена» и молча наблюдал за моряками с носа корабля. Ему было чуждо поведение этих людей. Они смеялись, пили и весело переговаривались, сдабривая речь крепким словцом. А ведь и суток не прошло с тех пор, как они убили четырех безобидных умных существ.
Терзания шелки заметил лишь его тесть, Джон Маккрэканн, но даже не попытался утешить юношу, а сказал, как обычно, мол, «скоро привыкнешь».
– Убьешь одного – и тебе сразу полегчает, – обещал он. – Меня за работой ты уже видел. Стоишь на лодке крепко. Скоро наловчишься не хуже моего, даже не сомневайся. А как познаешь сладость успеха, станешь настоящим охотником. Мужчиной, твердым и уверенным в себе, а не по-женски нежным.
Шелки не мог слушать о «сладости» убийства, не зажмурив глаза. И сомнения его лишь росли.
За следующие три недели «Кракен» забрал жизни двух гринд и четырех китовых акул – трех взрослых и одного юнца. Шелки ни на кого из них не смог поднять руку, и всякий раз его прикрывал китобой, оставляя зятю обработку туши. Убитых разделывали и варили в медных котлах для вытапливания сала. Задача была тошнотворная, но даже ее шелки предпочитал компании охотников. В одиночестве ему не приходилось скрывать своего отвращения, и он мог спокойно горевать по утраченным жизням, не привлекая к себе лишнего внимания.
Как выяснилось, китовый жир ценился больше акульего, особенно если то было крупное животное, а не косатка или гринда. Жир высочайшего качества получали из горбатых и полярных китов, обычно самцов, которых ловили в холодных водах на самых северных шхерах, оплетенных ледяным кружевом. Шелки пробирала дрожь от одной мысли о том, чтобы убить одного из этих величественных созданий, которые могли жить веками и пели ему из открытого моря. И хотя он старался избегать остальных матросов, они замечали его колебания и смотрели на него с презрением.
– В следующий раз не робей, – предупредил его китобой. – Я покажу тебе, куда бить. После этого ты станешь одним из нас и заслужишь наше уважение. Сначала ведь все так хорошо шло! Ты быстро привыкал к морской жизни. А теперь ведешь себя так, словно остальные чем-то тебя хуже, – напыщенно, отстраненно. Охотники на китов – они как братья. С ними так нельзя.
Шелки чувствовал себя одиноким, а вовсе не частью клана, но тесть настаивал:
– Ты не сможешь с ними сблизиться, пока тебя считают замкнутым и заносчивым, сынок. Ты им не нравишься, и они тебе не доверяют. Мало того что ты ни с кем не общаешься, не пьешь и не смеешься вместе с ними, так еще и не приносишь добычу. Они уж начинают поговаривать, что ты лежень.
– Лежень? – переспросил шелки.
– Да-да. Иными словами, трутень, бездельник. Тот, кто впустую с нами плавает, и проку от него никакого. Лежень на корабле – плохая примета, и с ним расправляются жестоко, сразу тебе говорю. Лучше делай все как я сказал и старайся влиться в команду, а не то пожалеешь.
– О чем вы? – растерялся шелки.
Китобой сощурился.
– Знавал я одного моряка. Лежня, который приносил неудачу и считал себя лучше других. Якобы он слишком хорош, чтобы пить с остальными и марать руки убийством. Однажды его разбудили посреди ночи, сорвали с него одежду, связали по рукам и ногам и таскали по палубе в цепях. Скоро он был весь в крови, но капитан не вмешивался. Он понимал, что не стоит. Поверь мне, мужчины с островов не жалуют тех, кто держится особняком. Поэтому я и советую тебе завоевать их расположение – ради моей дочери и вашего будущего сына.
Шелки серьезно обдумал его слова, и хотя он не почувствовал в них и тени заботы, все это время тесть относился к нему с добротой. К тому же молодого человека в самом деле ждала молодая жена, и он должен был зарабатывать на хлеб для своей семьи. Вполне возможно, что его память никогда не восстановится, да и в любом случае ему не следовало забывать об ответственности.
Тем же вечером, вместо того чтобы сразу отправиться на свою койку, он остался провести время с моряками. Вливал в себя жгучий алкоголь, смеялся над шутками, которых не понимал, аплодировал историям убийства. Шелки проснулся на рассвете с головной болью и саднящим горлом, и первое, что он услышал, был крик смотрового:
– Киты! Киты-ы-ы-ы!
Это была небольшая стая, всего двое взрослых и один юнец. У полярных китов мягкий характер, но они яростно защищают свой молодняк. Шхуна к тому времени уже вошла в холодные воды, но в этих краях добычу еще нельзя было загнать в плен нарастающего льда. Шелки растолкали, еще полусонного и осоловелого после вчерашнего виски, и вытащили на палубу. Там всех рассадили по охотничьим шлюпкам и стали ждать приказа капитана спустить их на воду.
– Вот твой шанс, сынок, – шепнул китобой. – Сиди за мной и жди моей команды. Я покажу, куда целиться.
Китобой встал на носу, а шелки сел у него за спиной. Лодка опустилась на волны с громким всплеском, и всех окатило соленой водой. Капли обожгли лицо шелки подобно граду, а сердце его сжалось от недоброго предчувствия. Полярные киты тоже почуяли опасность и повернули ко второй шлюпке. У шелки появилась надежда, что это им придется нападать на стаю, а не ему, но юнец плыл медленнее других. Он замешкался меж двух огней и встревоженно ударил большим плоским хвостом по воде.
