"Электрификация" всех фабрик и железных дорог сделает условия труда более гигиеничными, избавит миллионы рабочих от дыма, пыли и грязи, ускорит превращение грязных отвратительных мастерских в чистые, светлые, достойные человека лаборатории. Электрическое освещение и электрическое отопление каждого дома избавят миллионы "домашних рабынь" от необходимости убивать три четверти жизни в смрадной кухне".
Папа закрыл книжку, сдвинул очки и, пристально глядя на Асмолова, сообщил строго:
— Это писал Ленин в большевистской «Правде» в тринадцатом году.
Асмолов молча смотрел в окно, где шагали по дороге в весенней грязи шахтеры и тяжелый серый дождь шлепал толстыми струями по черным лужам. Отвернувшись, произнес:
— Насколько я знаю, соплеменники Рамсея не собираются осуществлять этого революционного способа улучшения жизни, а с оружием в руках высадились на нашей земле, чтобы стрелять в поклонников своего соотечественника. Так ведь? — и сказал с отчаянием: — Вообще у меня не ваши железные нервы. И я решил уехать. Я не могу оставаться здесь, когда в пашем городе, как мне удалось узнать, три дня шли бои с офицерской дружиной.
— Во-первых, — начал папа, но, оглянувшись на Тиму, приказал: — А ну-ка пойди, братец, погуляй!
— Нет, — твердо заявил Тима, — я хочу узнать про маму.
— Вот, вот! — негодующе воскликнул Асмолов. — От меня тоже, как от мальчишки, скрывали, но я вам не мальчишка.
Папа повернулся к Тпме и произнес доверчиво и просительно:
— Давай о маме потом, вдвоем поговорим, согласен?
Тима кивнул головой, но это стоило ему мучительных усилий. На душе стало так пусто, словно все на свете перестало существовать. Все!..
Проводив Асмолова, папа вернулся в комнату, сел напротив Тимы, взял его руки в свои, сказал твердо:
— Мы получили список коммунистов, погибших в бою с офицерами. Мамы среди них нет, — и добавил сурово: — Ты знаешь, я никогда не говорю неправды.
Иннокентий Трофимович Ирисов принял должность управляющего копями от Густава Федоровича Штоккера в сентябре семнадцатого года вместе с приказом компании, полученным через американского консула в Томске, остановить работу в рудниках.
Прекратить добычу Ирисову не удалось. Рабочие избрали Совет управления копями, куда ввели и его в качестве наблюдающего представителя компании. Ирисов, сказавшись больным, прочно засел дома, но все бумаги с постановлениями Совета управления копями покорно подписывал, правда измененным почерком, чтобы потом, если понадобится, можно было отречься от своей подписи.
Штоккер управлял копями долго. В начале войны с Германией англо-американские и русские промышленники, входящие в компанию, несмотря на то что Штоккер был немец, полностью доверяли ему, тем более что немецкие капиталы также были вложены в рудники. В случае победы Германии Штоккер мог оградить компаньонов от возможных потерь. Но уже к началу шестнадцатого года, когда стало ясно, что Германия потерпела поражение, англо-американские промышленники увеличили свои капиталовложения, и по их настоянию Штоккер был в конце концов устранен.
Отец Ирисова работал десятником на золотых приисках, принадлежавших американцу Китингу, который купил в томском горном округе в 1911 году богатейшие золотоносные участки и огромные земельные площади с залежами другпх полезных ископаемых.
Трофим Ирисов имел недалеко от припека заимку, на которой в годы войны батрачили военнопленные. Занимаясь тайной торговлей спиртом и скупкой краденого золота, он быстро разбогател. Но сына содержал в строгости, и хотя Иннокентий был уже студентом Технологического института, отец понуждал его во время каникул работать гростым забойщиком.
После революционных волнений в Томском технологическом институте несколько студентов были арестованы, многих исключили с волчьим билетом, а знаменитый сибирский геолог, профессор В. А. Обручев, вынужден был } пти в отставку. Накануне своего ареста студенческий староста Мартынов передал Иннокентию на сохранение материалы геологических изысканий, которые студенты проводили под руководством своего любимого профессора.
Разбирая материалы экспедиции, Ирисов обнаружил среди них сведения о нескольких новых крупных месторождениях руды и продал карты с обозначением залегания руд англичанину Пайперу, который недавно подал двадцать пять заявок об отводе ему для разведки и разработки золотоносных участков.
Бросив институт, Ирисов вернулся к отцу, предложил объединить капиталы и начать самостоятельное приисковое дело. Но отец обманул сына, записав приобретенный участок на свое имя, а сыну пригрозил: если тот начнет протестовать, то он скажет на суде, каким способом сынок добыл деньги.
Ночью Иннокентии взломал отцовский старинный скрытень. Но отец прятал деньги в другом месте, а в сундуке держал только меха.
Иннокентий уехал на угольный рудник и поступил работать штейгером с твердым намерением разбогатеть.
Ведя проходку, он приказывал брать полусгнившие крепления из старых выработок, а средства, отпускаемые на крепежный материал, присваивал. После обвала, при котором погибло двое рабочих, он хладнокровно повторил этот же "способ крепления". И снова произошел обвал с жертвами.
Управляющий рудником предупредил:
— Еслн Ирисов не будет разнообразить свой метод проходки, то в следующий раз его не пощадят.
Полгода Ирисов пользовался скромными доходами, собирая с артелей "с рыла по гривеннику", а с десятников — по целковому за то, что те брали рабочих из шахт на время пахоты или уборки в свои усадьбы.
Получив потом под начало шахту и подметив, как легко можно наживаться на фиктивных нарядах за откачку воды, Ирисов, весной поставил насосы на ремонт и с дальновидным расчетом затопил шахту. Когда объем затопления был установлен и на откачку были выделены средства, Ирисов нанял несколько уголовных. Те пробили из нижнего горизонта Пичугинской шахты ходок к затопленной шахте Ирпсова. Пичугинскую шахту затопило вместе с уголовными, которые не успели выбраться. А Ирисов спокойно присвоил все деньги, ассигнованные на откачку воды из его копи.
Даже видавший виды Штоккер пришел в изумление от лихости Ирисова. Но так как затопленная шахта принадлежала конкуренту, Штоккер только сказал с милостивой улыбкой:
— При такой храбрости пирата вы можете стать со временем человеком, но, сурово меняясь в лице, предупредил: — Больше ничего не сметь без моего слова.
С тех пор Штоккер стал благосклонно относиться к Ирисову и, многозначительно подняв брови, поучал:
— Эдвард Гарриман вел длительные переговоры с русским правительством о приобретении Америкой великой Транссибирской магистрали. Десятки крупнейших компаний Америки вложили свои капиталы в Сибирь, в шестнадцатом году они провели здесь тщательные исследования огромных пространств, содержащих полезные ископаемые. Наконец приобрели их в собственность путем договора с Временным правительством. Как вы думаете, для чего?
— Чтобы хапать, — весело ответил Ирисов.
— Вы совсем не политик, — пожурил Штоккер. — Америка нуждается в большой колонии. Она немножко опоздала брать колонии. Теперь она очень спешит. У Англии есть Индия и многие другие. Америке хочется иметь свою Северную Индию. — Одобрил: — Это правильно.
Русский мужик дешевый, — Сказал грустно: — Германия могла тоже иметь здесь свою Индию. — Посоветовал: — Вы должны много думать как политик. Маленькому жулику тоже нужна большая политика.
И вот, когда после отставки Штоккера перед Ирисовым открылась возможность стать почти что хозяином рудника, все рухнуло. Но Ирисов не смирился. Штейгеры, десятники, значительная часть служащих, лишившись прежних доходов и неограниченных прав, испытывали ненависть к народной власти. Собираясь по вечерам у Ирисова, они докладывали ему о том, что происходит на шахтах, советовались, соперничая друг с другом в сметливости, о способах саботажа, рассчитывая на благодарность от компании.
Ирпсова встревожил приезд Асмолова. Но когда он узнал, что Асмолов пока будет руководить лишь разведкой пластов неглубокого залегания, успокоился. Сейчас он боялся только одного: студент Мартынов, чье доверие он так подло обманул, отбыв ссылку, стал большевиком и недавно объявился в соседнем руднике, где его избрали членом ревкома. Встреча с Мартыновым не сулила Ирисову ничего хорошего.
Юрий Николаевич Асмолов поселился в доме маркшейдера Алексина. Низкорослый, тучный, с выпученными от астмы бурыми глазами, с отечным лицом, Алексин суетливо и бестолково ухаживал за Асмоловым. Было видно по всему, что он искренне обрадован гостю.
Еще до революции, когда завершилось строительство Транссибирской магистрали, возникла острая потребность в сибирском угле. Несколько лет Алексин возглавлял геологическую экспедицию, скудно снаряженную на средства Российской Академии наук. Самоотверженно, ценой неимоверных лишений, он обследовал огромные районы.
