до сих пор так себе отдых, да? У меня ощущение, будто мы только что переехали.
– Пожалуй, – согласилась Хелена. – Но оно того стоит, тебе не кажется? Я так хочу, чтобы папе здесь понравилось.
– Конечно, ему понравится, – Алекс подошел к ней и внезапно обнял. – Я страшно рад бассейну.
– Вот и хорошо. – Хелена вздохнула с облегчением, видя, что вчерашнее мрачное настроение Алекса исчезло и яркое солнце растопило и сына.
– Я собираюсь плавать каждое утро до завтрака и набрать форму, – добавил он. – Пока.
– Да, дорогуша.
– Чашечку чая, мадам? – Ангелина несла тяжелый поднос через гостиную на террасу, а Имми следовала за ней, как служанка.
– О да, пожалуйста! И, Ангелина, зови меня Хеленой.
– Ок-кей, Хелена, я стараться, – ответила та на ломаном английском.
– Мамочка, мы испекли бисквиты в новой духовке, чтобы ее опробовать, – Имми осторожно обхватила тарелку маленькими ручками. – Все должны попробовать, потому что они вку-усные.
– Не сомневаюсь. – Хелена была рада, что Имми поладила с Ангелиной. С ордами, нашествие которых ожидалось в следующие несколько дней, ей понадобится любая помощь. Она вышла следом за ними на террасу и плюхнулась на стул под навесом. – Спасибо, Имми. – Она взяла бисквит и откусила кусочек. – М-м-м, очень вкусно.
– Ну, Ангелина мне помогала, но на самом деле их делала я, правда же?
– Правда, Имми, – согласилась Ангелина, ласково потрепав девочку по щеке.
Час спустя все собрались у бассейна на первое купание. Хелена, Имми и Алекс взялись за руки и прыгнули с бортика, дружно взвизгнув.
Через десять минут, оставив детей плескаться, Хелена выбралась из воды и легла возле бассейна, отогревая мурашки на вечернем солнце.
– Привет, Хелена.
На нее упала тень, и она подняла голову.
– Привет, Алексис.
– Вижу, вам здесь весело? – Он присел рядом на корточки, и Хелена внезапно почувствовала себя обнаженной в своем скудном бикини. Она села и, словно защищаясь, прижала колени к груди.
– Все благодаря тебе и твоим детям. Я так признательна, Алексис, серьезно.
– Это всего лишь мой долг. Ведь Пандора принадлежала моей семье больше двухсот лет, пока твой крестный не уговорил отца с ней расстаться.
– Тем более очень мило с твоей стороны, что ты нам помогаешь.
– Пф-ф! Не надо этих церемоний, не будь такой… англичанкой! Ты говоришь так, будто мы едва знакомы.
– Так и есть. – Хелена помедлила и добавила: – Мы больше не знакомы.
– Так давай познакомимся снова. Приходи сегодня ко мне на ужин.
– Я… Алексис, я не могу оставить Имми и Алекса.
– Я спросил Ангелину. Она с удовольствием с ними посидит.
– Ах вот как? – Хелена внезапно рассердилась. – Не лучше ли было сначала спросить меня?
Алексис немедленно начал извиняться:
– Мне следовало бы спросить тебя. Прошу прощения, Хелена.
– Ну, я все равно не могу пойти. Слишком много дел здесь. Завтра приезжают Уильям с Фредом.
– Мамочка! Я замерзла. Хочу вылезать, и мне нужно полотенце!
– Иду, дорогуша, – Хелена встала, собираясь уходить. Алексис успел поймать ее за руку.
– По крайней мере, давай как-нибудь поговорим, наверстаем упущенные годы.
Она посмотрела на него в упор, открыла было рот, потом молча покачала головой и отстранилась.
ДНЕВНИК АЛЕКСА
13 июля 2006 года
Я лежу на спине посреди холодного бассейна и не слышу никаких земных звуков, потому что уши под водой. Отсюда, с моей водяной кровати, если смотреть вверх, виден темный изогнутый купол, являющий округлость земли и неба. Он не плоский, а как в пещере, свод которой сверкает нетронутыми бриллиантами. Я слушаю вязкие шумы в ушах, закрываю глаза и воображаю, что это почти как вернуться в материнскую утробу. За исключением того, что нет готовых к употреблению чипсов, шоколада и углерода… или что там матери передают детям поесть по пуповине.
Это удивительный процесс – творение, правда-правда.
Сегодня мне спокойнее, потому что у меня есть новая утроба… в смысле комната – собственная. Да, в ней мне придется сворачиваться калачиком: если раскинуть руки, то можно коснуться полок из красного дерева по обеим сторонам, уставленных сотнями книг в кожаных переплетах, но мне все равно. Комната моя, и только моя, и, самое главное, это безрупсовая зона.
К тому же в ней достаточно печатной продукции, чтобы продержаться все каникулы, ибо мое новое жилище – то, что, учитывая обстоятельства, мать довольно торжественно именует «библиотекой». Это, по сути, всего лишь кладовка для метел (и, готов спорить, возможно, когда-то ею и была), расположенная рядом с гостиной. Я не смогу – из соображений здравоохранения и безопасности – никого сюда пригласить, поскольку здесь может не хватить кислорода для двух пар легких. Кроме того, гостю придется лечь на меня, поскольку стоять здесь негде.
Мама сказала, что она не возражает, если я свалю часть книг на верхние полки, чтобы было где разложить вещи.
А еще там есть такая роскошь, как дверь, которая запирается, и окошко под потолком. Противный мистер Я-все-устрою ухитрился запихнуть сюда раскладушку, чтобы мне было где спать.
Переворачиваюсь и плыву к краю бассейна, потом выбираюсь и стряхиваю избыточную воду. Беру полотенце, которое мокрее меня после предыдущего использования, и набрасываю эту сырость на плечи. Плюхаюсь на лежак и вытираюсь на все еще смехотворно горячем ночном воздухе, надеясь, что не из-за меня мать сегодня выглядит такой удрученной.
За пару часов после ухода мистера Я-все-устрою она практически не сказала мне ни слова. Впрочем, с Имми она тоже была немногословной, так что, возможно, мы оба оказались в немилости по неизвестным нам причинам.
Надеюсь… ну, надеюсь, это не из-за того, что завтра приезжает папа. И потревожит их любовное гнездышко с мистером Я-все-устрою. Не думаю, что дело в этом, потому что я уверен, что она любит папу, но знаю, как трудно понять женщин. Где они учатся быть такими противоречивыми?
Имми уже осваивает всю эту женскую хрень. Она шантажом заставляет меня играть с ней в какую-нибудь скучную игру, где она всегда принцесса или фея, и носит кусок розового тюля поверх джинсов, а я – все остальное: от злого дяди до озорного эльфа. Потом внезапно, без предупреждения топает ножкой, говорит, что больше не играет, и убегает.
Как будто… она думает, меня это колышет?!
Встаю на колени на лежаке и заглядываю за линию олив, окружающих бассейн. Если вытянуть шею, мне видно сидящую на террасе маму. На ней длинный белый халат; лунный свет выбеливает белокурые волосы и смывает слабый загар.
Она похожа на алебастровую статую.
Или призрак.
И глядя на нее, я понимаю, что она сейчас в прошлом, вновь проживает другую жизнь.
ϵ
Пять
Фред наконец не выдержал и уснул: маленькая головка покоилась на коленях Уильяма, липкие ручки все еще крепко сжимали новый самолетик. Уильям облизнул палец и неуклюже попытался стереть шоколад с перемазанной мордашки сына. После приземления надо будет отвести Фреда в туалет и как следует отмыть, прежде чем показывать Хелене. Кожа их сына, казалось, притягивала
