На обочине тока лежит на брезенте потерпевший.
Маленький, скучный солдатик, узбек, или туркмен, или кто там он есть. Каждое лето в хлебную страду воинская часть присылает сюда своих хлопцев помогать вывозить зерно, и это один из них. Живой лежит, стонет еле слышно... Инна тут же присела возле него, послушала пульс, осмотрела с головы до ног, обследовала торопливо, но внимательно:
серьезных травм вроде бы нет, лицо разрисовано, как после драки, и несколько кровоподтеков на теле, а в общем - счастливо отделался. Помяло паренька, это правда, пребывает еще в состоянии полушока, но от такого не умирают.
Несколько других попавших в аварию пострадали и того меньше, отделались легким испугом... Сейчас они тоже тут, не оставляют товарища, главная их тревога - за него. Все они, оказывается, оттуда, из восточных республик, возможно, даже земляки этого парня. Озабоченные происшедшим, они то и дело о чем-то торопливо и встревоженпо переговариваются между собою, видимо, речь идет о товарище, а может, и о ней, об Инне, что это, мол, за девчонку, похожую на старшеклассницу, прислали сюда, вместо того чтобы доставить солидного, опытного врача.
- Берите его, да осторожнее,- приказала Инна друзьям потерпевшего.Несите за мной!
На время жатвы тут же, на току, как и в прошлом году, открыт полевой медпункт, для него отведен один из вагончиков, рядом с теми, в которых ночуют механизаторы.
Это лично Чередниченко позаботился по просьбе Варвары Филипповны. Сюда вот, в этот временный медпункт, и был перенесен потерпевший.
В вагончике, накинув белый халат, девушка почувствовала себя уверенней. Прокипятив шприц с длиннющей иголкой (более короткой здесь не нашлось), сделала своему первому пациенту противошоковый укол, дала изрядную дозу успокоительного, снова послушала пульс и только после этого оставила молодого узбека лежать на белых медпунктовских простынях. Пускай до утра полежит, а там будет видно. Если понадобится, отправит в больницу, госпитализирует.
Во всяком случае, это хорошо, что она тут, ее помощь оказалась крайне необходимой. Когда пациент задремал, Инна вышла и, присев на ступеньках вагончика, стала смотреть, как девчата и женщины, повязанные платками до самых глаз, ловко орудуют лопатами среди ворохов пшеницы, швыряя и швыряя в ковшички погрузочного эскалатора очищенное зерно. Никого из них сейчас не узнать, некоторые - в очках, защищающих глаза от пыли и остт.ев, юбки подобраны, видно, как икры посверкивают. Света па току море, в хлебную страду Чередниченко не жалеет электричества, требует, чтобы на рабочих местах было светло как днем.
Вскоре появился и сам голова. На грузовой прибыл, вышел из кабины, грузный, тяжеловатый, габаритов Тараса Бульбы. Остановился, оглядывая свои владения, а навстречу ему уже поспешает завтоком, дядька Кирилл, который все делает почти бегом, иначе нс умеет... Переговариваются. Речь, видимо, о столкнувшихся машинах, потому что дядька Кирилл что-то объясняет, то и дело виновато разводя руками, хочет быть чистым в глазах головы. Чередниченко здесь - сила. Хотя и не грубиян, хотя его вроде бы и не боятся, однако в его присутствии остальные как-то уважительно подтягиваются, бригадиры сами охотно подчеркивают, что для них он здесь царь и бог.
Кураевка гордится своим председателем, да это и понятно:
герой войны, командир морских десантников, отличился Чередниченко и в мирном труде - досталась ему Звезда Героя, когда еще был в МТС рядовым комбайнером. Считаются с Чередниченко и в районе, на него зазря не накричишь, такому не нахамишь, если не хочешь сам нарваться на неприятности. Хозяйство, которое ему пришлось возглавить в трудные годы, он вывел в число передовых, в Кураевку едут за опытом, и как человека заслуженного, авторигстного Чередниченко часто приглашают на различные совещания в область и даже в столицу, посылают па съезды, много лет подряд неизменно выбирают членом бюро райкома партии. Кроме Варвары Филипповны, его верного хранителя и советчика, все остальные, даже руководящие товарищи, чуточку побаиваются Чередниченко, на районных и областных совещаниях всякий раз ждут его выступлении, кто с радостным нетерпением, а кто и с дрожью в поджилках. Особенно же на отчетно-выборных собраниях или партконференциях, когда впереди голосование. Вот идет Чередниченко на трибуну, этот зря не будет пить воду из графина, этот уж свое трибунное право использует в полную силу, будет кому-то жарко!..
Инна с малых лет знает Чередниченко, не раз захаживал он в их хату, сидел с отцом Инны за столом, иногда с рюмкой, а чаще и без. Оба они комбайнеры (комбайперством своим Чередниченко до сих пор гордится), а, когда сойдутся два механизатора, им ведь всегда найдется, о чем потолковать. Как бы, скажем, из районной Сельхозтехники еще что-нибудь выжать, как бы вместо этого истрепанного, замученного до смерти "эска" (самоходного комбайна)
заполучить машину более совершенную, новейшую, которая только что сошла с заводского конвейера. Варвара Филипповна говорит, что ее Чередниченко тоже сердечник, после заседаний, бывает, ночью по нескольку раз принимается сосать валидол, случались с ним и совсем грозные приступы, однако перед людьми он старается скрывать свой недуг, не выставляет его напоказ, как иные прочие.
Всегда полон энергии, чаще веселый, чем хмурый, схватится если за сердце, то разве что в исключительных случаях, да и то так, отвернувшись к стене, чтобы никто не видал. Такой уж он закалки, этот знаменитый кураевский человек. По внешности его никто бы не сказал, что и этому цветущему человеку, шутнику и жизнелюбу, знакомы страдания. Хворый аль не хворый Чередниченко, а выглядит так, что в пору на плакат его для иллюстрации афоризма:
"В здоровом теле - здоровый дух". Лежать долго не умеет, с рассвета на ногах, тугое, всеми ветрами продубленное лицо пышет степной свежестью кажется, что такому богатырю износу не будет!
И сам он охотно поддерживает такое мнение о себе.
Имеет привычку подтрунивать над собственной полнотой, над своим тяжеловесием - при случае любит рассказывать, как оконфузился в позапрошлом году, когда в составе одной из делегаций побывал в Польше. Идут они себе с другом (тоже председателем колхоза из соседней Ивановки), вышли на прогулку после хорошего обеда. Вавельским замком любуются (дело было в Кракове) - тут-то, проше пана, и приключилась с ними история. Стоят у стены беленькие уличные весы, приветливый старичок сидит возле них, приглашает галантным жестом Чередниченко: проше пана на весы... Видно, любопытно было ему поглядеть, сколько такой Тарас Бульба потянет? Встал сначала Крутииорох, приятель Чередниченко, этот ничего, обыкновенно, каких-то там девяносто с гаком; а когда ступил на рубчатую площадку весов Чередниченко, так эти несчастные весы под ним - хрусть! - и... пшепрашам: поломались, не выдержали... Это ли не конфуз! Зато с вавельским старичком после этого крепко сошлись на короткую ногу, все сувениры ому отдали.
Чаще всего появляется Чередниченко в доме Ягпичей, когда приезжает в отпуск материн брат, дядя Инны, заслуженный моряк с парусника, старый товарищ Чередниченко - Андрон Ягнич. Иной раз девчата из училища спросят подругу в недоумении: как это получается, что и ты по фамилии Ягнич, и отец твой, и мать, брат матери - все Ягничи. Потому, отвечала Инна, что и у отца, и у матери моей еще до их супружества фамилии были одинаковые.
Только мать из одних Ягничей, а отец из других - из разных, как говорится, ягничевских племен, которые разве что где-то в седой древности имели общего пращура, какого-нибудь праЯгнича. В настоящее время Ягыичей у них тут пол-Кураевки, на обелиске длинным столбцом до самого постамента выстроились Ягничи, как когда-то стояли в боевом строю... В День Победы вдовы и матери подойдут к обелиску и сами уж различают, где чей.
С Ягничем-старшим Чередниченко дружит с давних пор, и, когда тот приезжает, Инна уж наверняка знает, что Чередниченко не пройдет мимо их двора, заглянет непременно. И тогда допоздна будет гудеть под грушей Чередниченкова октава, сопровождаемая могучими взрывами: "Хаха-ха!" Притаившись где-то поблизости, девушка наслушается разных историй веселых и полувеселых, а когда и вовсе невеселых. Нельзя не подивиться с душевным волнением тому, как живуча дружба этих пожилых людей, как после длительных разлук вновь и вновь соединяет она их под кураевскими звездами. Впрочем, как бы ни прислушивалась Инна к их говору, по ни единого разу ни от того, ни от другого тю услышала каких-то признаний, клятвы в верности друг другу. Ничего подобного вы не услышите от них даже и тогда, когда давние приятели пропустят по чарко. Зачем ири.-шапия? Их дружба столь прочна и проворена в надежности, что вовсе не нуждается ни в каких сладких словесных подпорках. Не удивляйтесь, коль вместо ириятственных излияний до вашего уха долетят скорее всего едкие замечания и насмешки относительно, скажем, Ягничевых парусов, которые без восточных ветров висят безжизненно, как тряпье ненужное, ждут этих самых попутных ветров как манны небесной, а для Чередниченко, для Кураевки, ветры - :)то просто проклятие, в особенности же восточные суховеи сидят у головы колхоза в печенках, потому как все вокруг выжигают и опустошают!..
