при том что там нет вовсе никаких небесных тел.
— Ух ты! — притворно удивился Лью. — Должен сказать, это уже кое-что. Леди и джентльмены, впервые в истории радио мы даем вам возможность услышать голос загадочных пустот доктора Бокмана. — Они заранее протянули провод в кампус к антенне Фреда. Лью махнул инженеру, чтобы тот дал в эфир принимаемый ею сигнал. — Леди и джентльмены, голос пустоты!
Ничего особенного в этом шуме не было — неровное шипение, словно у проколотой шины. Предполагалось, что шум будет звучать в эфире пять секунд. Когда сигнал прекратился, мы с Фредом неожиданно принялись ухмыляться точно пара идиотов. Я чувствовал себя совершенно расслабленным, по телу бегали приятные мурашки. У Лью Харрисона был такой вид, словно он ввалился в гримерную кордебалета где-нибудь на Копакабане. Он безумным взглядом таращился на настенные часы. Монотонное шипение было в эфире целых пять минут! И если бы инженер случайно не зацепился манжетой за рубильник, оно до сих пор шло бы в эфир.
Фред нервно хохотнул, а Лью принялся лихорадочно листать сценарий.
— Шорох ниоткуда, — наконец проговорил Лью. — Доктор Бокман, скажите, кто-то уже придумал название для этих загадочных пустот?
— Нет, — сказал Фред. — В настоящий момент у них нет ни названия, ни объяснения.
Природа излучающих сигнал пустот все еще ждет своего объяснения, но я предложил явлению название, которое, судя по всему, привилось: «Эйфория Бокмана». Пусть нам неизвестно, что представляют собой эти пустоты, зато мы отлично знаем, как они действуют. Слово «эйфория», означающее блаженное чувство радости, душевного подъема и благополучия, подходит как нельзя лучше.
После эфира я, Фред и Лью были друг с другом сердечны на грани слезливой сентиментальности.
— Уж и не припомню, когда доставлял мне такое удовольствие, — сказал Лью. Искренность ему отнюдь не свойственна, однако он не кривил душой.
— Это было одно из самых сильных впечатлений в моей жизни, — смущенно произнес Фред. — Приятно до невозможности…
Совершенно сконфуженные охватившими нас странными эмоциями, мы смущенно распрощались. Я поспешил домой что-нибудь выпить и угодил прямиком в очередную неприятность.
В доме было необычно тихо, и я раза два прошелся по комнатам, пока не обнаружил, что там кто-то есть. Моя жена Сьюзен, добрая и привлекательная женщина, которая всегда гордилась тем, что хорошо и вовремя кормит свое семейство, лежала на диване, мечтательно глядя в потолок.
— Милая, — осторожно позвал я, — я дома. Время ужинать.
— Фред Бокман сегодня выступал по радио, — произнесла она отсутствующим голосом.
— Знаю. Я был с ним в студии.
— Он не от мира сего, — вздохнула она. — Натурально не от мира сего. А этот шум из космоса — как только его включили, сразу ни до чего не стало дела. Лежу вот, пытаюсь прийти в себя.
— Так-так… — Я закусил губу. — Ладно, поищу-ка я лучше Эдди.
Эдди — мой десятилетний сын, а заодно и капитан непобедимой бейсбольной команды нашего района.
— Не трудись понапрасну, па, — раздался тихий голосок откуда-то из глубины комнаты.
— Ты дома? Что стряслось? Игру отменили по случаю атомной атаки?
— He-а. Мы выиграли восемь подач.
— Так им наподдали, что они и лапки сложили?
— Да нет, они играли очень даже. При ничейном счете оставалось еще двое да двое запасных. — Эдди словно рассказывал сон. — А потом, — сказал он, и глаза его широко раскрылись, — всем вдруг стало все равно и все разбрелись. Я вернулся домой, вижу — ма свернулась на диванчике, ну и я тоже решил прилечь на пол.
— С чего бы это? — настороженно спросил я.
— Па, — задумчиво проговорил Эдди, — да черт меня побери, если я знаю.
— Эдди! — одернула его мать.
— Ма, черт меня побери, если и ты знаешь.
Черт меня побери, если я хоть что-то понял, но меня уже начало грызть смутное подозрение. Я набрал телефон Фреда Бокмана.
— Фред, я тебя не отрываю от ужина?
— Если бы, — ответил Фред, — в доме ни крошки, а я сегодня оставил Марион машину, чтобы съездила за продуктами. Вот она теперь и ищет хоть какую-то открытую бакалейную лавку.
— Машина, что ли, не завелась?
— Вполне себе завелась, — сказал Фред. — Марион даже до рынка доехала. А потом вдруг ей стало так хорошо, что она развернулась да и вышла вон. — Голос у Фреда был расстроенный. — Конечно, женщина имеет право на капризы, но ложь противна мне…
— Марион солгала? Ни за что не поверю! — сказал я.
— Она пыталась убедить меня, что с ней вместе с рынка ушли и все остальные — даже продавцы.
— Фред, — сказал я, — я должен тебе кое-что рассказать. Можно мне приехать сразу после ужина?
Когда я подкатил к ферме Фреда Бокмана, он в полном обалдении читал вечернюю газету.
— Весь город свихнулся! — сказал он. — Без всякого повода все до одной машины свернули к обочине, как будто по улице неслась пожарная команда. Тут вот пишут, что люди замолкали на полуслове и стояли так целых пять минут. Сотни человек вышли на мороз в рубашках с короткими рукавами, улыбаясь, точно на рекламе зубной пасты. — Он потряс газетой: — Ты про это хотел мне сообщить?
Я кивнул.
— Все это приключилось, когда передавали твой шум, и я подумал, что, возможно…
— Один шанс из миллиона, что причина в другом, — сказал Фред. — Время совпадает до секунды.
— Но ведь большая часть народу не слушала радио.
— А им и не надо было, если я все правильно понимаю. Мы приняли из космоса слабые сигналы, усилили их примерно в тысячу раз и ретранслировали. Каждый, кто находился в радиусе действия передатчика, получил изрядную дозу этих усиленных излучений, хотел он того или нет. — Он пожал плечами. — Все равно что прогуляться мимо поля горящей марихуаны.
— Как же получилось, что ты раньше не прочувствовал этого на себе?
— Потому что я никогда не усиливал и не ретранслировал сигналы. Передатчик радиостанции — вот что дало им настоящую силу.
— И что же теперь делать?
Фред удивился:
— Делать? Написать сообщение в какой-нибудь подходящий журнал, вот и все дела.
Входная дверь без стука распахнулась, в комнату влетел красный и запыхавшийся
