class="p1">– Да, мама где-то права… Журналистика требует выхода в социум, зоркого в него взгляда, чтобы не упустить ничего, ни одной важной детали. Но вы можете параллельным путем пойти… Критические статьи в литературные журналы писать, например… Хотя где их сейчас отыщешь, эти литературные журналы? Прошли те чудные времена…
Анна Антоновна вздохнула, улыбнулась грустно. Потом проговорила тихо:
– Да вы пейте чай, Анеля, он и впрямь очень вкусный…
– А мне чаю нальете? – услышала Анеля голос вышедшего на кухню Матвея и вздрогнула от неожиданности. – Можно мне к вам присоединиться, надеюсь, не помешаю?
– Помешаешь, конечно! – недовольно произнесла Анна Антоновна, коротко взглянув на сына. – Видишь, мы разговариваем?
– Так я тихо посижу, разговаривайте себе на здоровье… И вообще, у тебя телефон в гостиной два раза звонил, мамочка, а ты не слышишь!
– Ой! Это же Дима, наверное! Сейчас я ему перезвоню… А ты смотри… не обижай тут Анелю, понял? Я быстро вернусь…
Анна Антоновна ушла, а Матвей уселся напротив Анели, проговорил насмешливо:
– Как мне вас не обижать, подскажите? Или вы в принципе такая… Обидчивая?
– Нет… Совсем нет, что вы… – эхом откликнулась Анеля, неловко пожав плечами.
– А если нет, тогда, может, на «ты» перейдем? Я как-то не привык девушек на «вы» называть!
– Да, давайте… То есть давай…
– Ну, слава богу, не обидел… Уже хлеб. Значит, журналистом хочешь стать, да? Может, интервью у меня возьмешь? Согласен быть подопытным кроликом, дерзай!
– Нет… Не надо интервью… Я не готова как-то.
Анеля улыбнулась смущенно, отвела глаза. Подняла ладони, зачем-то потрогала себя за щеки и тут же отдернула их, будто обожглась. И не знала уже, куда деть эти ладони… Да что ж такое, господи, почему она такая неловкая? И смешная, наверное… Хотя вовсе не хочется быть сейчас неловкой и смешной! Хочется смелой быть, смотреть на Матвея так же весело. И не смущаться до обморока, словно она и впрямь тургеневская барышня! И сердце бы как-то остановить очень хотелось, чтобы не прыгало внутри заполошно!
– Тогда я у тебя интервью возьму, я готов… – произнес Матвей вкрадчиво, чуть наклоняясь вперед. – Пока мамы нет, можно? Вопрос первый… У тебя есть парень, Анеля?
Вместо ответа она опять пожала плечами, улыбнулась так, будто не знала, что сказать. Но ведь и впрямь не знала… Могла ли она считать Егора своим парнем? Наверное, могла. Но вот хотела ли…
– Понятно. Есть парень, стало быть. Есть, но сейчас тебе очень хочется ответить, что вроде и нет… Я правильно понял, да?
Она кивнула, глянула на него задумчиво. Хорошо, что хоть эта задумчивость на помощь пришла, прикрыла собой ее смешную неловкость. И хорошо, что Анна Антоновна заглянула на кухню, спросила быстро:
– Все в порядке, Анеля? Мне еще один звонок надо сделать, я быстро… Не скучай…
– А ты папе позвонила, мам? – строго спросил Матвей.
– Да, и папе тоже сейчас позвоню… Не забуду, не переживай, сынок!
Анна Антоновна ушла, а Матвей вдруг проговорил тихо и совсем не весело:
– Папа через каждый час звонит, беспокоится… И меня просил сегодня целый день с мамой побыть, мало ли что… У нее такой приступ ужасный был, «Скорая» едва успела доехать! Потом и в больнице мы с папой всю неделю дежурили. А он ведь очень занятой человек, он известный хирург, у него операции на год вперед расписаны! Дмитрий Васильевич Петровский… Может, слышала?
– Нет, не слышала…
– Ну и хорошо, здорова, значит.
– А что такое с Анной Антоновной? Я даже не знала, что она так серьезно больна!
– Да это даже не болезнь, это такие приступы удушья бывают… непонятно из-за чего… Будто на пустом месте. Отец говорит, у мамы так нервная система устроена, реагирует на какие-то сбои. Соматика, одним словом… А какие могут быть сбои, какая такая соматика, я понять не могу? Ладно бы поводы были для этих сбоев и мама бы нервничала… Ведь нет! Все у них отлично, папа любит маму, пылинки с нее сдувает! И она его очень любит… Полная идиллия, пример семейного счастья!
Анеля слушала его, затаив дыхание. Понимала, что все это он говорит для себя скорее, чем для нее. И огорчилась, когда он вдруг замолчал, будто спохватился, что сказал лишнее. И встрепенулся, и снова глянул на нее насмешливо, и проговорил весело:
– Так на чем мы остановились, не помнишь? Ладно, задаю следующий вопрос… На каком курсе ты учишься?
– На третьем…
– Занятия не пропускаешь?
– Нет…
– А в каком районе живешь?
– В Красногвардейском…
– Хорошо отвечаешь, молодец. А телефон у тебя какой? Диктуй быстро, я записываю…
Матвей выхватил из кармана джинсов телефон, и в этот момент на кухню зашла Анна Антоновна и проговорила строго:
– Ну, ты попил чаю, Матвей? Иди к себе, хватит паясничать!
– Ну мам…
– Иди, иди! Нам с Анелей еще кое-что обсудить надо!
Матвей поднялся нехотя, досадливо убрал телефон обратно в карман. Анна Антоновна молча подгоняла его взглядом. Когда Матвей вышел из кухни, произнесла с насмешливой досадой:
– Совсем заболтал вас, да? Не понимаю, в кого он такой несерьезный… Не обращайте на него внимания и не смущайтесь, он со всеми так разговаривает.
Анеля кивнула, стараясь изо всех сил скрыть свою досаду. Ей вовсе не хотелось «не обращать внимания», а хотелось наоборот… И до ужаса жалко было, что Матвей не успел записать номер ее телефона. Может, он потом бы ей позвонил. И она бы еще раз услышала его голос…
Наверное, эта досада была у нее на лице написана. И Анна Антоновна прекрасно ее разглядела, потому вздохнула тихо и головой покачала, думая о чем-то своем. Потом произнесла вдруг решительно:
– А знаете, Анеля, не надо завтра ко мне приезжать… Что я вас буду гонять туда-сюда? Я завтра сама в институт приеду, у меня там дела есть… Там курсовую со своим заключением и отдам. Если вас не найду, в деканате оставлю. Договорились?
– Да, Анна Антоновна, договорились… Спасибо за чай, я пойду…
– Да. Идемте, я вас провожу!
Они вместе вышли в прихожую, и тут же там появился Матвей, деловито сунул ноги в кроссовки, шагнул к двери.
– Ты куда собрался, сынок? – строго спросила Анна Антоновна.
– Я девушку провожу… Я скоро вернусь, мам…
– Нет, не надо ее провожать! Останься дома! Тебе что папа утром сказал, а? Чтобы ты весь день был со мной рядом! Я тебя не отпускаю, Матвей, слышишь?
– Ладно, мам, ладно… Все, я никуда не иду, все… – выставил вперед ладони Матвей и улыбнулся миролюбиво.
Анеля попрощалась торопливо и тут же испуганно выскочила за дверь, будто виновата была в чем. И так же торопливо начала спускаться по лестнице, не дожидаясь лифта. И не услышала, как Матвей тихо проговорил матери, закрывая за ней дверь:
– Ну чего ты так всполошилась-то, мам? Ну, проводил бы… Я даже не знал, что такие студентки у тебя есть… Глазищи огромные, так глядит ими, аж мороз по коже идет! Ух…
– Я тебе дам, мороз! Только посмей, пикапер несчастный! Знаю я тебя как облупленного! Эта девочка тебе не по зубам, даже не думай, слышишь?
– Мам, ну чего ты… Можно я как-нибудь сам буду решать, кто мне по зубам, а кто нет?
– Да решай на здоровье, но только именно эту девушку оставь в покое! С другими пикапом своим занимайся, кому это нравится, понял?
– Да чего сразу пикапом, мам… По-моему, ты преувеличиваешь мои способности в этом плане! – со смехом ответил Матвей, в то же время глянув на мать настороженно, и проговорил тихо: – Ну чего ты вдруг так завелась, чего… Тебе же нельзя нервничать… Все, успокойся, прошу тебя.
– А я вовсе не нервничаю, я говорю как есть. Мне не нравится, что ты размениваешь себя, сынок. Ну что это такое, скажи? Откуда эта мода взялась – вести счет своим кратковременным приключениям? И это еще если мягко сказать… А если грубо…
– Ой, не надо, мам. Вот грубо – не надо.
– Да отчего же? Ты же не любишь никого, ты же опошляешь само понятие любви, оскорбляешь своим поведением! И как девушки все это принимают, мне интересно?
– Да нормально, мам… Я же их всех люблю, только недолго. Но люблю!
– Нет, сынок. Ты путаешь любовь с распущенностью. Количество не может перейти в качество, как ты этого не понимаешь? Любовь бывает только одна… Одна и на всю жизнь… Вот как у нас с папой…
– Ну, вы с папой – это исключение, мам!
– Да, исключение. Что в общем итоге подтверждает правило. Нельзя разменивать себя походя, нельзя! Ты же так мимо себя ту самую любовь пропустишь, свою единственную!
– А я с тобой не согласен, мам… Я считаю, что у любви
