из-за плохой связи. Но я не могу о таком врать. Рано или поздно все откроется – та женщина точно перезвонит.
– Я этого ожидал. Только и рассчитывал, что урвать несколько дней покоя.
Он приподнялся, чтобы открыть ящик, но не смог дотянуться. Я спрыгнула с подоконника и подошла к тумбочке.
– Погоди. Сейчас открою.
Я схватилась за маленькую круглую ручку и потянула. В ящике что-то застряло и не давало ему открыться до конца. Я просунула руку, чтобы сдвинуть упрямый предмет, и ящик выехал, открыв моим глазам кипу бумажных листов, скрепленных канцелярским зажимом. Я вынула ее и прочла вслух:
– «“По воле Персеид”. Сценарий. Смарт».
Я не знала, как отреагировать. Хотела пролистать – но протянула Смарту. Тот убрал руки под одеяло, отказываясь брать.
– Я хочу, чтобы ты его прочитала.
– Хорошо.
В этот момент я услышала тявканье Ван Гога. Про него-то я совсем забыла! На пороге показалась Сюзи, а рядом с ней – вторая по величине после Смарта звезда Сент-Огюста.
– Ну, вот мы и нашли твою мамочку!
Поблагодарив ее, я забрала поводок – и тут же заметила, как засиял Смарт при виде собаки. Я подошла к кровати. Ван Гог тщательно все обнюхивал, энергично мотая хвостом из стороны в сторону. Когда Смарт протянул руку, он радостно рванулся вперед, давая себя погладить. Только я умилилась этой трогательной встрече, как лицо Смарта побледнело. Он закрыл глаза и проговорил:
– Уйдите. Сейчас же.
И он схватил голубой тазик в форме фасолины. Не успела я выйти из комнаты, как его вырвало. Я заглянула на пост и сообщила медсестре Валери, что Смарту надо помочь. С рукописью сценария в одной руке и собачьим поводком в другой я отправилась к Себастьену, чтобы передать ему номер телефона мужа Виктории Виже. Дверь кабинета оказалась закрыта. Тут я вспомнила, что на этой неделе наши выходные совпадают, хотя обычно это случалось редко.
Намокшие леггинсы натирали мне бедра, не терпелось переодеться. Я стала прощаться с Югетт, благодаря ее за то, что высушила и причесала Ван Гога как в салоне, и тут к стойке ресепшена подошла Лия и удивленно похлопала меня по плечу:
– Эй! Ты что тут делаешь в свой выходной, мадам Дюбуа?
– Не могу без вас обойтись, ты же знаешь…
Она наклонилась погладить Ван Гога, а затем взяла у меня рукопись.
– Это что?
– Смарт попросил меня прочесть его сценарий…
– И ты согласилась?
Я силилась разгадать по лицу и тону, нравится ей это или нет.
– Да.
Я мягко забрала рукопись из ее рук, не дав ей заглянуть внутрь.
– Значит, ты пришла, только чтобы его повидать?
Услышав вопрос Лии, я поняла, как глупо выгляжу. В рабочие часы, значит, я сидеть со Смартом не желаю – а в выходной сама вдруг явилась к нему.
В ответ я лишь пожала плечами. Я зажала рукопись между коленей, чтобы высвободить руку, порылась в кармане и извлекла оттуда листок.
– Вот. Это номер мужа Виктории Виже. Надо его убедить прийти к ней.
Лия только посмотрела на меня.
– Так ты бы и убедила.
– Это как? Ты же знаешь, мне плохо даются такие вещи. У тебя гораздо лучше получается.
Но она попятилась в сторону коридора:
– Вот будешь читать сценарий – между сценами оторвись и позвони.
И ушла. Раньше я бы все бросила, догнала ее и стала допытываться, не обиделась ли она. Даже извиняться бы начала. А потом бы мучилась вопросом, чем же я, собственно, перед ней провинилась, чтобы просить прощения. Но вместо этого я сунула рукопись под лацкан плаща, и мы с Ван Гогом пошли домой.
Дождь перестал, но пасмурное небо не предвещало скорого конца ненастью. Шпаргалки с эмоциями под рукой не было, так что я не могла сходу определить, что творилось у меня в душе, но, пожалуй, больше всего мое состояние походило на эту погоду: сплошная хмарь, и вот-вот польются слезы. Я пыталась понять, почему Лия так мне ответила и почему меня понесло к Смарту. Быть может, его одиночество отзывалось эхом в моем собственном.
Когда я отпирала лофт, зазвонил телефон. Шарль сообщал, что они с тетей задержатся и вернутся только после обеда и что он захватит ужин. Конечно, мне хотелось поскорее его увидеть – и все же я обрадовалась, что впереди у меня еще несколько свободных часов.
Когда я раздевалась, чтобы принять ванну, из кармана выпал листок с номером Эдмона. Я бы все отдала, лишь бы этот звонок перепоручили кому-нибудь другому. Голой я пошла через весь лофт за мобильным, не сразу вспомнив, что я уже не на маяке, скрытая от посторонних взглядов деревьями, а на третьем этаже дуплекса, выходящего окнами прямо на шоссе. Другой стороной он, конечно, выходил на реку, однако и с пляжа было прекрасно видно все, что происходит в доме 2002 по улице Грэв. Я облачилась в одну из просторных футболок Шарля и позвонила – Эдмон ответил через семь гудков. Голос у него был заметно мягче, чем у Виктории.
– Это месье Эдмон?
Мне было неловко, что приходится обращаться по имени.
– Да?
Я запнулась. Надо было отрепетировать разговор заранее. Я уставилась в зеркало над раковиной, глядя на свое лицо – белое, как лампа дневного света, только щеки горят, – и кусала губы.
– Да-да? Это я.
И, как по щелчку, меня прорвало. Я говорила несколько минут подряд, выплеснув все, что могла. Рассказала и про Викторию, и про картину, которую я для нее нарисовала, и про ее воспоминания, которые она поверила мне, и как она воет теперь волчицей, и как невыносимо тоскует по нему. Когда я закончила, то уже всхлипывала, как будто говорила о самой себе.
– Я понял, мадам.
Уже по тому, как прозвучали эти три слова, я почувствовала, как добр и обходителен этот человек.
Теперь настала его очередь говорить. Он боялся встречаться со своей Викторией. Он понимал, что конец близок, и все же ему казалось, что пока он не придет к ней, она не умрет. Удивительно, но так оно и было. Все время, пока он говорил, я размышляла над возможным выходом из положения – и, когда убедилась, что он закончил, поделилась тем, что я придумала.
* * *
Я погрузилась в ванну со вздохом облегчения. Эдмон согласился навестить Викторию – при условии, что мы сделаем все предложенные мной приготовления, а значит, больше не нужно было его убеждать.
Я уже держала рукопись Смарта – но, передумав, опустила ее на пол. Момент для вдумчивого чтения был неподходящий: не хотелось, чтобы отвлекали, а я не знала, во сколько вернутся Шарль с тетей. Так что я решила пока что понежиться в ванне, заодно дорабатывая в мыслях все подробности плана грядущей встречи Эдмона и Виктории.
Уже вынимая из слива пробку, я услышала, как к дому подъехал пикап Шарля. Под тявканье Ван Гога, который радовался, что я снова приняла вертикальное положение, я стала быстро одеваться, чтобы поскорее встретить Шарля и тетю. За дверью меня резко обдало холодным ветром с реки. Я запахнула на груди куртку и стояла, поджидая их. Шарль шел стремительно, с таким выражением на лице, какого я до этих пор ни разу у него не видела. Он пронесся мимо меня, даже не притормозив, чтобы поздороваться, и я, обеспокоенная, крикнула ему вслед:
– Все хорошо?
– Поговорим позже.
И Шарль прыжками, пропуская ступени, взбежал на наш этаж. Я повернулась к тете, желая узнать, что произошло. Та только невинно пожала плечами и подняла брови. Я скрестила руки на груди, приготовившись выслушать оправдательную речь.
– Нет, ну а что такого? Не молчать же нам три часа, вот я и решила чуточку поближе узнать твоего Шарля. Только и всего.
– Признавайся: опять ищейку включила?
Она приблизилась ко мне вплотную и прошептала:
– Ищейки, Фабьена, это такие собаки, которые людей ищут.
Я ответила тоже шепотом:
– Вот-вот. И ты думаешь, что должна помогать людям в поисках себя.
По ее глазам я поняла, что ей нужно немного времени, чтобы переварить мои слова. В конце концов она шагнула с места и, звонко хлопнув
