обычное: «Разрешите…»
Получив разрешение, он вошел в комнату и увидел подполковника, сидевшего за большим письменным с голом. На столе стоял телефон и лежала фуражка с малиновым околышем. Рядом, у стены, стоял сейф высотой почти в человеческий рост. На стенах висели буколические картины с изображением летающих амуров. Но фуражка, лежавшая на письменном столе, и стального цвета сейф придавали комнате строгий и официальный вид.
Воронов козырнул и назвал свою должность, звание, фамилию.
— Ваши документы, товарищ майор, — сказал подполковник.
Просмотрев удостоверение и командировочное предписание, протянутые ему Вороновым, он положил их на стол рядом с телефоном.
«Это еще что за новое дело? — с тревогой подумал Воронов. — Что-нибудь не в порядке?..»
Подполковник встал, подошел к двери и, полуоткрыв ее, крикнул:
— Лейтенант! Список номер шесть!
Затем вернулся и снова сел за стол.
— Значит, так, товарищ майор, — сказал подполковник. — Жить будете в доме номер четырнадцать. Номер комнаты сейчас выясним. Питаться будете в столовой номер три. Дом на этой же улице, столовая на параллельной. Теперь вот что…
Вошел лейтенант и положил на стол папку-скоросшиватель.
— Та-ак, — протянул подполковник, открывая папку и листая подшитые к ней бумаги. — Кино- и фотокорреспонденты… Герасимов, Гурарий… Воронов Михаил Владимирович, Совинформбюро. Лейтенант, — обратился он к стоявшему у стола офицеру, — выдайте документы фотокорреспонденту майору Воронову.
Лейтенант вышел. Воронов оставался на месте.
— Собственно, я не фотокорреспондент, а журналист, — сказал он. — Мне поручено.
— Журналисты сюда не допускаются, — резко прервал его подполковник. — В вашем предписании написано ясно: фо-то-кор-рес-пондент!
— Так точно, — быстро ответил Воронов, по-прежнему ничего не понимая.
— Вот и хорошо, — кивнул подполковник, но тут же сказал тоном, не допускающим возражений: — Во время мероприятия ничего при себе не иметь. Только документы и фотоаппарат.
«Какого мероприятия?» — подумал Воронов.
— Блокнот, надеюсь, можно? — спросил он.
— Никаких блокнотов.
— Как же я буду делать записи?
— Никаких записей. Только фото. Разве вам в Москве не сказали? Вы направлены сюда в качестве фотокорреспондента?
— Так точно.
— Гражданское платье имеете?
Он почему-то так и сказал: «платье», а не «костюм».
— Имею.
— Как только устроитесь, сразу переоденьтесь. Вы прибыли первым. Остальные начнут прибывать завтра. Кстати, как у вас с транспортом?
— Каким транспортом?
— На чем собираетесь передвигаться? Значит, не имеете? Тогда советую объединиться с кем-нибудь из вашей братии. Теперь получайте у лейтенанта документы и устраивайтесь. Это, — подполковник указал на лежавшее перед ним воинское удостоверение Воронова, — останется пока здесь. — Потянувшись к сейфу, он взялся за его белую полированную ручку.
Воронов козырнул и молча вышел.
Лейтенант его ждал.
— Распишитесь, товарищ Воронов, — сказал он, раскрывая толстую тетрадь. — Здесь и вот здесь…
Достав из сейфа две небольшие белые карточки, лейтенант протянул их Воронову.
— Держите, — сказал он. — Месторасположение знаете?
— Подполковник объяснил.
— Тогда следуйте. Это недалеко.
— Генерал Карпов сказал, чтобы я зашел к нему.
— Второй этаж, третья дверь направо.
…В маленькой передней Воронов поставил на пол чемодан и стал рассматривать свои новые документы. Обе карточки размером напоминали пропуск, который Воронов в свое время получил в Информбюро на парад Победы. На одной из карточек значилось: «ПРОПУСК НА ОБЪЕКТ». В верхнем левом углу перекрещивались древки трех изображенных в цвете флажков — советского, американского и английского. Далее следовали имя, отчество и фамилия Воронова — русскими и латинскими буквами. На другой карточке после слова «ПРОПУСК» и строки «Воронов Михаил Владимирович» было напечатано: «Нарком внутренних дел СССР Круглов».
Воронов вспомнил, что на вопрос шофера, куда ехать, генерал скомандовал: «На объект!»
«Сейчас выясним, что это за «объект», — подумал Воронов и поднялся по лестнице на второй этаж.
В небольшом кабинете генерала Карпова на столе стояли два телефона — полевой и городской. На стене висела большая карта Германии. Воронов обратил внимание, что она заштрихована в разные цвета. На противоположной стене виднелись следы от картин, снятых, видимо, совсем недавно.
— Ну как? Самоопределился? — встретил Воронова генерал.
— Как будто, — ответил Воронов, протягивая Карпову только что полученные белые карточки.
Генерал посмотрел на них и удовлетворенно сказал:
— Ну вот, теперь ты, как говорится, вполне допущенный.
— Куда, Василий Степанович? — воскликнул Воронов. — В жизни не был в таком нелепом положении, — горячо продолжал он. — В Москве спрашиваю: каково мое задание? Говорят — будете писать о Контрольном совете, о сотрудничестве с союзниками. Спрашиваю: почему я значусь фотокорреспондентом? Отвечают: так надо. Спрашиваю: почему Потсдам? Говорят: на месте разберетесь. А здесь и вовсе ничего не пойму. Со мной держатся так, будто я все знаю и нужно только уточнить некоторые детали. А мне, честно говоря, стыдно сознаться, что я ничего толком не знаю. Все вокруг темнят. Даже вы, Василий Степанович, и то все время чего-то недоговариваете. Ведь верно?
Несколько мгновений Карпов молчал.
— Садись, — сказал он, указывая на один из двух старинных стульев с высокими резными спинками, стоявших возле его письменного стола. — Вот что, — сухо и коротко, словно диктуя приказ, начал Карпов. — В Потсдаме скоро откроется конференция руководителей трех великих держав: Советского Союза, Соединенных Штатив и Великобритании.
Он умолк. Воронов тоже сидел молча, пораженный тем, что сейчас услышал.
…Конечно, столь опытный военный журналист, каким был Воронов, не мог не задумываться над тем, что есть некая связь между его командировкой в Германию и предстоящей конференцией «Большой тройки». Однако уже разговор с начальником Совинформбюро, то добродушный, как бы ни к чему не обязывающий, то настойчивый и строгий, создал впечатление, что Лозовский чего-то недоговаривал.
Если Воронов и предполагал, что ему поручают нечто связанное с будущей конференцией, то это смутное предположение не выдерживало проверки элементарной логикой. Почему главы государств поедут в Берлин, превращенный в гигантскую груду развалин? Где они будут жить? По каким дорогам передвигаться? Ведь не случайно же для двух предыдущих встреч были выбраны далекий от полей сражений Тегеран и тихий, безмятежный уголок — Ялта?
Правда, в командировочном предписании Воронова значился еще и Потсдам. Но это слово являлось для Воронова совершенно отвлеченным понятием. Выезжая из Москвы, он был уверен, что в Потсдаме находится теперь тот штаб или политорган, с которым ему придется согласовывать свою работу в Берлине. Конференция же, если она и произойдет именно в эти дни, соберется в одной из не тронутых авиацией и артиллерией европейских столиц, в Париже например.
Слова, произнесенные Карповым четко и ясно, без всяких предисловий и оговорок, оглушили Воронова. Мысли его мгновенно вернулись назад, в Москву. Все, что казалось ему странным и непонятным в кабинете Лозовского и по дороге в Берлин, внезапно приобрело предельную, как бы
