самом деле я тебя спасу от меня самой.
Но у него опять ничего не получилось. Сердце Вероники находилось в царстве вечных льдов, и наверное вся кровь мира не смогла бы его растопить.
Он обратил её внимание на странное сочетание цвета фонарей: оранжевый-белый, оранжевый-белый. Она рассеянно кивнула, думая о чём-то своём. А потом холод стал невыносим.
И она укусила.
Она пила и пила его кровь, и никак не могла согреться. А потом так же внезапно остановилась, когда почувствовала, что всё, хватит.
– Господи, – прошептала она, – пускай он не очнётся. Пускай он не будет, как я.
Она поднялась со скамейки, бережно уложила его тело. Она минуту смотрела на его лицо, а потом поцеловала его губы.
– Спи спокойно, Макс, – тихо сказала она, – я люблю тебя. Прости.
И пошла прочь. На какое-то время она согрелась, но прекрасно знала, что завтра, ближе к ночи, холод вернётся.
Середина осени давала о себе знать. Было совсем темно, шёл мелкий дождик, а ветер пронизывал тело до костей, хотя дул и не так сильно.
В парке было тихо.
_____________________________
Октябрь 2009 г. – апрель 2018 г.
Калининград
Продавщица в магазине его узнала. Он не стремился к этому, но делать было нечего: несколько минут он послушал её восторженные дифирамбы в его адрес, подписал ей свою же книжку, а потом ушёл с двумя ящиками энергетиков.
Несмотря на то, что его книги продавались хорошо, одну даже экранизировали, а по другой поставили нашумевший спектакль, узнавали его не так часто. В России не принято печатать фотографии писателей на обложках книг. Однако есть ведь Всемирная паутина, а уж кто там что найдёт, зависит только от него же самого.
Девчонка за прилавком оказалась его поклонницей. Она как раз читала его последнюю книгу «Оранжевый – белый», когда он вошёл в магазин. И по иронии судьбы на обложке этого издания была его фотография, причём достаточно чёткая. Надо было видеть лицо девчонки, когда она около минуты смотрела то на обложку, то на него. Дмитрий решил облегчить ей задачу.
– Да, это я, – сказал он.
Радости, впрочем, никакой это ему не доставило. В последнее время мало что вообще доставляло ему хоть какую-то радость. Он задумался над словосочетанием «последнее время». Вот уже почти год вся его жизнь – это есть самое настоящее «последнее время». А до этого он о таких вещах даже не задумывался.
После «того вечера» он сильно подсел на энергетики. У него был самый плохой вид зависимости – он пил их, потому что ему нравился вкус. Сейчас он тащил домой целых два ящика по 15 банок в каждом: один ящик «Ред Булла», а другой – «Буллита». Каждый день он выпивал по 8-9 банок, дошёл до того уровня, что мог с закрытыми глазами, по вкусу, понять, какой именно энергетик он пьёт.
Дмитрий уселся возле компьютера и открыл первую банку. Да, надо следовать намеченному плану. Пока он дописывает эпилог, надо пить потихонечку. Не смотря ни на что он хотел завершить свою работу.
Он писал роман, длинный роман под названием «Мотыльки». Начал он его писать уже после «того вечера», а закончить намеревался сегодня.
Эта книга кардинально отличалась от того, что он писал раньше. Первый его роман «Прогулка по радуге», несмотря на позитивное название, рассказывал о злобных существах лепреконах, которые похищали детей. Второй роман, «Жар тела», повествовал о маньяке. Третьей книгой стал сборник рассказов «Сумрак», тоже на всякие мистические темы. Ну и какой автор романов – ужастиков без вездесущих вампиров? Последней его книгой на сей день стал вампирский триллер «Оранжевый – белый».
«Мотыльки» же кардинально отличались от всего что Дмитрий Булатов писал раньше. Там развивалось две параллельных истории – одна про двух мотыльков, которые искали своё место в мире, а вторая – про детского онколога, который к тому же писал рассказы.
Книга уже была почти закончена, оставалось написать только эпилог. Эпилогом, по задумке Дмитрия, должен был быть один из рассказов того самого детского онколога.
Дима начал уже вторую банку. Он знал, что осталось написать всего несколько страниц. Но как всегда неожиданно нагрянули воспоминания.
Лицо Кати, его дочери, лежащей на больничной койке. Из-за химиотерапии её густые каштановые волосы пришлось обрить, и она из-за этого очень переживала. Не понимала, дурочка, что отсутствие волос на голове ничуть её не портит. Но ей было девять, и понимать это она ещё не могла.
Она всё же прочитала его первую книжку и очень напугалась. Напугалась как-то по-настоящему, по-взрослому. Напугала её даже не сама атмосфера, не сами эти чудища «лепреконы». Напугало её то, что лепреконы забирали детей и дети никогда больше не возвращались назад.
– Папа, – сказала она еле слышно. – Не отдавай меня лепреконам.
Это было за несколько дней до «того вечера». Дмитрий со слезами на глазах пообещал дочери, что никакие лепреконы ей не страшны, когда он рядом.
В тот самый вечер он на несколько минут отошёл купить кофе в автомате, потому что не спал уже почти трое суток, а когда вернулся, Катя уже умерла.
Лепреконы подстерегли момент, когда он ушёл, и всё-таки забрали его дочь. Дмитрий добил третью банку и начал писать:
« Эпилог.
Человека, который поймал меня, когда я падал, звали Холден Колфилд.
Несколько секунд мы висели над бездной, а потом одним резким рывком он втянул меня на вершину утёса.
Мы лежали на траве и смотрели вверх на звёздное небо. Ночь была очень яркой и тёплой.
Я перевернулся на живот и посмотрел на своего спасителя. Он был молод, может быть чуть-чуть постарше, чем я.
– И что вас всех туда так тянет? – спросил он.
– Куда туда?
– Вниз, в темноту. Ведь рано или поздно всё равно все там будем. К чему спешить?
И как-то очень просты и логичны были его слова, я даже не знал, что ему возразить.
– Я не знаю, – сказал я в конце концов.
– Вот-вот, – ответил он. – Зачем же тогда прыгаешь?
Он сел, положив руки на колени. Я сделал так же, почему-то мне захотелось повторять его движения.
– Все вы глупцы, – сказал он. – Вы прыгаете и прыгаете с этого проклятого обрыва, словно не замечаете, как красиво вокруг. Сам посмотри. Ну вот я что, неправ?
Я оглянулся по сторонам. Действительно, место просто потрясающее. Я наверное поэтому и выбрал его для самоубийства. Мы сидели на краю обрыва, в двух шагах от нас начиналась бездна,