Одновременно высказывалась и другая точка зрения на типичность главного героя и всей изображаемой в повести жизни. Н. Ф. Сумцов («Харьковские ведомости», 1893, № 102, 22 апреля) в «Скучной истории» находил на каждом шагу «недостаточное и случайное знакомство автора с университетом, профессорским бытом». В результате «его скучный профессор — деревянная или точнее тряпичная кукла с наклеенным на лбу ярлыком ума, ничем в сущности но доказанного». Недостоверным нашел Сумцов и прозектора; «улыбку вызывает» и рассказ об университетском швейцаре Николае: «остается только непонятным, почему сам Николай Степанович не уступит ему своей кафедры». Г. Качерец также считал, что герои «Скучной истории» жизненно недостоверны, характеры и ситуации — «неоправданны, фальшивы» (Г. Качерец. Чехов. Опыт. М., 1902, стр. 50, 56).
Наиболее резко мысль о нетипичности образа главного героя высказал Михайловский. Он считал «не характерным», чтобы у Пирогова, Кавелина, Некрасова «мог быть современник и друг, который <…> всю жизнь прожил без того, „что называется общей идеей или богом живого человека“ <…> Для людей, воспитавшихся в той умственной и нравственной атмосфере, какую г. Чехов усваивает Николаю Степановичу, нет даже ничего характернее этой погони за общими идеалами <…> Очевидно, перед г. Чеховым рисовался какой-то психологический тип, который он чисто случайно и в этом смысле художественно незаконно обременил 62-мя годами и дружбой с Пироговым, Кавелиным, Некрасовым» (Михайловский, стр. 603–604). Аналогичное мнение высказал Е. Ляцкий: профессор не похож на шестидесятников — «отсутствие общей идеи было для них всего менее характерным». На деле он «ничем не отличается от всей серенькой галереи „чеховских“ портретов» («Вестник Европы», 1904, № 1, стр. 127–128).
Лишь немногие критические отзывы о «Скучной истории» касались ее поэтики: жанра, формы повествования, стиля, языка. Необычность манеры, жанровое своеобразие озадачивали, вызывали противоречивые суждения.
«„Скучная история“ г. Чехова — не есть ни повесть, ни рассказ, ни что другое беллетристическое, а просто дневник чувств и мыслей „старого человека“, „знаменитого профессора“», — писал А. И. Введенский («Русские ведомости», 1889, № 355, 4 декабря). Жанр «записок», взятый самим Чеховым в «Скучной истории», по мнению Дистерло, не случаен — «это наш современный, русский род литературы — свободный, искренний, чуждающийся всего условного». Дистерло связывал этот жанр с самим характером повествования нового произведения Чехова, которое, «как и другие большие его вещи», «не имеет фабулы и определенного контура», «определенных рамок и наименования» («Неделя», 1889, № 46, 12 ноября, стлб. 1477–1478). «Записками» обозначил жанр «Скучной истории» и Николаев («Московские ведомости», 1889, № 345, 14 декабря); Буренин («Новое время», 1889, № 4922, 10 ноября) квалифицировал повесть как «патологическое исследование в беллетристической форме», правда, написанное «очень искусно».
Различно воспринималась специфическая, «интеллектуальная» форма повествования «Скучной истории», ее необычная насыщенность мыслью, мнениями, рассуждениями. Кигн («Книжки Недели», 1891, № 5) полагал, что «элемент ума, никоим образом не доходящий до резонерства, необыкновенно оживляет и как-то бодрит читателя» (стр. 203). Но Перцов увидел в размышлениях профессора «афоризмы публициста, а не вдохновения художника» («Русское богатство», 1893, № 1, стр. 50). Публицистичность, «отвлечения в сторону» усмотрел в «Скучной истории» и Ляцкий («Вестник Европы», 1904, № 1, стр. 141).
О чеховской стилистической манере в повести критика высказала диаметрально противоположные мнения. Так, Дистерло, Кузьмин, Кигн отмечали в повести предельную простоту стиля, лаконизм. Напротив, Сумцов утверждал, что Чехов «постоянно прибегал к «литературной» речи и к «красивой» фразе и потому «снабдил некстати красноречием и своего литературного манекена» («Харьковские ведомости», 1893, № 102, 22 апреля).
«Скучная история» не раз объявлялась зависимой от повести Толстого «Смерть Ивана Ильича». 9 ноября 1889 г. об этом писал Чехову Леонтьев (Щеглов) (Записки ГБЛ, вып. 8, стр. 76). Введенский считал, что своей повестью Чехов «впал в неудачную подражательность» Толстому («Русские ведомости», 1889, № 335, 4 декабря). Такого же мнения придерживался и Николаев («Московские ведомости», 1889, № 345, 14 декабря): «„Скучная история“ — утрированное подражание внешним приемам Л. Толстого». Д. Струнин сходство двух произведений объяснял не подражанием, а правдивым изображением обоими писателями распространенного в русском обществе типа «человека инерции» («Русское богатство», 1890, № 4, стр. 110). Кигн тоже считал Чехова «сродни Толстому» «по своей способности изображать чужую душу неожиданно — ново и убедительно-правдиво» («Книжки Недели», 1891, № 1, стр. 178–179).
При жизни Чехова «Скучная история» была переведена на немецкий, польский, сербскохорватский, финский и чешский языки.
Стр. 251. Пирогов Николай Иванович (1810–1881), русский хирург и анатом, основоположник военно-полевой хирургии; профессор Петербургской медико-хирургической академии.
Кавелин Константин Дмитриевич (1818–1885), юрист, историк и социолог; публицист и общественный деятель либерального направления 60-х годов.
Стр. 252. Шея, как у одной тургеневской героини, похожа на ручку контрабаса. — Из повести Тургенева «Дневник лишнего человека» (И. С. Тургенев. Полное собр. соч. и писем. Сочинения, т. V. М. — Л., 1963, стр. 209).
Стр. 254. «О чем пела ласточка» — роман немецкого писателя Ф. Шпильгагена (1829–1911).
Стр. 255. «… полюбил ~ как Отелло Дездемону, за „состраданье“ к моей науке». — Перефразированы строки из трагедии Шекспира «Отелло»: «Она меня за муки полюбила, а я ее — за состраданье к ним» (акт I, сц. 3).
Стр. 259. Грубер Венцеслав Леопольдович (1814–1890), профессор анатомии Петербургской медико-хирургической академии.
Стр. 260. Скобелев Михаил Дмитриевич (1843–1882), русский генерал, получивший широкую известность после русско-турецкой воины 1877–1878 гг.
…профессор Перов — Перов Василий Григорьевич (1833–1882), художник, с 1871 г. был профессором в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.
Патти Аделина (1843–1919), итальянская певица; несколько раз гастролировала в России.
Стр. 284.…постоянно шутливый тон, какая-то помесь философии с балагурством, как у шекспировских гробокопателей. — Могильщики из «Гамлета» Шекспира (акт V, сц. 1).
Стр. 287. «Печально я гляжу на наше поколенье» — первая строка стихотворения Лермонтова «Дума».
Стр. 288. Марк Аврелий (121–180 н. э.), римский император, философ-стоик; Епиктет (Эпиктет) (ок. 50-138 н. э.), греческий философ-стоик; Паскаль Блэз (1623–1662), французский математик и философ.
Стр. 294. «гряди, плешивый!» — Этими словами израильские дети дразнили лысого пророка Елисея (4-я Книга царств, гл. 2, ст. 23). Ср. Н. С. Лесков. Соборяне, ч. 1, гл. 6.
…Гаудеамус игитур ювенестус! — Искаженное начало студенческой песни: «Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus…»
Стр. 295. Пти Жан-Жак. — Вероятно, здесь имелся в виду Жан-Мартер Пети (1772–1856), французский генерал и политический деятель, или Жак-Луи Пети (1674–1750), французский хирург. Жан-Жак Пти (или Пети) среди исторических лиц не известен.
Стр. 296. Крылов Никита Иванович (1807–1879), профессор римского права Московского университета.
…«Орлам случается и ниже кур спускаться…» — цитата из басни И. А. Крылова «Орел и куры».
ВОРЫ
Впервые — «Новое время», 1890, № 5061, 1 апреля, стр. 2–3. Заглавие: Черти. Подпись: Антон Чехов.
С новым заглавием вошло в издание А. Ф. Маркса.
Печатается по тексту: Чехов, т. IV, стр. 270–289.
Рассказ в творчестве Чехова имеет свою предысторию. Конокрад по имени Мерик встречается в других, созданных ранее пьесах и рассказах. Это — первая пьеса Чехова («Неизданная пьеса» или «Безотцовщина»), написанная в 1879–1881 гг., и запрещенный в 1885 г. драматический этюд «На большой дороге» (см. т. XI Сочинений). См.: Н. Пиксанов. Романтический герой в творчестве Чехова (образ конокрада Мерика). — В кн.: Чеховский сборник. М., 1929, стр. 172–191).
Рассказ писался Чеховым в дни напряженной подготовки к поездке на Сахалин. Он был закончен 15 марта 1890 г. и сразу же отослан в «Новое время». А. С. Суворин предполагал напечатать (и напечатал) рассказ в пасхальном номере своей газеты. В письме от 15 марта Чехов писал Суворину: «Побуждаемый корыстью, а частью вдохновением, написал я рассказ, который и посылаю одновременно с сим письмом. Только, голубчик, пришлите мне корректуру, ибо рассказ написан сапожной щеткой и нуждается в ретуши». Прочитав рассказ, Суворин в письме (не сохранилось) высказал Чехову свое мнение о нем. Чехов ответил Суворину в письме от 1 апреля: «Вы хотите, чтобы я, изображая конокрадов, говорил бы: кража лошадей есть зло. Но ведь это и без меня давно уже известно. Пусть судят их присяжные заседатели, а мое дело показать только, какие они есть. Я пишу: вы имеете дело с конокрадами, так знайте же, что это не нищие, а сытые люди, что это люди культа и что конокрадство есть не просто кража, а страсть».
