Тишина.
- Бежать, бежать,- настойчиво шепчет Тайка.- Они убьют нас, убьют. И сбросят в эту могилу, на мертвяков...
Да, бежать. Сейчас же, немедленно. Мы молодые, быстрые, мы успеем, нас не найдут...
- К станции. На поезд...
Да, да. На поезд. Как тогда, от мамы....
А как же Елена Алексеевна? Зина? Ведь они спасли мне жизнь. Что будет с Семеном Ивановичем и Хавкой? Что будет?.. Их всех расстреляют, как только узнают, что мы сбежали. Подведут к этой яме и...
И я их предам, как мой отец предал конников Махно в Крыму. Может, у него не было выхода, но у меня он есть. Врем. Ведь пока тихо, ведь пока ночь, ведь пока никто еще ничего не знает. И все успеют уйти. Если мы успеем их предупредить.
- Надо к нашим, Тайка,
- Надо бежать.
- Я не могу. Они спасли меня...
- Надо спасаться самим!
- Надо. Беги на станцию, а я- к нашим. Предупрежу и сразу же - к тебе. Я быстро.
- Да, да,- Тайкин тон вдруг меняется.- Успокойся, успокойся.
Она бурно целует меня, прижимаясь все теснее, все гибче, все жарче. Я уже не могу отстранить ее, мы барахтаемся в песчаной ложбинке, и жадные поцелуи Тайки заглушают все мои доводы.
- Потом, потом, все - потом. Мы же жених и невеста...
Она ли это шепчет, или то стучит мое сердце? Ее руки расстегивают мою рубашку - ту самую, которую Зина сшила для меня. Ее руки скользят по моему телу, творя волшебство. Я уже ни о чем не думаю, я ничего не боюсь и никуда не спешу. Я... Я - уже не я.
- Ну?.. Ну?.. Иди же ко мне, иди...
- Я куда-то стремлюсь, я тычусь как щенок, я спешу, я ищу впервые в жизни, я... И вонзаюсь в нее:
- Тайка...
- Молчи. Я - твоя. Твоя, понимаешь?..
Это восторг страдания. Великий восторг и великие страдания. Наслаждение до боли, до исступления...
- Тайка, Тайка...
- Молчи, молчи. Ты - мой, мой. Ты будешь слушаться меня. У нас будет ребенок. Мы должны спасти его. Себя и его.
- Тайка!..
Мгновение бесконечности. И вечность счастья. Я сильный, могучий, взрослый. Я лежу рядом с женщиной. Со своей женщиной. Единственной во всем мире...
- Тайка...
- Отдохни. Чуть-чуть. И бежим. Ты должен спасти меня. Ведь теперь у нас будет мальчик.
- Мальчик?..
- Да, да. Ты всю жизнь копил силы, и, значит, будет мальчик.
Всю жизнь. Целых шестнадцать лет.
- Может быть, я успею предупредить?
- Уже не успеешь, уже светает. Уже вышли патрули. Ты отвечаешь теперь за нас. Ведь ты стал мужчиной.
Торопливо приводим себя в порядок. Я не могу сейчас спорить: нежность переполняет меня. Но я уже могу думать. И я знаю, что сделаю: я выведу Тайку к станции, спрячу ее и доберусь до наших.
- Тихо,- шепчет Тайка.- Я знаю дорогу.
Она первой выбирается из ложбинки. Из нашей брачной постели. Крадемся сквозь синеватый лес...
С оглушительным треском ломается сухая жердина. Замираем. Кто на нее наступил?
Опять треск. Не мы!..
- Стой!..
- Кому кричишь?
- Да вроде...
- Нет тут никого. Одни жмурики.
Тяжелые шаги надвигаются на нас. Все ближе. Я сжимаю взмокшую руку Тайки. И - в самое ухо:
- Бежим. В разные стороны. Встретимся на станции.
- Боюсь...
- Беги!..
Я толкаю ее вперед. Качнувшись, она бежит, беззвучно скользя в кустах. Только шорох ветвей.
И голос. Почти рядом:
- В кустах вроде кто-то.
- Зверь. Пальни для страху.
Гремит выстрел. Как обвал.
Я срываюсь с места. В отличие от Тайки я бегу напрямик, не выбирая дороги, шумно проламываясь сквозь сосняк. Я верю, что уйду, я теперь счастливый и сильный, я уведу их от Тайки.
- Вон он!..
Выстрел. Не слышу пули, но знаю, что бьют в меня. Кручусь среди сосенок, меняю направление. Еще выстрел.
Взбегаю на какой-то пригорок, внизу - яма. Огромная, смердящая кровью и тленом. Только бы не свалиться...
Удар в спину. Страшный, невероятной силы удар, ломающий все. И, уже падая с насыпи вниз, в могилу, слышу выстрел. Последний, и меркнет свет.
Но прихожу в себя быстро. Чувствую, что лежу лицом вниз на чем-то холодном, но податливом, человеческом. Или на том, что было когда-то человеческим. Боли не ощущаю, но от ужаса, что лежу на трупах, хочу вскочить... И тут же острая боль пронзает меня. Темнеет в глазах, я почти теряю сознание...
Поверху топот. И голоса. Те же:
- Двое их было. Двое!..
- Да один. Здесь где-то он. По откосу бежал...
Значит, Тайка ушла. Ушла моя Тайка с моим ребенком. Ушла...
И снова -тьма и тишина.
3
Прихожу в себя, когда почти светло. Солнца еще нет, в яме глухо, смрадно и сумрачно, но небо голубое. Такое голубое... А я - на мертвецах, чуть присыпанных песком. Сразу все вспоминаю, снова ужас охватывает меня, я пытаюсь вскочить, и опять невыносимая боль...
Но сознание я удерживаю. И понимаю, что ниже пояса я недвижим. Я могу поднять голову, могу опереться на руки, я чувствую ледяной холод грудью и... И это все. Все, что я могу. И я волоку свое тело по трупам, превозмогая боль. Куда-то. Пока могу.
А потом опять наступает провал.
Солнце поднимается выше, я возвращаюсь из небытия, ощущая его спиной. И еще я чувствую, как что-то теплое стекает по мне, и понимаю, что это кровь. Капля за каплей.
А ведь ты убежала от них, Тайка. Ты спаслась, жена моя, ты спасла моего сына, если ему действительно суждено быть зачату в эту ночь. Я хочу верить. Очень хочу. И ползу...
А еще я хочу пить. От тяжелого смрада, от потери крови, от слез, ужаса и отчаяния.
А еще я хочу жить. И упрямо ползу, капля за каплей теряя силы и жизнь.
Силы кончаются раньше. Я еще слышу птичий гомон, я еще ощущаю смрад и тлен, но уже не могу волочь за собой свое полумертвое тело. А птицы поют. Как поют птицы!..
Я то проваливаюсь в забытье, то воскресаю, и то ли в забытьи, то ли в коротких воскрешениях передо мной проходит моя жизнь. Я вижу отца и Крым, маму и поездку, тетю Клаву и дядю Сережу, двор и беспризору, Семена Ивановича и наш "топтрест". Всех вместе и отдельно - Тайку. Мою Тайку.
Я перестаю чувствовать свои ноги, боль покидает меня, и холод, вечный последний холод постепенно охватывает все тело. Даже не холод - Великое Оледенение. Я уже не ощущаю, течет ли кровь из раны в позвоночнике, я просто знаю, что иду к маме. Капля за каплей.
Все чаще и все глубже провалы. Тишина и чернота обрушиваются на меня вдруг, мне все труднее возвращаться в этот мир. Где светит солнце, где живет Тайка, где поют птицы, где жил я.
Уходит солнце, и уходит жизнь. Все гуще темнота даже тогда, когда возвращается сознание. Я уже почти ничего не различаю, я уже почти не вижу собственных рук, но я еще слышу. Кажется, какие-то голоса, кажется; чей-то крик... Зина? Откуда здесь Зина? И выстрелы. И щеками, которых мне так и не пришлось побрить, чувствую, как падают в яму очередные тела. Четырежды дружно вздрагивают мертвецы в братской могиле...
Яркий свет вспыхивает внутри, в моем сознании, и я вижу теплое море, далекий берег и детей, собирающих разноцветную гальку,
Мама!...
