— И это, пожалуй, можно.
— Ну, так пять с плюсом тебе за поведение! В чем же дело? Или капиталов оказалось меньше, чем думал?
— Нет, на этот счет, слава Богу, не ошибся.
— Э, душа моя, так кричи vivat![98] Ей-Богу, просто позавидовать можно человеку: и любят-то его, и веревки-то он вьет, и в капиталах не разочаровался, и женка прелесть какая хорошенькая! Да ты, mon cher, просто привередничаешь после этого!
— Да, привередничаешь! — кисловато пробрюзжал Бейгуш. — Связал себя по рукам и по ногам, тогда как почти что равнодушен к женщине!
— Ну, стало быть, и того еще лучше! — подхватил пан грабя. — Если так, то тем легче можешь во всякое время сделать ей ручку и улыбнуться. Капиталы перевел уже на свое имя, или нет еще?
— То-то что нет.
— Э, брат, швах!.. За это тебе из поведения нуль! А еще хвалишься, что веревки вьешь! Чего же ты медлишь-то?
— Да как тебе сказать!.. Ужасно ведь неловко это… И как приступить?.. Ведь это ей покажется и странно, и подозрительно, если так "ни с бухты ни с барахты" ляпнешь ей: переведи, мол, все состояние на мое имя!.. А сама она еще не догадалась об этом… Надо как-нибудь исподволь, поосторожней да половче, а тут, может, не сегодня завтра придется браться за дело, уходить в Литву. Вот тут и раздумывай над такою задачей.
— То есть, попросту сказать, ты либо деликатничаешь некстати, либо не умеешь взяться за дело, — порешил пан грабя. — И притом, я понимаю, душа моя!.. Я очень хорошо понимаю тебя! Тебе хотелось бы прежде всего остаться в ее глазах и вообще выйти из этого дела джентльменом. Не так ли?
Бейгуш молчал и шел потупясь.
— Ты молчишь, — продолжал, пытливо взглянув на него, Слопчицький, — ну, конечно так! Молчание есть знак согласия. А что ты мне скажешь, — вдруг полновесно и с торжествующей загадочностью заговорил он, — что скажешь ты мне, если бы например, я, твой приятель, помог тебе обделать всю эту историю так, что и деньги завтра же у тебя в кармане будут, и джентльменом ты перед женой останешься?.. Ну-те, пане капитане, отвечайте мне!
— Хм… Что ж отвечать на это! — полусоблазняясь, полунедоверчиво усмехнулся Бейгуш.
— Нет, брат, ты ответь!.. Я ведь говорю тебе серьезно, не на ветер! Только ты постой наперед! Так дела не делаются. А ты вот что: хочешь идти со мной на условие?
— На какое условие? — все с тою же усмешкой спросил поручик.
— Во-первых, обед у Дюсео с трюфелями и шампанским, — это прежде всего! Во-вторых, пять процентов со всего капитала, который хоть завтра же, при моей помощи, перейдет к тебе в руки.
— Да, но как перейдет — вопрос? — усомнился Бейгуш.
Пан грабя при этом поспешил даже, хотя приятельски, но благородно обидеться.
— Странное дело! — воскликнул он, оскорбленно подфыкивая. — "Как перейдет?" Неужели же ты можешь предполагать что-нибудь нечестное, неблаговидное!.. Хм!.. Ты, кажется, должен бы хорошо знать меня, что я, как дворянин и порядочный человек, не в состоянии предложить ничего неблагородного! Об этом даже и думать нелепо. Я полагаю, что и ты, и я — оба мы так поставлены в свете и по рождению, и по положению, и по образованию, что не можем сделать ничего такого, за что общественное мнение могло бы набросить на нас какую-нибудь тень. Если я тебе, как доброму приятелю, предлагаю помощь, то понятно, что в ней нет ничего компрометирующего. Я ведь только из участия к тебе же, а впрочем как хочешь.
— Ну, вот, ты уж и обиделся, кажись! — поспешил Бейгуш поправить свою неосторожность. — Зачем так странно принимать каждое слово! Я, напротив — я буду бесконечно тебе благодарен, если ты укажешь путь, чтоб она сама, добровольно, предложила мне деньги.
— А условие? — торгуясь, подмигнул пан грабя. — У меня, брат, дружба дружбой, а деньги деньгами. Даешь пять процентов?
— Прекрасно, да с какой же суммы? — заторговался в свою очередь и Бейгуш.
— С какой бы ни было! Одним словом, с той, какая очутится у тебя в кармане.
— Изволь, даю, но помни: только с тем, чтобы жена отдала мне сама доброю своею охотою.
— А то как же иначе? — опять подфыркнул Слопчицький. — Так пять процентов?
— Пять.
— Значит, идет?
— Идет!
— И кроме того обед у Дюссо с трюфелями и шампанским… Чур! — по карте я сам заказывать стану! Это условие я тоже выговариваю себе заранее.
— Не прочь и от этого, — согласился поручик. — Ты заказывать, я платить.
— Вот, вот оно-то самое и есть! — с живостью подхватил пан Тадеуш. — А ты актер хороший?
Бейгуш посмотрел на приятеля с некоторым недоумением.
— Это что же значит? — спросил он, смеясь.
— О! ты не сомневайся, — уверил тот, — это статья очень важная в нашем деле… Так как же, — хороший?
— В любительских спектаклях раза два подвизался.
— Ну, и эдак тово… в драмах и в трагедиях?
— Нет, больше в водевилях.
— Э… Ну, мы соединим водевиль с трагедией и закончим комической развязкой, к общему удовольствию, — порешил веселый и довольный собою пан грабя. — А насчет трагедий ты можешь?
— Не знаю, не пробовал.
— Не пробовал? — Так вот тебе первый дебют! Впрочем, я полагаю, что где дело своего кармана коснется, тут ой-ой! всякий человек, небойсь, отличным актером вдруг сделается! и в водевиле запоет, и в трагедии завоет! Так как же, — по рукам?
— По рукам! уже сказано!
— И исполнено будет точно?
— Точно и верно.
— Слово гонорем?
— Слово гонорем!
— Ну, давай же, примемся за дело!
На другой день после этого разговора у Бейгуша был назначен маленький «вечер». Были человека два-три военных, Свитка и пан грабя Слопчицький. Из фамилий офицеров, которым нет никакой надобности обременять память читателя, ни одна не оканчивалась на ов или ин, а все на ицкий, ецкий и евич. Из дам никого не было. Сусанна очень любила делать у себя petites soirées подобного рода: ей пока еще нравилась роль молодой хозяйки, ее так забавляло сидеть за чайным столом, делать тартинки и разливать гостям чай в светлые, граненого хрусталя стаканы. Все это было так мило, уютно и красиво, после первобытной простоты коммунного обихода. Матовый фонарик в гостиной, яркий камин, зелень на окнах, красивая покойная мебель и мягкие ковры — все это так красило ее новую обстановку, посреди которой, в роли счастливой молодой хозяйки, она и посторонним, и самой себе казалась еще прелестнее. Сусанне грезилось, что она действительно нашла теперь свой маленький рай и свое большое счастье… Все у нее есть: красивый муж, у мужа веселые, милые приятели, есть миленькая квартирка, и сколько свежих, модных нарядов!
Двое из офицеров специально прикомандировали себя к молодой хозяйке и даже слегка ухаживали за нею, что ей очень нравилось и подавало повод к маленькому кокетству. Сусанна хоть и сильно облюбила своего мужа, но… видя около себя ухаживающего мужчину — по прирожденной ей слабости, никак не могла воздержаться от некоторого кокетства: ей хотелось, чтобы все без исключения были ею заинтересованы и находили бы ее прелестной.
Остальные, в том числе и сам Бейгуш, засели за стол, в невинный ералаш "по маленькой".
Вечер тянулся своим чередом до ужина, который был обилен и веселым разговором, и добрым вином. После ужина гости вскоре взялись за шапки и откланялись. Остался один Слопчицький.
Он шутя присел к ломберному столу и, промеж болтовни, прокинул направо и налево.
— А что, не рискнуть ли на маленькую? — игриво предложил ему Бейгуш.
— Поздно, — взглянув на часы, уклонился пан Тадеуш. — Вы люди молодые, вам и бабай пора!
— Нет, что за поздно!.. Шутя, две-три талии, не более! — приставал между тем Бейгуш. — Садись-ка, садись, приятель! Дай-ка я тебя вздую немножко на сон грядущий!
— Да что ж, я пожалуй… если тебе так хочется, — нехотя согласился пан грабя, вынимая бумажник и заложив банк в двадцать пять рублей.
Бейгуш взял колоду и приготовился понтировать. Сусанна полуприсела к нему на ручку кресла и обвила его шею рукою.
— А вы, пани Бейгушова, не мастерица в "любишь не любишь"? — шутя обратился к ней Слопчицький.
— Я? Нет, я люблю! — похвалилась она.
— Так что ж?.. Не хотите ли поставить карточку?
— О, с удовольствием!
— Я вас тоже с удовольствием обыграю! Ведь вы истая москевка?
— Россиянка pur-sang.
— А я — поляк пюрсано вы.
— Ну, так что ж?
— Э! как "что ж"!.. весело подхватил пан грабя. — Я, видите ли, поляк и ненавижу русских, и потому обыгрываю их в карты.
Сусанна засмеялась.
— Да, смейтесь! Вот и вас поэтому обыграю. Ну, что вы поставили?
— Я?.. Червонный король! — отозвалась молодая супруга, выбирая карту.
— А что цена ему?
