мы думали, это еще кто-то оттуда приехал, – говорит Олим-ака.
– Ну вот, в лужу упала! Не могу больше! – вылезает из-под скамейки Марлен-ака. – Послушайте только! Мало ему, что я ему выделил свой диван, отдал свой мобильный, сам, как ишак, старым пользуюсь…
– Вы это о своем госте? Три – пять…
– Так он еще на старуху мою начал заглядываться!
– Это психология, – замечает Сухроб-ака. – Вы же на нее тоже когда-то, наверное, заглядывались. А он – это вы.
– Я ему говорю: посмотри, сколько вокруг молодых есть! Некоторые – даже с квартирами… Моя Фарида тебе в матери годится! Еще водку откуда-то притащил…
– Это всё, всё – психология. Вы же сами, пока не завязали… А он – это вы.
– Сидит, понимаете, на моем диване и любезничает с моей законной супругой. А та уши развесила, супом его кормит. Я понимаю, что он – это я… Но я же его старше!
– Пять – пять…
– Сухроб-ака, – Кадыр берет кубики и нервно вертит в пальцах. – Вы же в паспортном столе работаете, сейчас начнется: прописка-мрописка, с этими людьми из лифта же надо что-то делать…
– Да, надо что-то делать! – присоединяется Марлен-ака.
– Ладно, – Сухроб-ака поправляет спортивные штаны и собирается уходить. – Что-то сегодня играть не хочется. И голова, как казан, гудит… Дома привет передавай.
– Сухроб-ака, завтра и к вам на лифте приехать могут! Уже к половине подъезда приехали. Думаете, раз вы в нашем подъезде недавно, не приедут? И к вам приедут.
– Когда приедут, тогда поговорим, – не оборачиваясь, отвечает Сухроб-ака.
Останавливается, замирает.
Скрежет открывающегося лифта.
Из лифта выходит человек в шлепанцах, майка, надпись «Memento mori. Одежда для Вас и Вашей семьи».
– Красивая майка, правда? Брат подарил, его магазин. Могу дать телефон, если что.
Мимо, торопливо оглядываясь, проходит Сухроб-ака:
– Оперативная обстановка без изменений? Еще гости не приезжали?
– Пока тихо.
Сухроб-ака поднимается наверх, шаги стихают.
– На чем я остановился? Да, вот так к нам за какие-то три-четыре дня столько народу приехало. Кто-то из девяностых, но в основном из начала восьмидесятых. С ними пришлось, конечно, политинформацию провести. В ближайший супермаркет сводить. Что в очередь около каждого продукта вставать не надо, объяснить. Вначале, когда гостей было еще мало и некоторые даже им радовались, Сухроб-ака предложил им экскурсию по городу организовать, чтобы они посмотрели новостройки, как у нас тут всё поменялось. А потом они как из лифта полезли…
Спускается, выходит из подъезда, здоровается с Кадыром, идет дальше.
– Один раз лифт останавливается, а из него – восемь гостей! «Надо же, – кто-то смеется (конечно, тот, к кому еще не приезжали), – лифт – резиновый, что ли?» – «Лифт, может, и резиновый, – кричит Бриллиант Садыковна, – а квартира у меня не резиновая! Мне одного сына-балбеса хватало, а теперь их у меня – четверо». Ничего, говорим, Бриллиант-опа, скоро, может, многодетной матерью станете. А она: «Я вам сейчас такую… многодетную мать покажу!» И давай на нас, что она одна и в хокимият звонит по поводу этого безобразия, и подписи собирает, а мы только «ла-ла»…
Идет молча. Пробегают дети.
Женский голос: «Ра-а-но! Рано-о-у! Твой Сарвар из лифта опять моих детей в пионеры принимает! Спустись, скажи, чтобы глупостями не занимался!»
– Мы, конечно, тоже обращались. Первым делом лифтера вызвали, чтобы всё устранил. Без толку! Один лифтер пришел посмотрел, другой… «Что вас не устраивает? Лифт работает! Можем только отключить». Мы даже собрание подъезда провели по этому вопросу – тайное, чтобы гости не узнали. Одни говорят – отключить, и точка! Другие: «Подождите, может, эти люди как на лифте приехали, так на нем обратно в прошлое и укатят; не надо им путь к отступлению отрезать!» Да, у многих такая гипотеза была, даже эксперимент устроили: посадили маленькую Машхуру на первом этаже в лифт, нажали на седьмой этаж, дверцы закрылись… На седьмом этаже другая часть наблюдателей расположилась. Ждем, что будет. Доедет – не доедет? Доехала… После этого уже большинство было за то, чтобы лифт отключить. Даже те, которые на верхних этажах, тоже согласились, так их эти двойники достали. Но пока лифтера дождались, еще человек шесть приехало, кто из восемьдесят третьего, один даже из семьдесят восьмого, хотя наша девятиэтажка тогда только строилась. Ладно, пришел наконец лифтер, поковырялся; сказал – отключил. А на следующее утро…
Раннее утро, комната. Стрекот сверчка. Под пологом из марли лежат Кадыр и Машхура. Кадыр мрачно разглядывает марлю.
– Я так не могу больше. Давай уедем. Поедем в горы, как люди. Пусть эти себе живут как хотят.
– А родителей – тоже в горы возьмем?
– И родителей. Они тоже еле держатся. Слышала, как мать вчера ночью плакала?
– А этих – здесь оставить?
– Да, пусть тут сидят.
– А если они потом нас обратно не пустят?
– Как не пустят?
– Ну вот когда вернемся, и не пустят. Места мало, им тоже тесно. Потом ходи доказывай.
Кадыр уткнулся небритым подбородком в подушку:
– Сколько раз я думал о детстве… Так хотел туда вернуться! А теперь оно само ко мне… Поедемте все-таки в горы, а? Чимган, Бельдерсай, воздух, тишина…
– А вы знаете, во сколько проживание обойдется?
– Мы в детстве всей семьей туда ездили, и ничего.
– Так это когда было! А наших гостей кормить, одевать на какие деньги, вы об этом подумали? Рано-опе с первого этажа повезло, к ней уже взрослая Рано-опа приехала, она ее сразу в кафе пристроила…
– Что всё «деньги, деньги»… Засыпаю: «деньги». Просыпаюсь: «деньги». Давай сами просто уедем. – Придвигается к Машхуре. – В горы, куда хочешь… Только чтобы без этих, вдвоем.
– Ну что вы делаете… Жарко… И эти сейчас услышат, уже проснулись.
– Нет, спят еще. Всю ночь музыку слушали.
– Ну не надо. Говорю вам, не спят.
– Всё этот проклятый лифт… – Резко садится. – Слышите?
– Ну что?
– Опять зашумел!
– Вам показалось. Его вчера лифтер приходил, отключил…
– Значит, снова включили! – Соскакивает, на ходу впрыгивает в одну штанину. – Или сам, собака, заработал! Слышите? Опять – к нам!
– Почему вы так думаете? Может, не к нам…
Кадыр выскакивает в коридор.
Из соседней комнаты на него смотрят три Кадыра. Двое, подростки, играют на курпаче в карты. Один сидит на горшке. Маленькая Машхура просыпается и зевает.
Повозившись с замком, Кадыр выбегает в подъезд.
– Кадыр-ака! – слышен из квартиры голос Машхуры.
Звук остановившегося лифта.
Кадыр бросается к дверцам и сжимает их, не давая открыться. Дверцы дергаются. Сжимает сильнее; прижимается лицом к дверцам:
– Всё! Не выйдете!
Из кабинки голоса: «Откройте! Откройте, что за хулиганство!»
– Кадыр! – выбегает в подъезд Машхура, застегивая халат.
