духота. Видимо, они ехали болотами, так как парило немилосердно, терпко пахло прелым листом, растительным и животным мускусом. Желтые песчаные барханы чередовались с голыми меловыми горами и круглыми антрацитовыми холмами. Между ними, за стеной черного, рыжего, красного бамбука, а может, еще каких-то экзотических деревьев, в непроходимых и перепутанных зарослях таилась топь и трясина бездонных болот. И вдруг в окне машины Вера Сергеевна увидела… Борю! Он был в военном обмундировании, в каске, десантных ботинках, с автоматом и саперной лопаткой в руке, брел по дороге из последних сил. Видно было, что его мучает смертельная жажда, но воды нигде не было. Вера Сергеевна попросила остановить машину и выскочила из нее. Боренька был уже далеко и полез на песчаный холм.
Она закричала, что было сил: «Бо-оря! Боренька-а!», но он ее не услышал. Да и она сама не услышала себя, точно кричала внутрь себя. Она побежала за ним, откуда только взялись силы, с трудом влезла на этот холм, но Боря уже скатился к зарослям и стал продираться к болоту. Вера Сергеевна сверху видела, что там одна трясина и воды нет. Стала кричать ему, но безуспешно. Он вылез из кустов, бросил автомат, лопатку, сбросил ботинки, а затем, взглянув на черную блестящую гору, содрал с себя и всю одежду. Полез наверх, скатился с гладкой горы, снова полез, как муравей, и снова скатился, и вновь стал продираться к другому источнику воды. Вера Сергеевна уже знала, что и там нет воды, которая утолит его жажду. Кричала ему, но он не слышал, как глухой. И не было птиц, не было зверей, не было лягушек, не было даже комаров, значит, не было нигде и воды. И глухо ворчало где-то в стороне: то ли гром, то ли нутро земли. С вершины холма она хорошо видела, как он подполз к топи, раздвинул руками трясину в надежде вычерпнуть из глубины ее воду, но трясина чмокнула, разошлась, затянула его, и он мгновенно скрылся в ней. Трясина хлюпнула и застыла вновь ненасытным зверем в ожидании новых жертв, новых жаждущих испить из нее…
Слезы текли по ее щекам. Где ты, Боренька, причитала она, иди ко мне, напою тебя пресными обессоленными за жизнь слезами. Мальчик мой, погубили тебя эти ненасытные твари!
Возле машины Веру Сергеевну ждал обеспокоенный Грибков. Она совершенно выбилась из сил. Грибков помог ей забраться в машину, но в последний момент Веру Сергеевну будто толкнуло, что Боря все-таки там, Боря ждет ее!
– Я сейчас вернусь. Подождите ради Бога, – сказала она и направилась на поиски сына.
– Вера Сергеевна, куда же вы одна, постойте! – Грибков захлопнул дверцу машины и пошел за ней.
Местность словно изменилась. Они оказались возле крутого склона горы, с чернеющим над тропинкой входом в пещеру. Одолев каменистый подъем, они вошли в просторную пещеру с невидимыми сводами, посреди которой на костре три старухи варили в огромном чане какую-то омерзительную бурду. «Вот она где, вся вода», – подумала Вера Сергеевна и поздоровалась со стряпухами. Те никак не отреагировали на ее приветствие. Грибков остался у входа, а она подошла к ним ближе. Красные блики от костра придавали их и без того уродливым ликам зловещий вид. Одна из них была совершенно лысая, с шишковатым черепом и жилистыми, синими от набухших вен руками. Этими руками она ворочала в котле громадной поварешкой и бормотала что-то себе под нос. Две другие старухи, седые и косматые, закрыв глаза, сладострастно принюхивались к отвратительному запаху варева. Вера Сергеевна опять поздоровалась с ними, но они не видели ее в упор.
– Подбрось-ка в котел кошачьего помета…
– И спермы висельника, для аромата…
– Пену, пену сними! Через край перельется…
– Отстань, дура! Там самые альбумины с глобулинами!
– Вы Бореньку случайно здесь не видели? – преодолевая тошноту, спросила Вера Сергеевна.
Но они посмотрели сквозь нее, как сквозь пустое место.
– Младенец, кажись, вякнул? – сказала одна.
– Хорошо бы его сюда, для навару, – сказала вторая. – Да и с жирка бы его, глядишь, не ослепли.
Подружки облизнулись и хихикнули.
– Цыц вы, девки! Не отвлекайтесь на болтовню! – окрикнула их старшая. – Подбросьте-ка лучше в костер кизяк бешеного быка и вязаночку сушеного нетопыря. Вот так. Не жалей, не жалей. Смотри, как зачадило славно! Приговаривайте, приговаривайте! Хотя нет, сперва достаньте-ка этого новенького. Осторожно, не повредите его мандрагору. Я потом дудочку из этого корня сделаю. Ты смотри, из болота так приятно козлиным мужским духом несет, прямо как от мэтра Леонардо. Эх, помню, не так давно, лет сто, наверное, назад, а может, двести, на танец пригласил меня любезник с конскою ногой… Ну, волокита! Что рты раскрыли? Тащите же, тащите этого скорей…
У Веры Сергеевны потемнело в глазах, она чувствовала, что теряет силы и сознание.
Очнулась она в машине, куда ее принес Грибков.
– Ну, как вы, Вера Сергеевна? Вам лучше?
Вера Сергеевна слабо кивнула головой, облизала языком пересохшие губы, и они снова тронулись в путь.
– Кто это был? – спросила она у Грибкова.
– Кто? – не понял тот.
Очнулась Вера Сергеевна, ударившись на повороте плечом о ручку двери. Черная непроглядная ночь с далекими, как чужие жизни, звездами заполняла все вокруг, и в ней, в этой черноте, остался ее Боренька, ее маленький добрый мальчик. Погубили они тебя, ненасытные женщины!
И снова забытье и тоска по Боре. Почему она жила в вечном страхе за него? Если знала о его ужасном преждевременном конце, почему не предупредила заранее? Если не знала, почему волновалась всю жизнь?
***
Пели соловьи. Так и есть, соловьи, она не могла ошибиться. Это были они. Удивительно, в городе поют соловьи. Пахло тополями, пахло яблоками и свежестью. Нет, не дезодорантом, не рекламой, пахло уличной свежестью, в которой мало машин и нет проституток. Машина стояла возле большого пятиэтажного здания. Здание было ей знакомо и с чем-то связано в ее жизни. С чем?
– Мы приехали, Вера Сергеевна. Прощайте.
И он быстро уехал. Она не успела спросить, когда обратно. А впрочем, зачем? Красные огоньки исчезли за поворотом. Ей вдруг показалось, что они и на расстоянии пятисот верст будут такими же неугасимо-красными. Надо было позвонить Любе, предупредить. А то нагрянула, как снег на голову. Может, болеет или еще что-нибудь. Но делать нечего, она пошла к входу. Тут ее окликнули:
– Вера! Ты еще здесь?
Вера Сергеевна оглянулась. Люба.
– Вот так-так. А я к тебе приехала.
– Приехала? – засмеялась Люба. – Ну, раз приехала – заходи, чего стоишь?
Люба бросила беспокойный взгляд назад, по сторонам, обогнула
