говорила моя мать. Я не мог теперь ждать от Евгения помощи. Я был в стороне. Фоков ждал ее от меня.
— Хорошо-хорошо, — сказал я. — Не переживай, я все сделаю. Все что нужно.
— Ну, а я, — в ответ на мои слова сказал друг, — помогу вам встретиться. Юра, Наташа будет рада тебя видеть, — и он похлопал меня по плечу.
Шло время, однако я не спешил выполнять свое обещание, данное когда-то Евгению, и встречу с Натой оттягивал, объясняя другу, что дел у меня невпроворот. В какой-то мере это было правдой, так как я, возвратившись из армии, готовился к поступлению в институт.
Моему другу не терпелось. Он надоедал мне телефонными звонками:
— Юрий, Наташа горит желанием тебя видеть. Два года прошло. Ей интересно, каким ты стал. Она так и сказала: «Вот бы встретиться с Шакиным. Его, наверное, не узнать?»
— А что она не знает, где я живу? — бросил я Жене.
— Да знает, — ответил Фоков, — но она, как бы тебе это сказать, чувствует себя неловко перед тобой. Ну, ты знаешь почему! Что мне тебе объяснять!
Встреча состоялась. Она произошла на вокзале, в зале по продаже пригородных билетов. Я был очарован Кустиной. Ната и так была красавицей, а тут стала еще краше. Правда, теперь я должен был на нее смотреть иначе, чем раньше. Фоков — никто другой, готовился стать ей мужем.
Одета девушка была со вкусом, ярко — ничего темного, мрачного только краски, бросающиеся в глаза. Было видно, что с Михаилом Потаповичем она рассталась спокойно, без скандалов. От ее замужества ничего не осталось: на лице я не обнаружил ни одной морщинки. Не могла же она их чем-то замазать? Косметикой Ната пользовалась по минимуму, аккуратно подкрашивая брови, ресницы и губы.
За время службы в армии я окреп, стал выше ростом, раздался в плечах. Не было уже того мальчика, каким я уходил служить — мужчина. Евгений рядом со мной проигрывал. Ната это видела и не отходила от меня. Я мог наплевать на просьбу друга о помощи, забыть о ней. Кустина мне снова разрешала себя любить. И я мог ее любить. Было за что.
Я радовался возвращению домой из армии. Свои чувства мне хотелось разделить с друзьями, бывшими одноклассниками. Многих из тех, кто позировал любителю фотографу и кого я видел на памятной мне карточке, трудно было найти, ведь села как такового уже не было. И лишь одна Юлия сестренка Светланы довольно часто толклась у нас во дворе и приставала ко мне со всякими расспросами. Я, как мог, отвечал ей. Затем приходила Светлана и, схватив ее за руку, тащила домой. Она упиралась и не желала идти.
— Я хочу побыть с Юрой. Я его ждала из армии, — кричала девочка. — Вот так! Правда, Юра?
— Правда, Юлия, полная правда. Ты одна ждала меня из армии. Ну, еще мои родители. Друзья меня ждали и все, — отвечал я девочке, стараясь быть серьезным, но порой мне не удавалось себя сдержать, и я начинал долго безудержно смеяться и смеялся до слез. Мой смех нравился Юлии, и она просила меня смеяться еще и еще. И я останавливался. Мне становилось обидно за Нату, что она меня не ждала, что она уже не моя невеста. Но я перед друзьями старался не подавать и вида о каких-то проблемах, возникших в нашем мини коллективе: Юра, то есть я — Ната — Женя. И это мне удавалось.
Дома мне не сиделось: я осваивал окрестности и все делал чтобы не чувствовать себя одиноко. Однажды, я разыскал на чердаке свои удочки, хотел заняться рыбной ловлей, но пруда уже не было. Он оказался засыпанным, а на его месте возвышалось огромное многоэтажное здание. Я постоял у него и отправился домой.
За день-два я обошел всю территорию, на которой располагалось раньше наше село. Мне было не по себе: картины, знакомые с детства, оказались, словно резинкой стертыми с поверхности листа — земли. Целые улицы вместе с домами самыми разными деревянными, каменными, маленькими и большими, в которых выросло, ни одно поколение людей, были разрушены и бульдозерами собраны в большие мусорные кучи. Я воочию ощутил произошедшие изменения и понял горе отца не желавшего переезжать в город. Не зря он большей частью проводил время дома, во дворе или же на огороде и никуда не выходил. Я тоже себя ограничил, дожидаясь того времени, когда новые высотные здания будут построены и территории, примыкающие к ним, благоустроены. Решил для себя — дальше улицы ни шагу. И не ходил, ну если только выбирался на станцию, но и то не часто, когда ездил в город за покупками или же навстречу с друзьями.
Однажды на станции я столкнулся с Виктором. Мы окончили школу и больше не встречались. Родные места притягивали многих перебравшихся в город сельчан.
Он был в форме курсанта военного училища. Я, окинув его взглядом, крепко пожал руку.
— Ну, я так понимаю, — полушутя-полусерьезно бросил я товарищу, — это наш генерал!
— А что ты смеешься? И буду! Я, на меньшее не согласен! — ответил мне Виктор. Спорить с ним я не стал и тут же согласился:
— Будешь, обязательно будешь! Ты ведь жил где? — немного выждал и сам ответил: — На улице, названной в честь нашего земляка генерала. Это что-то да значит!
Оптимизм товарища мне был понятен. Правда, не он один строил грандиозные планы, и я тоже. Главное состояло в том, что мы верили в их осуществление. Мы были молоды и полны сил.
— Я сейчас иду к Семену, — сказал Виктор.
— А разве он не в армии? — спросил я.
— Сейчас нет! — ответил товарищ. — Служил, служил и вот дослужился — заработал поездку домой.
До меня только после разговора с Виктором дошло, что звуки баяна не случайны — это Семен по вечерам растягивал меха инструмента. Я решил вернуться и увязался за Виктором следом, а по дороге выяснил, что он о побывке нашего товарища узнал от Надежды Ватуриновой. Он и обо мне знал и собирался зайти.
— Я уже навестил Фокова и Кустину, — сказал Виктор, — и все благодаря Надежде. Она умеет со многими нашими ребятами и девчонками находить общий язык. Не бойся! Она поможет и тебе.
— Отчего ты думаешь, что я боюсь? — ответил я. — Мне не один раз приходилось пользовался ее помощью. — Правда, я был с Виктором не полностью откровенным, потому что подойти к Ватуриновой и взять адрес Кустиной, я не осмеливался,
