Это на вопрос "Звезды" о готовности дивизиона обработать для нашей наступающей пехоты участок перед рубежом номер три Андрейчук откликается и за "Сокола" (за себя), и за "Клен" с "Каштаном" (то есть за Коськина и Боровика - за штаб и за разведчика-наблюдателя своего дивизиона). Сразу, без паузы, Андрейчук продолжает:
- "Сено", "Лена", "Прут", внимание, - огонь!
Залп. По направлению определяю: всеми орудиями ударила Лена" - батарея Шмалько.
- Хорошо. "Прут"?.. Хорошо!
Залп. Еще залп.
- На каждое - три. Кто это спрашивает? На каждое - три снаряда. Хорошо. "Сокол" слушает. Да... (Пауза.) Хорошо, хорошо. Доложить о стрельбе! "Лена", отстрелялась? "Прут"! Отстрелялся?.. Хорошо. "Звезда"!.. Понятно, понятно, отстрелялся, я докладываю... "Сено", "Лена", "Прут", стой! "Лена", стой! "Прут", стой!.. "Клен" слушает. Выпустили. Кончили... "Лена", "Прут", "Сено"! Зарядить! Огня не вести!..
Все ясно мне: наша пехота, наступая с востока по болотным кочкам, выходит к дороге, приближается к рубежу номер три. Это уже недалеко от Гупу-Ярви.
На западе у финнов - воды Лемболовского озера, на востоке - болото и озеро Гупу-Ярви. С северо-востока, с тыла - по дороге - к ним приближается наш правофланговый батальон. Отбросить контратаками другой, наступающий с юга, наш батальон у них не хватает сил, а отступить от Симолова они могут только по той же единственной дороге, через Троицкое, а затем межозерным проходом (бросив повернувшую к востоку дорогу) далее, по болотам, на север. Дорога позади Троицкого переваливается через высоту 112, 8, и на ней, хорошо видимые нашим наблюдателям, сейчас показались пробившиеся по болоту с севера торопливо идущие финские подкрепления. И потому, затребовав координаты высоты, Андрейчук направляет огонь своих батарей туда.
Усиленная стрельба. Снарядами дивизиона накрыты финские подкрепления. И снова россыпь команд.
7 часов 00 минут
- "Лена" отстрелялась, нет? Хорошо. "Прут", отстрелялись?.. Хорошо. Добре. Хорошо... "Звезда"! Я уже знаю. "Звезда"! Я закончил! (Смеется.) Чего? Почему?.. Слушай, высоту-то взяли? Взяли эту высоту? Симоловскую?.. О, тут шагать и шагать еще!.. Боровик! Боровик! Боровик!.. "Сено"! Волков! Вы мне там наблюдайте получше!.. Где? Врут, там не могут обозы быть, чего они на пуп вылезли? Я спрошу!
Звук самолета.
- "Лена", видно их? "Звезда"! Ничего не вижу, передайте! Сколько их там полетело? Один? Три?
Из землянки кричат:
- Три! Наших!
Самолеты проходят над нами. Из-за землянки:
- Шесть уже!
Батальон Харитонова просит огня. Андрейчук переговаривается с батареей и говорит:
- Не стоит открывать, сейчас там авиация сделает свое дело!
Самолеты еще гудят.
- "Клен" слушает? Смотрите, на карте, под буквой "Т", - стык дорог, вот сюда зарядить!.. Подожди, тут летает, я ни черта не слышу. Стык дорог, шоссейной и проселочной, вот сюда... О готовности доложить!
Пулеметная стрельба в воздухе.
- Понятно. "Лена"!... "Лена", "Лена"! По рубежу четыре надо! Боровик! Если вы ручаетесь, что там не наши, Боровик!
Непрерывно, завывая на виражах, гудят самолеты. Бьют зенитки.
Бой продолжается. Батарея Шмалько бьет по пехоте противника, движущейся на Троицкое. Тяжелые разрывы, потом приказание прекратить огонь, отдыхать до следующего вызова.
Андрейчук, оставив телефон, выходит из-за занавески:
- Дать там распоряжение, пусть завтрак несут быстрее!
7 часов 40 минут
В блиндаже у нас наступает полная тишина. Только трудолюбиво дышит пламя в печке, похрустывая дровами. Да слышны орудийные выстрелы не нашего дивизиона. От нас пехота огня не требует.
8 часов 40 минут
В эти минуты, пока у нас в блиндаже тишина, пехота медленно наступает; я мысленно представляю себе перебежки бойцов от кочки к кочке, рассыпанные по болоту фигуры... Андрейчук произносит:
- Да, Артеменко говорит, что продвигаются, взяли там пленных, четыре орудия. Сорокапятимиллиметровые. По-видимому, немецкие. - И в трубку: Шмалько, вы покуда стойте, огня не ведите!
А перед тем другой батареей Андрейчук дал залп по высоте 112,8.
Время тянется... Орудийная стрельба теперь продолжается с меньшей интенсивностью. Левый батальон, идущий с юга, в лоб, продвинулся к Симолову, а правый, оседлав дорогу и втянувшись в узкий перешеек между озером Гупу-Ярви и водной протокой Вииси-Йоки, далее к Троицкому почти не продвинулся. Напряжение боя явно схлынуло. Командиры батарей теперь ведут огонь сами, по мере надобности.
12 часов 30 минут
Наш батальон, наступающий по дороге с востока, взял высоту 67,0. Симолово окружено. До Троицкого от того и от другого наступающих батальонов осталось по километру...
2 часа дня
Симолово взято. Троицкое обложено с трех сторон. Но бойцы батальонов уже семь часов непрерывно ведущие бой, измотались. Чтобы сломить последнее сопротивление финнов в Троицком, нужно сначала прочно закрепиться в Симолове, нужна короткая передышка. Главное, однако, сделано: не о прорыве на Васкелово, а о том, как унести ноги из Троицкого, приходится теперь думать финнам!
А мне пора - надо скорее передать материал в Ленинград.
ОПЯТЬ В ЛЕНИНГРАДЕ
Ночь на 20 сентября
Верхом, а потом на артиллерийской фуре я добрался до штаба дивизии. По телефону передать оттуда материалы в ТАСС оказалось невозможным, и я выехал с каким-то майором на попутном грузовике в Ленинград. Ехали с бешеной скоростью, выехав из Гарболова в 6.30 вечера, - стремились попасть в Ленинград до темноты. Чуть не столкнулись с таким же бешено мчавшимся навстречу грузовиком, промчались через Токсово, над левой стороной Ленинграда увидели большое зарево пожара. Население на телегах и военных фурах эвакуировалось в Токсово и близлежащие деревни - обозы беженцев тянулись по всей дороге.
В Ленинград приехали в восемь вечера, уже в темноте. Явились в комендантское управление зарегистрироваться, простояли здесь в очереди минут сорок. Затем майор - уже во время воздушного налета - поехал к себе на Лиговку, а я, когда он вылез из кузова грузовика, пересел в кабину. Шофер, живущий на Петроградской стороне, предложил доставить меня домой. Едва въехали на Кировский мост и шофер сказал: "Вот теперь только еще мост проскочить - и дома!" (а ехали в кромешной тьме, напрягая глаза до боли) огромный взрыв поднял снопы искр неподалеку от моста, где-то за Домом политкаторжан. Я ощутил взрывную волну, и мы промчались мимо, но на Троицкой площади нас остановил какой-то летчик, просил "хоть два литра бензина, доехать до улицы Мира". Мой шофер бензина не дал, сказал, что самому едва доехать. На Кировском проспекте, против улицы Рентгена, шофер остановился, забежал в дом, минут через пятнадцать вышел со своей женой, - и я, дабы не мешать радости их свидания, перебрался в кузов, и мы доехали до улицы Шорса ощупью, в кромешной тьме...
Дома у меня все оказалось в порядке, только телефон был выключен.
Город ежедневно обстреливался из дальнобойных орудий и несколько раз подвергался налетам. Прошедший день, 19 сентября, был тяжелым. При жестоких налетах бомбы, в частности, сброшены на несколько госпиталей в разных районах города. Немцы особенно изощряются, выискивая в качестве объектов уничтожения городские госпитали, больницы и лазареты. Бомбили заводы. Новую Деревню... В городе дым пожаров.
Отец обрадовался моему приезду, так как оказалось, что он получил вызов из Смольного, был в этот день там и ему сказали, что правительство решило эвакуировать из Ленинграда воздушным путем самых видных ученых, людей искусства и работников высоких квалификаций. В списке оказался и мой отец. Отправляют их на самолетах "дуглас", сопровождаемых истребителями, до Тихвина, а оттуда в Москву по железной дороге. Но ведь отец не только ученый, он еще и дивиженер, его основная работа сейчас - в военном училище. И он считает, что, пока училище здесь, ему следует быть в Ленинграде. Об этом он сказал в Смольном, а как там решат - неведомо. Во всяком случае, приказа вылетать можно ожидать каждый день.
Смольный!.. Вот она передо мной, передовая статья "Враг у ворот!", опубликованная в "Ленинградской правде" 16 сентября - накануне взятия немцами города Пушкина:
"...Над городом нависла непосредственная угроза вторжения подлого и злобного врага... Первое, что требует от нас обстановка, - это выдержка, хладнокровие, мужество, организованность. Никакой паники! Ни малейшей растерянности! Всякий, кто подвержен панике, - пособник врага. Качества советских людей познаются в трудностях. Не растеряться, не поддаться унынию, а мобилизовать всю свою волю, все свои силы для того, чтобы преградить путь наглому врагу, отбить его атаки, отогнать его прочь от стен нашего города!.."
И далее:
"...Партийная организация Ленинграда мобилизует десятки тысяч лучших, преданных коммунистов на борьбу с врагом. Ленинградские большевики вливаются в ряды армии, чтобы еще выше поднять ее дух, ее боеспособность, ее волю к победе. Не жалея своей жизни, презирая смерть, коммунисты и комсомольцы идут в авангарде героических защитников Ленинграда не в поисках славы, а движимые чувством беспредельной любви к Родине, любви к своей партии..."
