Гитлер был испуган и шокирован. Он отказался встречатся с Мартой и бойкотировал её даже на крупных дипломатических приемах. Поговаривали, что она в отчаянии пыталась вскрыть себе вены, но этому никто не верил. Интересно, что после войны госпожа Додд вышла замуж за миллионера Штерна, а в пресловутые времена маккартизма им обоим было предъявлено обвинение, как советским шпионам. Супруги бежали в Чехословакию и стали жить в Праге.
Не менее серьезно уверяют, что в своем римском путешествии Адольф требовал на ночь общество камеристки, единственной обязанностью которой было медленно и бесконечно долго ласкать его до утра. Увы, более достоверные рассказы мало чем отличаются от этих: несколько хористок, которым Гитлер приказывал прийти к себе на ночь, сообщали, что абсолютно ничего с ними не случилось: "Гитлер просто сидел, похваляясь своими величием и силой".
Нельзя в то же время полностью исключать возможность для Гитлера более обычных форм интимной близости с прекрасным полом, особенно если принять во внимание употребление им эротически возбуждающих средств. В связи с этим фраза Магды Геббельс - "фюрер слишком мало мужчина, чтобы держать возле себя настоящую женщину" - легко может быть понята буквально: "слишком мало" ещё не значит "совсем не мужчина", а до "настоящей женщины" имеется достаточное количество "просто" женщин, которыми "счастливо довольствуется большинство из нас".
МАРИКА РЕКК
ДЕВУШКА МОЕЙ МЕЧТЫ
Для многих советских кинозрителей имя Марики Рекк ассоциируется с весной сорок пятого года, с праздником Победы.
В том году появился на экранах Москвы и других городов цветной и музыкальный "трофейный" фильм "Девушка моей мечты", главную роль в котором исполняла Марика Рекк - венгерская певица и танцовщица.
Зритель был восхищен её песнями и танцами. Волнующий голос, слегка вызывающие танцы, костюмы, манящие взгляды, безмерное кокетство, частые раздевания-одевания, её восхитительные ножки, на которых постоянно акцентировалось внимание, - все это зрелище кружило голову, несло заряд непривычного дурманящего эротизма. Острые и пикантные сцены она проводила так, чтобы эротка не била в лоб, но и не смахивала на откровенную дешевку. Марика была искренней, циничной и нежной сумасбродкой с золотым сердцем и ко всему прочему выглядела такой безупречно новенькой и чистенькой куколкой, словно её только что извлекли из хрустящей целлофановой обертки.
Этот фильм поставили в Германии в 1944 году, в самом конце войны. Среди советских зрителей ходили слухи, что Марика Рекк любовница или даже жена Гитлера. На самом деле у Марика имела двух мужей и немало любовников.
Рекк была очень талантлива. Она начала регулярно выступать на сцене с одиннадцати лет и снималась до самой старости. В 1988 году состоялась премьера фильма "Замок Кенигсвальд", в котором семидесятипятилетняя Марика Рекк с присущим ей темпераментом и задором танцует буги-вуги, а её постоянных партнер по театру и танцам Хельмут Кетельс неоднократно перебрасывает её через себя.
"Когда я, - рассказывает Марика Рекк, - в начале 1934 года приехала в Берлин, чтобы стать знаменитостью, мне едва минуло двадцать, и уж никак не скажешь, что я появилась там как лучезарная богиня на триумфальной колеснице, о нет! В одиннадцать лет я танцевала в варьете "Мулен руж" в Париже, в двенадцать попробовала свои силы на Бродвее, стала любимицей публики бульварного кольца в Будапеште, а в Вене за роль в "Звезде манежа" меня превознесли до небес, как новое светило под куполом цирка.
Я любила зрителей, веселых людей, живую реакцию зала, смех и овации темпераментной Марике. Американцы называли меня "маленькой венгерской принцессой". А теперь необъезженный жеребенок попал в ежовые рукавицы берлинских кинодеятелей. Я очень хотела стать кинозвездой, но мне вовсе не улыбалось блистать и сверкать в скучной деловой атмосфере, царившей на студии УФА.
В Берлине люди были совсем не такие, как на моей родине, гораздо суше и сдержаннее. Они не осыпали меня комплиментами и не говорили "целую ручку великой артистке", как наши венгры. Они вообще ничего не говорили. В то время на студии УФА собралось столько звезд и великих актеров, что при желании ими можно было бы заполнить Колизей. Поэтому такая дебютантка, как я, мало что значила для кинофирмы с мировым именем, хотя наличие у меня таланта считалось само собой разумеющимся.
Так что я старалась глядеть во все глаза и все время быть начеку. Я потеряла былую уверенность в себе. Стоило двум осветителям, беседуя между собой, мельком взглянуть в мою сторону, я тут же бросалась к ним и шипела сквозь зубы: "Что вы сказать обо мне?" Ведь я ещё не умела правильно говорить на их языке. Свою роль в "Звезде манежа" я вызубрила наизусть и протараторила, как попугай. То есть общий смысл я, конечно, понимала, но не знала, что значит каждое слово в отдельности.
В Германии я первым делом спросила: "Где я смогу брать уроки танцев?" Так я попала к Сабине Ресс и сразу почувствовала, что очень понравилась ей. Эта красивая, обаятельная и благородная - да-да, именно благородная! женщина с той минуты была рядом со мной все двенадцать счастливых лет на студии УФА, и каждый мой шаг вперед в профессиональном смысле, и каждое танцевальное па тех лет связаны с нею. Она буквально излучала покой, а именно его-то мне как раз и не хватало.
Я была дикое дитя подмостков, привыкшее к огромным залам и размашистым жестам. Я всегда пускала в ход сильнодействующие средства и, словно дрессировщица, подчиняла публику своим необузданным темпераментом и вулканической жестикуляцией. Вся моя манера противоречила той интимности, которую кинокамера создает между зрителем и актером. А ведь раньше я в общем и целом просто слушалась своего отца, но отнюдь не умела с готовностью выслушивать чьи-то советы, а тем более - плясать под чью-то дудку.
За всю жизнь меня ещё никто не неволил. Сабина Ресс интуитивно догадалась об этом. Свои бесчисленные промахи мне всегда приходилось осознавать самой. Удивительно лишь, что я и впрямь делала это довольно часто. Господь Бог наделил меня от рождения могучим инстинктом, а также необычайной энергией в сочетании с несокрушимым здоровьем. И когда я в те годы мылась в ванной, я терла себя мочалкой с такой силой, что затраченной энергии хватило бы на то, чтобы отмыть дочиста небольшое стадо слонов. Да что там говорить! Если бы я не была такой сильной, я умерла бы от перенапряжения прямо в ванной.
Мой первый немецкий фильм назывался "Легкая кавалерия". Он был широко разрекламирован, но успеха не имел. Сама я ещё не умела себя подать, другие тем более не знали моих возможностей. Я была уже не девочка, но ещё и не женщина. В пышных туалетах светской дамы я казалась школьницей на масленичном бале-маскараде, а в подростковом платье - молодящейся матроной. В те годы ещё не придумали такой спортивной одежды для слабого пола от семи до семидесяти, которая идет и нравится всем.
Честно говоря, я была к тому же довольно пухленькая. Стою я однажды в живописной позе у стола с закусками на вилле продюсера Цайслера на озере Ваннзее. При детской полноте - длинные ярко-рыжие волосы, роскошное лазоревое платье до пят, очень гармонирующее с моими зеленовато-голубыми глазами и шоколадной от загара кожей.
Тут в зал влетает моя судьба, но я и бровью не веду, потому что ничего не замечаю: ни малейшего дуновения, ни намека на предчувствие будущих триумфов, блаженства и нежности. В дверях появился мужчина с суровым лицом и строго поджатыми губами; хозяин дома без всякой задней мысли тут же подвел его ко мне и сказал: "Разрешите представить вам господина Якоби. Свой следующий фильм он собирается делать с вами".
О своей первой встрече с Гитлером Марика Рекк рассказывает:
"Я сделала карьеру в Германии в период нацизма. После войны мне это припомнили. Три года в пору наивысшего расцвета моих жизненных сил мне было запрещено выступать и сниматься. Меня обзывали "шпионкой", всячески оплевывали и указывали на дверь. За что пришлось мне расплачиваться?
Совсем молоденькой девушкой приехала я в Германию, страну, которой восхищался мой отец, которая предоставила мне возможность для неслыханного профессионального взлета, страну, где я нашла восторженного зрителя, где жители казались мне, венгерке, богатыми и счастливыми.
И я полюбила Германию, мне здесь все очень нравилось, а о нацистском режиме я не могла судить, поскольку была совершенно далека от политики. Я и теперь в ней ничего не смыслю. Я всегда была поглощена своей профессией. Конечно, будучи кинозвездой, я видела только светлую сторону жизни нацистской Германии.
Впервые получив приглашение на прием к самому фюреру, я сразу же подумала: что надеть? Мне было тогда двадцать шесть лет. Съемки "Алло, Жанин" как раз только что закончились. За минувшие годы я завоевала имя, приобрела восхищенного зрителя. Жестикуляция моя утратила былую размашистость, движения стали более мягкими. Кинокамера очень сильно скорректировала мою игру.
