поймет, что правая рука-то с переломанными пальцами не в рабочем состоянии, а я как-никак молодой парень, усыхающий по сексуальной разрядке.
Пока еще даже имени ее не узнал, но, как вылечусь, стану красивым и прекрасным, обязательно познакомлюсь с ней. Хотя бы узнаю ее имя. И, если смелости хватит, спрошу «как дела?» или «как прошли выходные?», а если уж совсем страх потерять, то почему бы и не попросить придти ко мне вечером чаю попить, поболтать.
Папа приехал на следующий же день в первой половине дня. В дверях в палату он столкнулся с уходящей медсестрой, которая сделала мне укол обезболивающего. В отличие от вчерашнего дня сегодня папа был в халате.
— Как ты? — сухо спросил он, садясь на край моей кушетки. — Лучше?
— Даже не знаю. Вроде, хорошо.
Он взял меня за руку.
— Мама только к утру уснуть смогла. Плакала всю ночь. — И после паузы добавил. — Я, как сам понимаешь, тоже не о сне думал.
— Понимаю. На меня сейчас смотреть зрелище не из приятных.
— Да. — Он начал ладонью массировать свой лоб. — Мне сегодня следователь звонил.
— И чего этот Виктор хотел?
— Я думаю, ты знаешь. Он высказал мне свои впечатления о вчерашнем визите к тебе. Ничего не хочешь мне сказать об этом?
— Он считает, что я что-то умалчиваю? — виновато спросил я.
В ответ лишь кивок.
— Пап, — я сжал его руку, — поверь, я знаю, что делаю. Так нужно. Мне нужно.
— Надеюсь, — он слегка улыбнулся, — ты не собираешься в Бэтмена играть?
— Нет, пап. Я не собираюсь устраивать ни самосуд, ни чего-либо вообще предпринимать.
— А чего ты хочешь добиться, скрывая истину?
— Я хочу исчезнуть. — Увидев на лице отца непонимание и даже небольшую тревогу, что мной и ожидалось, но я продолжил. — Не хочу больше видеть, и чтобы меня видели, все люди, с которыми я был знаком. Кроме тебя и мамы, разумеется.
— А школа?
— Ну, мне все равно здесь валяться до ЕГЭ, а экзамены — уверен, ты придумаешь, как обойти эту систему, чтобы не со своим классом сдавать.
— Ясно.
— Кто-нибудь знает, что я здесь?
— Я никому не говорил. Директору по телефону только сказал, что ты в больнице, и минимум две недели тебя точно не будет. Не говорил ни что с тобой, ни в какой больнице. Но, учитывая, что Виктор и к ней наведывался, скорее всего, она уже все знает. И, кстати, желала тебе скорейшего выздоровления.
— Спасибо. — Сказал я, хотя мне было абсолютно все равно.
— Мама, вроде, тоже ничего не говорила. Но я передам ей твою просьбу, сразу, как выйду из палаты. И Виктору скажу. Но все равно хотелось бы знать, что у тебя на уме.
— Не беспокойся. Еще раз говорю, что я знаю, что делаю.
— Искренне хочется в это верить. Тебе нужно что-нибудь? Ты извини, что с пустыми руками. Перекусить мы тебе и так принесли вчера много всего — и половины, наверное, не съел. А из вещей, даже не знаю, что и нужно.
— Хорошо, что ты спросил. Записывай. — Я улыбнулся во весь рот, намекая, что список не будет коротким.
Отец достал свой телефон и взглядом дал понять, что готов записывать.
— Первое, что нужно, мои учебники, чтобы готовиться к экзаменам, и пару толстых тетрадей, и ручек штуки три. Мой iPod с зарядкой — где-то на столе у меня в комнате валяются. Книги привези: Артура Хейли, Ремарк, Набокова — его американский период не читал еще. Чака Паланика привези — обязательно «Невидимки» не забудь.
— Ты же говорил, что дважды уже читал.
— И в третий раз прочитаю. И Гришема — я у него только «Фирму» прочитать успел. Вроде, это все.
— Всегда приятно осознавать, что у сына неплохой литературный вкус. За некоторыми исключениями. Учитывая, что молодежь сейчас вообще практически ничего не читает. Это все? Может, тебе ноутбук привести? А телефон?
— Ноутбук мне совсем уж ни к чему. А телефон мне зачем?
— Хотя бы, что нам с мамой звонить тебе. Или сам, если что понадобиться, позвонишь.
— Что-нибудь дешевое купите тогда.
— Хорошо. Вечером заеду домой все соберу. Попрошу сейчас маму, чтобы из одежды тебе что-нибудь собрала.
— Спасибо.
— Слушай! — его осенило. — Тапочки, зубная щетка, дезодорант и еще что-нибудь из повседневной необходимости тоже ведь нужно!
— Ну, да. Как-то я не подумал.
— И мы с мамой вчера, когда сюда ехали, даже не подумали об этом. Привезем.
Мы посмотрели еще друг на друга несколько секунд, и он встал.
— Я поеду, мне на работу нужно. А вечером приедем с мамой. Привезу все, что просил.
— Буду ждать.
— Давай, сынок. Поправляйся скорее.
— Пап, — я очень сильно сжал его кисть, — спасибо тебе большое, что не лезешь с нотациями и не задаешь лишних вопросов.
— Ты уже взрослый. Сам про все расскажешь, как посчитаешь нужным.
Он потрепал мне волосы, встал и вышел. Как же сильно он хотел верить, что его сын уже и вправду взрослый и принимает верные решения.
Вечером папа приехал вместе с мамой. В руке у папы была сумка с вещами, которые я у него просил.
Первым делом, после ухода родителей, схватил одну из тетрадок и на обложке толстыми буквами написал «НИКИ».
Из дневника «НИКИ». 4 мая 2010 года.
Я лежу в больнице, в которой очнулся вчера. Меня зовут Ники. Мне 17 лет. Я в хлам избитый.
Бориса, на глазах у его друзей, один мудак и пятеро братков вывезли в багажнике и долго били. Лицо превратили в месиво. Сломали ребра. Даже на лицо нассали. Теперь Бориса больше нет. Он умер вместе с дружбой с людьми, с которыми он бок о бок прожил ни один год.
Но есть я, Ники, который собирается выйти из больницы, сдать экзамены в школе, поступить в институт. Не знаю, как мне жить, стараясь постоянно не попадаться на глаза моим знакомым, но я решил начать все по-новому, и от этого решения не отступлюсь.
Пока еще никак не могу оценить мое впечатление от проживания в больнице. Поначалу единственным развлечением дня было посещение моей палаты медсестрой. Сейчас у меня есть книги, игры в телефоне, и плеер с 64 Гб музыки. Обязательно надо будет попросить папу привести мне колонки для него.
Не могу объективно оценить сейчас свое душевное состояние, но одно могу сказать с уверенностью — у меня нет ни капли сожаления. Не знаю, откуда у меня это, но в какой-то степени испытываю даже немного радости. Будут новые друзья, будет новое окружение, будет новый я.
