В изображении судьбы героев повести, их отношений выступает также характерная для Тургенева тема трагизма любви. Эта тема звучит и в предшествующих "Фаусту" повестях "Затишье". "Переписка", "Яков Пасынков" и в последующих - "Ася" и "Первая любовь". Рассматривая любовь как проявление одной из стихийных, бессознательных и равнодушных к человеку сил природы, Тургенев в "Фаусте" показывает беспомощность, беззащитность человека перед этой силой. Не могут уберечь от нее героиню повести ни целенаправленное воспитание, ни "благополучно" устроенная семейная жизнь. Любовь возникает в повести как страсть, которая лишь на мгновение вносит в жизнь поэтическое озарение, а затем разрешается трагически. Тема любви в "Фаусте" соприкасается с вопросом о роли таинственной и иррациональной стихии в жизни человека. "Неведомое" также трактуется в повести как одно из проявлений всесильной природы. Интерес к нему объединяет "Фауста" с более поздним циклом так называемых "таинственных" повестей: "Собака", "Странная история", "Сон", "Песнь торжествующей любви", "Клара Милич", написанных Тургеневым в конце 60-х - 70-х годов, в период увлечения его естественнонаучным эмпиризмом (см: главу о "Таинственных повестях" в книге Г. Вялого "Тургенев и русский реализм". М.-Л., 1962, стр. 207-221).
Мотив скорбного разочарования, идея долга, общественного служения, противопоставленного личным стремлениям, проходят и через другие повести Тургенева 50-х годов - "Переписка", "Яков Пасынков", "Поездка в Полесье", которые вместе с "Фаустом" служат подготовительными звеньями к "Дворянскому гнезду" (см. комментарии к этому роману). Пассивно-пессимистическая концепция, пронизывающая повесть, связана как с личными настроениями писателя в пору работы над нею, гак и с увлечением его в то время философией Шопенгауэра.
Таким образом, в художественных образах повести Тургенева получили развитие его взгляды, высказанные в статье о "Фаусте" Гете, но в ней же сказался и частичный отход писателя от его воззрений 40-х годов. "В "Фаусте", - писал В. М. Жирмунский, - чтение трагедии Гете играет решающую роль в духовном пробуждении героини, в ее попытке моральной эмансипации и последующей катастрофе. Эпиграф из "Фауста" Гете подчеркивает элемент пессимистического скепсиса и отречения, присущий творчеству Тургенева" (В. Жирмунский. Гете в русской литературе. Л., 1937, стр. 359). Однако субъективно-лирическая сторона в повести тонко сочетается с планом объективно-реальным и не противоречит ее социально-психологической правде. История любви героя повести Павла Александровича Б. и Веры Ельцовой дается в определенной обстановке (русский поместный быт) и обусловлена их характерами и понятиями, выработанными под воздействием окружающей среды и воспитания. Одна из причин печального исхода событий - несостоятельность героя, неспособного к решительным действиям, согласованию своих чувств, мечтаний и поступков. Это все тот же рудинский тип, близкий автору и одновременно уже не удовлетворяющий его. Другая причина трагической коллизии кроется во внутреннем мире героини, в противоречии между принципами, внушенными ей с детства, и проснувшимся в ней властным голосом чувств.
Повесть облечена в эпистолярную форму - это рассказ от лица героя в письмах. К этому приему Тургенев прибегал уже в "Переписке", где герои исповедуются в письмах друг перед другом. В "Фаусте" эта форма носит более емкий характер: излагаемый в письмах рассказ имеет новеллистическую композицию, включает в себя бытописание, портретные характеристики, пейзаж.
Характерной особенностью повести является обилие литературных образов и реминисценций. Кроме Гете и его трагедии "Фауст", которая определяет сюжет повести и играет столь существенную роль в судьбах героев, цитируются и упоминаются Шекспир, Пушкин, Тютчев. Героиня сравнивается одновременно с Маргаритой и с Манон Леско. Все это часто встречается и в других произведениях Тургенева (такое же, например, преображающее воздействие, как "Фауст" Гете на Веру, на героиню "Затишья" оказывает пушкинский "Анчар") и связано с более широким вопросом о роли литературной традиции в его творчестве (см. об этом в статье А. Белецкого "Тургенев и русские писательницы 30-60-х годов", в которой отмечается развитие в "Фаусте" ряда сюжетных и идейно-тематических мотивов произведений русских романтических писательниц Е. А. Гаи, E. H. Шаховой и M. С. Жуковой в ключе "новой" реалистической манеры Тургенева - Творч путь Т, Сб, стр. 156-162).
"Фауст" имел успех. Еще в незаконченном виде повесть понравилась Панаеву, Боткину и Некрасову, к которым Тургенев обратился за литературными советами. Проводив Тургенева за границу, где он должен был закончить работу над "Фаустом", Некрасов писал Фету 31 июля 1856 г.: "Ну, Фет! какую он повесть написал! Я всегда думал, что с этого малого будет прок, но, право, удивился и, разумеется, сильно обрадовался. У него огромный талант, и коли правду сказать - так он в своем роде стоит Гоголя. Я теперь это положительно утверждаю. Целое море поэзии, могучей, благоуханной и обаятельной, вылил он в эту повесть из своей души..." (Некрасов, т. X, стр. 287). Некрасов же сообщал Тургеневу позднее, после появления повести в "Современнике", о том, что ""Фауст" сильно гремит" (там. же, стр. 301). Сам Тургенев писал В. П. Боткину 25 октября/6 ноября 1856 г. из Парижа: "Я получил из России письма мне то ворят, что мой "Фауст" нравится..." (Т, Письма, т. III, стр. 23),
Сохранился ряд эпистолярных отзывов о "Фаусте", характеризующих восприятие повести в различных литературных кругах. П. В. Анненков, А. В. Дружинин, В. П. Боткин, представители "эстетической школы", высоко оценив лиризм повести, противопоставляли "Фауста" произведениям Тургенева с социальной проблематикой. Анненков "умилился", по собственному признанию, от "Фауста", потому что это - "свободная вещь" (Труды ГВЛ, вып. III, стр. 59). Дружинин, имея в виду соответственно "гоголевское" и "пушкинское" направления, приветствовал то, что Тургенев, как ему казалось, "не усидел" на Жорж Санд и пошел вслед за Гете (Т и круг Совр, стр. 194). В. П. Боткин в письме Тургеневу от 10 (22) ноября 1856 г. дает развернутый отзыв о повести. Выделив в творчестве Тургенева произведения объективного плана, подобные "Запискам охотника", "затрагивающие известную струну", и субъективные, в которых выражается "романтизм чувства", "высшие и благороднейшие стремления", Боткин считает последние более органическими для лирического по своему характеру таланта Тургенева, видит в них залог его будущего расцвета, начало которому положено "Фаустом". Успех "Фауста", - пишет он, - "на стороне натуры твоей, на симпатичности рассказа, на общем созерцании, на поэзии чувства, на искренности, которая в первый раз, как мне кажется, дала себе некоторую волю" (Боткин и Тургенев, стр. 101-103).
Положительно отнесся к повести и Л. Н. Толстой, о чем свидетельствует запись от 28 октября 1856 г. в его дневнике: "Прочел "Фауста" Тург(енева). Прелестно" (Толстой, т. 47, стр. 97). В. Ф. Лазурский в своем "Дневнике" 5 августа 1894 г. записал интересное высказывание Л. Н. Толстого, в котором "Фаусту" отводится определенное место в духовной эволюции Тургенева. "Я всегда говорю: чтобы понять Тургенева, нужно читать, советовал Л. Н. Толстой, - последовательно: "Фауст", "Довольно" и "Гамлет и Дон-Кихот". Тут видно, как сомнение сменяется у него мыслью о том, где истина" (Лит. Насл, т. 37-38, стр. 480).
Критически восприняли повесть Герцен и Огарев, которым Тургенев оставил рукопись "Фауста" для прочтения во время своего пребывания в Лондоне во второй половине августа ст. ст. 1856 г. Оба они с похвалой отозвались о первом письме, носящем лирико-бытовой характер, и осудили романтические и фантастические элементы повести. "После первого письма - chef d'oeuvre слога во всех отношениях - я не того ждал. Куда нам заходить в романтическое Замоскворечье - мы люди земляные, жиленые да костяные", - писал А. И. Герцен Тургеневу 14 (26) сентября 1856 г. К этому письму была приложена записка Н. П. Огарева с отзывом о "Фаусте". "Первое письмо, - писал Огарев, - так наивно, свежо, естественно, хорошо, что я никак не ожидал остального. Происшествие кажется придуманным с каким-то усилием для того, чтобы высказать неясные мнения о таинственном мире, в который вы сами не верите". Он находил неестественным и сюжет "Фауста" и психологическую сторону развития любви, объясняя это тем, что в "Фаусте" "фантастическая сторона прилеплена; повесть может обойтись и без нее" (С, 1913, кн. 6, стр. 6-8). Аналогичное суждение о "Фаусте." высказал и М. Н. Лонгинов u письме к Тургеневу от 23 октября (4 ноября) 1856 г. из Москвы. Сообщая, что "Фауст" "нравится многим", но не ему, и хваля "первое письмо", которое он прочел "с наслаждением", Лонгинов находил всю повесть "неестественною" и считал, что Тургенев "в ней не в своей сфере" (Сб. ПД 1923, стр. 142-143).
Первым печатным откликом на тургеневского "Фауста" был критический фельетон Вл. Зотова в "СПб. ведомостях" от 6 ноября 1856 г. (э 243). Воздав должное стилю повести, Вл. Зотов находил в сюжете ее "несообразности и неестественности" и выражал сожаление, что талант писателя "употребляется на развитие таких невозможных историй". "Мать героини, испытавшая порядочные треволнения в жизни, - пишет Зотов, - думает оградить от них свою дочь тем, что не позволяет ей читать стихов, - первая несообразность; потом она не выдает ее за человека порядочного, говоря, что ей не такой муж надобен, и отдает за болвана, - хорошее средство предостеречься от страстей! Дочка, даже вышед замуж, не чувствует ни малейшего желания прочесть ни одного романа; таких дам, в то же время умных и образованных, какою изображена Вера Николаевна, мы твердо убеждены - нет ни в одном из самых отдаленных уголков России..."
