Черновой автограф «Двух приятелей» (Bibl Nat, Slave 87) находится в той же тетради, где и черновые автографы «Постоялого двора» и «Якова Пасынкова». Автограф занимает л. 1 — 89. На титульном листе написано заглавие: «Два приятеля (рассказ Ивана Тургенева)», а также зафиксированы даты начала и конца работы над этим произведением: 15 октября и 17 ноября 1853 г. Тут же указано, что повесть написана в Спасском. Ниже записан эпиграф, отсутствующий в печатном тексте:
А. Что вы хотите этим доказать?
Б. Решительно — ничего.
А. А! Ну это другое дело.
(Отрывок из разговора).
Этими словами Тургенев хотел подчеркнуть незначительность содержания «Двух приятелей». Однако впоследствии он снял эпиграф. Это произошло, очевидно, потому, что в произведении был поставлен вопрос о «лишних людях», актуальный для 1850-х годов и представлявший несомненный общественный интерес. Далее, на л. 1, дана расшифровка имен и отчеств некоторых персонажей повести: Б. А. — Борис Андреевич, П. В. — Петр Васильевич, С. П. — Степан Петрович, Э. К. — Эмеренция Калимоновна. В дальнейшем в тексте они часто обозначаются сокращенно, одними инициалами.
Текст автографа отличается большим количеством поправок, которые не вносят, впрочем, как это нередко бывает у Тургенева, каких-либо изменений в композицию, сюжетные положения или в характеристики действующих лиц. Правка в нем в основном стилистическая. Лишь изредка Тургенев производил исправления в тексте, может быть, исходя из соображений цензурного характера. В частности, на л. 47 первоначально была такая фраза: «А исправника, слышали вы, по Аллилуевскому делу под суд велено отдать». Тургенев зачеркнул ее и заменил более нейтральной, вошедшей в окончательный текст: «А слышали вы, сосед ваш, Павел Фомич, двадцать тысяч в карты проиграл?».
На последнем листе автографа стоит подпись: «Иван Тургенев» — и снова, уже более точно, зафиксировано время окончания работы: «17-го ноября 1853-го года. Вторник — 10 часов вечера, в Спасском».
Созданная в период Спасской ссылки, повесть «Два приятеля» основана на тех жизненных впечатлениях, которые писатель получал, живя в Спасском, посещая соседей-помещиков, бывая в Орле. К. Н. Леонтьев, приезжавший к нему в Спасское-Лутовиново в 1852 г., пишет: «В рассказах его <Тургенева> про Орел я помню многое, что отозвалось года через два в повестях его „Два приятеля“ и „Затишье“» (Леонтьев К. Страницы воспоминаний. Пб., 1922, с. 33). В частности, например, прототипом Эмеренции Тиходуевой, столь раздражавшей Вязовнина своей непомерной восторженностью и приторной чувствительностью, была сестра жены управляющего Спасским H. H. Тютчева — Констанция Петровна Де-Додт (см.: Иванов, с. 166). В письме к П. Виардо от 28 октября, 1, 4 ноября (9, 13, 16 ноября) 1852 г. Тургенев, характеризуя К. П. Де-Додт, писал, что это «молодая особа, очень ограниченная, очень сентиментальная и очень довольная собой».
Повесть «Два приятеля» связана с незаконченным романом «Два поколения». Как и этот роман, она написана в «гоголевской» манере. Первоначально Тургенев собирался дать имя Борис Вязовнин герою романа «Два поколения» (см. примечания к этому роману — наст. изд., Сочинения, т. 5), однако позднее отказался от этого намерения, и Борисом Вязовниным был назван герой повести «Два приятеля».
Список (или беловой автограф) повести «Два приятеля» был привезен Тургеневым в Петербург, где, получив, по-видимому, полное одобрение Анненкова, был отдан в редакцию «Современника», и повесть появилась в январской книжке журнала за 1854 г.
Отклики печати на повесть «Два приятеля» были в общем положительны. «В прозе 1-го № „Современника“ < …> „Два приятеля“, повесть И. С. Тургенева. Рассказ этой повести прекрасен», — сообщалось в газете «С.-Петербургские ведомости» (1854, № 57, 12 марта, с. 261). Критик журнала «Пантеон» указывал, что в этой повести сцены «так верны натуре, так безыскусственны, что она читается с большим удовольствием, нежели иное более глубокомысленное произведение» (Пантеон, 1854, т. XIV, кн. 3, отд. IV, с. 5). Наиболее подробно рассматривал повесть «Два приятеля» С. С. Дудышкин в статье без подписи, помещенной в «Отечественных записках». Сопоставляя новое произведение Тургенева с «Записками охотника», критик писал: «Повесть „Два приятеля“, которая, может быть, не бросится в глаза яркостью красок, как некоторые рассказы из „Записок охотника“, показывает однако ж, что автор старается выйти из своей прежней манеры создавать типы. Мы с удовольствием указываем на этот шаг вперед» (Отеч Зап, 1854, № 3, отд. IV, с. 49). Далее Дудышкин, анализируя образы Вязовнина и Барсукова, подчеркивал, что они «при прежней манере г. Тургенева вышли бы — мы за это ручаемся — эффектнее, больше бы бросались в глаза…» По мнению критика, «Вязовнин принадлежит к числу тех лиц, тех характеров, которые у многих писателей возбуждали охоту изобразить их; на Вязовнина можно смотреть с ходулей и сделать его если не орлом, то орленком; можно смотреть и проще, естественнее, как на него посмотрел г. Тургенев. На Вязовнина можно смотреть и как на фразера, и как на натуру „непризнанную“, слегка разочарованную; можно же просто смотреть, как на доброго, благородного и образованного человека, которому скучно от странного деревенского соседства и который находит единственное средство избавиться от этого соседства — бежать. Других средств в его натуре нет» (там же, с. 50). С. С. Дудышкин считал, что «года три тому назад» Вязовнин вышел бы у Тургенева несколько напоминающим героя повести А. В. Станкевича «Идеалист», помещенной в альманахе «Комета» (1851).
Критик «Москвитянина» Б. Н. Алмазов, отмечая, что в повести «Два приятеля» «достоинств < …> много», писал, что ему больше всего «понравился характер Софьи Кирилловны, эманципированной вдовы» (Москв, 1854, т. I, отд. V, с. 47). По мнению Алмазова, «характер Петра Васильевича тоже удался автору», хотя этот персонаж «иногда говорит языком, не совсем ему свойственным». В рецензии отмечалось также, что «Верочка хороша, но не представляет ничего особенно замечательного», а «семейство Тиходуевых изображено очень смешно, хотя и представляет явную пародию на семейство Лариных» (там же, с. 48). Говоря о недостатках повести, Алмазов находил, что главный из них — «неожиданная смерть Бориса Андреевича». Хотя автору явно «нужно было избавиться» от своего героя, рецензент утверждал, что для этого следовало «придумать что-нибудь более вытекающее из хода событий, а не такую случайную развязку» (там же, с. 47). По-видимому, о «Двух приятелях» идет речь и в воспоминаниях одного из современников Тургенева, который пишет: «Он <Тургенев> читал у княгини Мещерской повесть < …>, кончающуюся внезапной смертью героя. Идя вместе с ним домой, я спросил Тургенева, почему он так неожиданно прервал свой рассказ, на что Иван Сергеевич отвечал, что он нашел своего героя очень скучным и поэтому покончил так скоро его жизнь» (Б.У.Ф. — И.С. Тургенев в 1839–1882 гг. — Рус Ст, 1884, № 5, с. 394). Наконец, П. А. Васильчиков 11 января 1854 г. записал в своем дневнике: «Последняя повесть Тургенева „Два приятеля“, напечатанная в „Современнике“, очень мила. Он мне говорил, что он сомневается очень в ее достоинствах» (Лит Насл, т. 76, с. 351).
Через год после появления в «Современнике» «Двух приятелей» была опубликована в том же журнале статья П. В. Анненкова «О мысли в произведениях изящной словесности. (Заметки по поводу последних произведении г. г. Тургенева и Л. Н. Т.)». Автор статьи, рассматривая повести «Два приятеля» и «Затишье», замечал, что Тургенев в них «еще занимается типом, весьма хорошо известным в литературе нашей» — типом «лишнего человека». Далее Анненков подчеркивал, что русская литература «постоянно и во всех видах старалась передать нравственную физиономию человека с развитой мыслию, но с неопределенной волей и ничтожным характером, с громкими задачами для жизни и большими требованиями от нее, но с бессилием к исполнению самой малой дозы житейских обязанностей» (Совр, 1855, № 1, отд. III, с. 12).
Анализируя повесть «Два приятеля», критик находил, что Вязовнин «хотел бы соединить две противоположные вещи — определенность, благоразумную правильность женатой жизни с колебаниями и порывами человека, отыскивающего себе еще точку опоры < …> Он отправляется за границу, думая набрать моральной силы одним процессом движения и перемены мест, и случайно, от неосторожности, погибает на переезде…». В заключение Анненков указывал, что сцены из провинциальной жизни изображены «очень верно» (там же, с. 14, 15).
Выход в свет «Повестей и рассказов И. С. Тургенева» (3 ч., СПб, 1856) вызвал ряд отзывов в печати, касавшихся, в частности, и «Двух приятелей». В статье третьей о названном издании А. В. Дружинин останавливался подробно на этой повести, считая, что именно ею открывается в творчестве Тургенева «целая серия произведений, которую мы можем назвать плодом его зрелого возраста» (Б-ка Чт, 1857, № 5. отд. V, с. 3). Противопоставляя Вязовнина героям предшествовавших произведений Тургенева (Колосову, Чулкатурину из «Дневника лишнего человека», герою «Трех встреч»), критик находил, что тот «имеет одно преимущество перед своими старшими товарищами: он страдает от своей общественной неопределенности, по мере своих слабых сил вступает с нею в борьбу, выдерживает ее худо и за то переносит наказание, законность которого сознает со всею полнотою». Дружинин подчеркивал типичность этого образа: «Вязовнина не выдает нам г. Тургенев за лицо, достойное любви или удивления, — автор только дает нам заметить, что между нами имеется много Вязовниных, что даже всякий из нас носит в себе некоторые начала характера, им обрисованного» (там же, с. 4). В заключение он отрицательно отзывался об окончании повести, где Тургенев, «будто не зная, что делать < …> повергает Вязовнина в морские волны, не отступая перед проделкой, совершенно недостойной всего рассказа» (там же, с. 14).
