Проникнуть в замыслы писателя – это и значит по «лучу света», каким является самый «дух» его произведений, определить, что скрывается за «ставнями» сюжета. В черновиках мотив «луча» варьируется почти так же часто, как мотив «зеркала». Например, читаем: «…Освобожденный луч открывает в мире – мир и гаснет, развеясь…» (Ф. 127. Оп. 1. Ед. хр. 24. Ч. 1. Л. 48 об.). Наброски произведений помогают заглянуть в творческую лабораторию писателя, искавшего (как символисты) путей соединения сущности и видимости. В этом отношении характерен фрагмент архива под названием «Джесси Клермон». Герой – писатель Ферпос Тренган – в луче ставни «увидел болезнь, может быть – смерть» (там же, л. 17). Грин показывает здесь, как могла бы возникнуть картина, сюжетно выражающая представление о страдании, болезни или смерти. Благодаря особому «лучу» на его ладони появилось странное видение: «…Изображение светилось отчетливым опрокинутым рисунком. Оно представляло собой часть комнаты… В постели лежала женщина. Другая женщина стояла возле лежащей…» И если в чертах стоящей было «зажато и скрыто мрачное хотение», то на лицо лежащей «можно было, внутренне улыбаясь, смотреть без утомления, сколько угодно…» (там же, л. 12 об., 14, 14 об.). Характерно, что это «изображение», отвечавшее представлению о болезни, исчезло совсем, когда Тренган «открыл ставни», и на стене его комнаты появилось зеркальное отражение обыденных реалий другой стороны улицы: «опрокинутая вывеска, – холст с синими буквами» (там же, л. 14 об.). «Загадочное отражение обращало ко мне тайный смысл свой», – обобщает герой свои ощущения, т. е. как бы «внутренний толчок», явившийся тогда «только деятельным предчувствием» (там же, л. 18).
Нарочитая произвольность соединения в одной сцене обыденного отражения («опрокинутая вывеска») и «изображения», возникшего благодаря свойствам особого «луча», – это и есть метод Грина: видеть «все, что он хочет… там, где хочет» (говоря словами Дэзи). При таком способе видения «психология героев становится ясной из событий, происходящих вне, а не внутри сознания действующих лиц», – как писал о психологизме Грина Ц. Вольпе (в предисловии х книге «Рассказов» писателя, вышедшей в 1935 г.). Критик удачно назвал такой метод «кинефикацией»: перевод вовне перипетий собственно духовной жизни героев. С этой точки зрения представляет интерес и спор в романе о свойствах улыбки леонардовской Джиоконды. «Эта женщина, – говорит, например, Джесси, – напоминает дурную мысль, преступную, может быть спрятанную, как анонимное письмо, в букет из мака и белены. Посмотрите на ее сладкий, кошачий рот!» И Детрей тоже не жалует знаменитую итальянку: «Мне кажется, что она может предать и отравить». Конечно же, в таких суждениях сказывается «присутствие» в романе ядовитых «лучей», исходящих от Моргианы, отравляющих, искажающих восприятие. В том, как Джесси и Детрей видят Джиоконду, просвечивает в первую очередь и х внутреннее состояние, в котором доминируют предощущения, догадки, психологические прозрения.
Несмотря на «хороший конец», роман, в котором героиня на протяжении почти всего повествования борется со смертью, как бы концентрирует в себе дух угасания (чем подготавливается «плохой конец» в романе «Дорога никуда»). Это ощущение особенно сильно чувствуется в черновиках.
Дорога никуда*
Роман. Впервые опубликован в издательстве «Федерация». – М., 1930. – 391 с. Печатается по этому изданию. Критики встретили роман с недоумением или вовсе враждебно. В статье под названием «Никудышная дорога» некий рецензент (скрывшийся под литерами «Ал. М.») писал: «…„Федерация“ выпустила новый роман наиболее талантливого из „иностранцев“, известного, даже маститого А. С. Грина… Происходят грандиозные социальные и экономические сдвиги в СССР… а Грин рассказывает об обычных приключениях авантюрных романов, протекающих… в социальном отношении – в безвоздушном пространстве… Но при чем тут все-таки Федерация объединения советских писателей?!» (Сибирские огни. – Новосибирск, 1930. № 7. С. 123–124). И все же роман вновь вышел отдельным изданием в 1935 г. – М.: Сов. писатель. – 451 с. В последующем он разделил участь многих произведений А. Грина, не публиковавшихся более 20 лет. Только с 1957 г. роман регулярно стал издаваться.
Мейссонье (Месонье) Жан Луи Эрнест (1815–1891) – французский художник; его жанрово-исторические картины отличались занимательностью сюжета.
Хаггард Генри Райдер (1856–1925) – английский писатель, мастер интриги, изображал мир экзотики, далекое прошлое, чем близок неоромантикам («Копи царя Соломона», «Дочь Моктесумы»); в поздних произведениях содержатся элементы мистики, культ сильной личности («Дитя бури», «Священный цветок»).
Ричард Львиное Сердце – прозвище английского короля Ричарда I (1157–1199); вел беспрерывные войны.
Апсидная крыша – полукупольный свод над апсидой (или абсидой) – выступом здания полукруглой формы.
Казуар – крупная (1,8 м) бегающая птица с неразвитыми крыльями; на голове – роговой шлем, на шее и голове – голые участки ярко окрашенной и утолщенной кожи. Здесь: нелепая высокая фигура, быть может, напоминающая разряженного рыцаря.
Немврод, или Нимрод (др. евр.) – по библейской легенде, основатель Вавилонского царства (нач. 2-го тыс. – 559 г. до н. э.). В Библии характеризуется как отважный охотник.
Кабестан – лебедка с вертикальным валом.
Траверс – направление, перпендикулярное курсу судна.
Шканцы – часть верхней палубы судна, место для парадных построений команды.
Коломянковый – из коломянки (прочная льняная ткань для одежды).
Инфернальная женщина – роковая, приносящая страдания.
«В тяжелые дни нашей жизни росла „Дорога никуда“. Грустно звенели голоса ее в уснувшей, измученной душе Александра Степановича. О людях, стоящих на теневой стороне жизни, о нежных чувствах человеческой души, не нашедших дороги в жестком и жестоком практическом мире, писал Грин», – размышляла впоследствии Нина Николаевна (Воспоминания об Александре Грине… С. 371).
Однако отношение к роману вплоть до конца 50-х годов было предопределено теми негативными оценками, которые он получил сразу по выходе (см.: Шишов В. Рец. на кн.: Грин А. С. Дорога никуда // Книга и революция. – М., 1930. № 2. С. 41). Критики увидели в нем лишь «безысходный пессимизм и мистический туман», определив господствующее настроение как «покорность судьбе, сознание собственного бессилия» (Иполит И. Рец. на кн.: Грин А. С. Дорога никуда // Красная новь. – М.; Л., 1930. № 6. С. 202).
Понимание произведений писателя углублялось с годами. Для сегодняшнего читателя самое ценное в «Дороге никуда» – именно эта «трагическая нота». Грин «предоставляет человеку свободу выбора, зачастую оказывающуюся гибельной»; таков подлинный смысл повествования о герое «с внушительно и мрачно развивающейся судьбой», – как сказано о нем в самом романе (см.: Ковский В. Е. Реалисты и романтики… – М., 1990. С. 261).
Юноша Тиррей Давенант, которого с такой любовью вывел в этом романе Грин, во второй части становится содержателем гостиницы под именем Джемс Гравелот. Обратим внимание на 18-й полутом энциклопедии Брокгауза и Ефронана его корешке золотом оттиснуто: «Гравилат до Давенант». Все 86 книг принадлежавшей А. С. Грину энциклопедии хранятся в его феодосийском музее. По мнению Н. Ф. Тарасенко, названный полутом мог быть особенно интересен писателю тем, что в нем содержались сведения о шести его предшественниках – однофамильцах Грина по псевдониму (см.: Тарасенко Н. Ф. Дом Грина. – Симферополь, 1979. С. 35).
В 1926 г. в Москве на выставке английской гравюры в Музее изящных искусств была работа Джона Гринвуда (1885–1954) «Дорога никуда». Эта «суровая гравюра», по определению Н. Н. Грин, изображала «отрезок дороги, поднимающийся на невысокий пустынный холм и исчезающий за ним». Название понравилось Александру Степановичу настолько, что он решил воспользоваться им и переименовать роман «На теневой стороне», над которым тогда работал. «Это заглавие отчетливо отвечает сущности сюжета, темы, – говорил он Нине Николаевне. – И, заметь, художник Гринвуд. И моему имени это созвучно. Очень, очень хорошо!» (Воспоминания об Александре Грине… С. 400). Однако новое заглавие «Дорога никуда» некоторое время еще «соперничало» с прежними: «Фергюс Фергюсон», «Гостиница трех стрелков», «Гостиница Эльмерстина», «Смельчаки грез», «Человек с зеркалами», «Невидимое», «Невидимая сторона», «На теневой стороне» и др. Это были различные наброски, которые уже несли в себе элементы основного мотива, так удачно названного: «…Слова „Дорога никуда“ много говорили моему сердцу… В чем отличие такой дороги от прочих „дорог куда-то“, я мог узнать лишь в мечте или путешествии», – читаем в одном из черновиков (Ф. 127. Оп. 1. Ед. хр. 21. Ч. 2. Л. 76). Далее писатель замышлял развить мотив дороги через некую «легенду»: «…кто по ней пойдет, тот увидит нечто, к чему будет стремиться и тосковать, среди страданий и испытаний…» (там же, л. 83).
