одно хорошее известие в этом потоке бед.
Все дни перед похоронами были, слава Богу, заняты хождением по разным инстанциям. В морге справку о смерти взять, за похороны заплатить, автобус и оркестр нанять, священника на кладбище пригласить, к следователю забежать, да детей при этом не забросить. В общем, забот – полон рот. Уставала до того, что спала, как убитая. И заботы эти, как лекарство. Не то, что отчаяться, думать времени не оставалось. Так и наступил день похорон. Народу провожать маму собралось много. Только из нашей школы пришли все, кто не занят был на уроках, да ещё соседи, да знакомые. Я даже прослезилась от благодарности. Поехали на кладбище, но по дороге автобус сломался. Час, наверное, простояли, пока водитель ремонтировал. Приехали, а там уже священник ждёт. Отпели как положено, слов хороших наговорили. Похоронили, в общем. Я хотела подвезти священника до храма, а он отказывается. Говорит, что вот тут же рядом с маминой могилой ещё одного человека хоронить будут, отпеть надо. Ну, хоронить, так хоронить. Стала напоследок ленту на венке поправлять. Поправляю и вижу, автобус подъезжает похоронный и рядом с нами останавливается. Открываются двери и выходит, кто бы вы думали? Директриса выходит. Представляете? «Да лучше я сама в ту могилу лягу, чем позволю его рядом с мамой хоронить!», – подумала, а что делать не знаю. Священник рядом стоит.
– Батюшка, – говорю, – да как же так? Как же это можно? Из-за него ведь мама умерла, а его рядом хоронят.
– Без воли Божьей ни один волосок не может упасть с твоей головы, – говорит. – Значит так надо.
– Кому надо? Зачем? – не понимаю.
– Тебе. В первую очередь тебе, – отвечает.
– Мне? – удивилась я.
– Ну, да! Тебе, – говорит. – Господь поставил тебя перед выбором: простишь, значит дальнейшая твоя жизнь будет полна любви. Не простишь, значит злобы и ненависти. Вот и выбирай.
И я ему поверила. Не знаю почему, но поверила, что именно сейчас передо мной встал самый может главный в жизни выбор. Я ведь, хоть и крещённая, но в церковь совсем не ходила, со священниками не общалась. Не до этого как-то было. Пасху там, Рождество, масленицу, как и все отмечала, но о вере вообще не думала. А тут встал передо мной выбор, и решение принимать надо здесь и сейчас. Что делать? Растерялась сначала, а потом, как увидела, что директриса одна из автобуса вышла и больше никого нет, такая меня жалость взяла, что подбежала к ней, обняла и заревела. И она заревела. Представляете? Стоим обнявшись, ревём, как белуги. Плачу, и чувствую, как из меня, физически чувствую, вся боль уходит. Ненависть, злость, растерянность, как гной вытекают. Наревелись, слёзы утираю, оглянулась и вижу, что все, кто со мной приехали, тоже плачут. Все! Представляете? И мужчины тоже. Я только потом об этом вспомнила и подумала, что у них вроде бы и не было причин плакать, а они плакали. Удивительно. Хотя, что тут удивительного? Но в тот момент, почему-то, восприняла это, как само собой разумеющееся. В общем, мы, не сговариваясь, все вместе остались на похороны её сына, а потом поехали на поминки. Тоже все вместе. Необычная, конечно, на первый взгляд история, но ещё более странно было то, что я после этого почувствовала. Не поверите! Вроде бы похороны, у всех горе и печаль, и больше всех должна была бы страдать я, а я почувствовала радость и облегчение. Кому скажи, застыдили бы, а только так оно и было. Понятное дело, никому этого не показывала, но даже и мысли не возникло, что со мной что-то не так, или, что это стыдно. И вот ещё что – сила какая-то пришла. Пришла сила и поняла я, что теперь всё выдержу, и всё перетерплю. И успокоилась. Вот такая история, Лидия Ивановна. Как только изгнала из себя ненависть и злобу, как только простила, не на словах, а всем сердцем, искренне, так и произошла со мной эта чудесная метаморфоза, – закончила свой рассказ Ольга, откинулась на спинку стула, и, помолчав, добавила, – эти чувства и сейчас меня не оставляют, и я их стараюсь беречь.
Глава 6
– Да… – тяжело вздохнув, произнесла Мария Ивановна, – жизнь. Вишь ты как! – помолчав, продолжила она. – Вроде бы похожие чем-то у нас судьбы, но только результаты разные. Ты вот нашла в себе силы простить, а я нет. У меня вся жизнь из-за этого наперекосяк пошла, хотя неприятности, с которыми я столкнулась в молодости, были куда меньше, чем твои, – задумчиво сказала Мария Ивановна, и коротко поведала уже известную нам историю своей жизни.
- Ну, и что вы думаете об этом? – спросила Ольга, выслушав исповедь Марии Ивановны.
- Что думаю? – переспросила женщина. – Жалею. Жалею, что не было у меня тогда рядом никого, кто мог бы дать нужный совет. Хотя, конечно, не знаю, послушалась бы я тогда кого-нибудь или нет. Своенравная очень была. От молодости, наверное. Теперь-то, после всего пережитого, строптивости куда как поубавилось, но и сейчас толком не знаю, что делать. Стою будто посреди бескрайнего поля, а куда пойти не знаю. Везде, кажется, одно и то же будет. Да и устала я. Такая тяжесть на плечах лежит, что по утрам и вставать не хочется. А ты вот радостная, и силы в тебе на троих. Завидую.
– Чему, Мария Ивановна? – с удивлением спросила Ольга.
– Радости этой, – ответила Мария Ивановна. – Я уже и забыла, что значит радоваться, потому и завидую.
– А вы не завидуйте, а присоединяйтесь, – убеждённо воскликнула Ольга.
– Как, Оля?
– У меня после похорон появилось устойчивое чувство, что я не до конца понимаю, что со мной произошло. Вот я и решила пойти к тому, кто дал мне разумный совет. Пришла в храм, рассказала всё, что меня волнует, а священник мне даёт ещё один совет. Я его лучше своими словами опишу, как я это поняла. Представьте себе, что душа – это дом, в котором ты живёшь. Так вот, если ты хорошая хозяйка, и хочешь, чтобы в твоём доме были чистота и порядок, то должна постоянно следить за этим, то есть, выметать и выкидывать мусор. Каждый день. Как только ты чуть-чуть разленишься, мусор начинает скапливаться. И чем больше скапливается мусора, тем трудней тебе будет решиться сделать уборку. А, поскольку сил у тебя и так не много, то с какого-то времени ты вдруг решаешь, что тебе с этим не справиться, что тебе и так неплохо, что никому об этом не известно, опускаешь руки, и окончательно запускаешь свой дом. При этом ты всё также продолжаешь следить за внешней
