Глава 8. Привкус железа
«Жизнь – болезнь материи, мышление – болезнь жизни».
Аркадий и Борис Стругацкие «Гадкие лебеди».
Горбовский был не в духе. И сегодня это осознавали не только люди, с которыми ему приходилось контактировать, но и он сам.
Накануне, ближе к двенадцати ночи, произошло событие предсказуемое, но оттого не менее печальное. Лев Семенович остался в лаборатории допоздна, так как не мог бросить незавершенным анализ крови инфицированной особи, клетки которой боролись с геномом вируса бешенства. Оставалось совсем немного, тем более что в образцах обнаружились антитела, способные послужить материалом для более сильной вакцины, чем №201. Горбовский воспрянул духом, но решил не бросаться в открытие сломя голову, а отложить это на завтра, так как время близилось к полуночи. Он мог бы остаться и работать всю ночь в любой другой раз, и этому бы никто не удивился, но сегодня он не чувствовал себя настолько работоспособным. Оставив биологические образцы в хранилище, Лев Семенович отправился в последний раз проверить состояние девятьсот девятого. Крыса была мертва. Подавив гнев, Льву пришлось утилизировать тельце, на которое возлагались такие надежды.
Помимо того, ночью вертолет снова забрал у него близких, и ничего нельзя было сделать, как и всегда. Как бы ему ни хотелось противостоять всемогуществу силы, заключенной в образе серо-зеленой металлической стрекозы, он не мог даже сдвинуться с места, будто застыл в киселе, сваренном из своих же страхов. Так бывает во многих кошмарах, когда тебе нужно бежать со всех ног, а ты не можешь даже сдвинуться.
Горбовского угнетала собственная беспомощность. Сон заканчивался, но каждый раз оставлял отвратительный осадок, будто на глаза оседала пелена, на зубы – песок, на кожу по всему телу – липкий белесый налет, видимо, следы того самого киселя, из которого невозможно было выбраться, чтобы спасти жену и ребенка.
А сегодня утром, для полноты картины, дома не обнаружилось никакой еды. Абсолютно ничего съедобного. Горбовский всегда забывал о таком важном деле как покупка продуктов и питался в основном где-нибудь и лишь бы чем. Как все ученые, помешанные на своем деле, Горбовский мало внимания уделял питанию, внешнему виду и прочим мелочам чисто бытового характера. Зачем ухаживать за собой и баловать себя, когда есть занятия посущественнее? Оттого и телосложение у него было далеко от упитанного, особенно это выделялось на фоне роста. Приятной внешностью Горбовский тоже не был наделен: все, что происходило у него в душе, без промедления отражалось на лице, придавая ему желчность и злобливость, вырисовывая глубокие морщины и резкие складки. От женщин бегать не приходилось – они сами сторонились Льва. И это отнюдь его не волновало – единственным его увлечением была вирусология.
Сегодня Лев Семенович планировал дать студентам небольшую работу на проверку знаний. Его все еще мучила мысль, что кто-то из инфузорий планирует обмануть его. Эта мысль становилась навязчивой. Горбовскому хотелось вычислить этого человека и наконец покончить с этим. Он без раздумий ударил бы того, кто скажет ему: «Лев Семенович, да ведь это паранойя!» Ему до одури надоели эти безмозглые недолюди, которых он тщетно пытался обучить и развить, не встречая с их стороны никакой инициативы, никакого интереса и никаких потенциальных талантов.
– Последние учебные дни приближаются, – мрачно сказал он, едва вошел в аудиторию, – никто из вас еще не передумал по поводу практики?
«Ну вот, снова пытать будет», – подумала Марина. Она сидела на первом ряду, как всегда, чуть поодаль от кафедры, и следила за тем, как преподаватель, будто белое привидение, проносится мимо нее. Она заметила, что Горбовский бледен и изможден, словно спал очень мало либо же не спал вовсе. Ей вдруг стало тошно оттого, что она рассматривает его, примечает и неосознанно пытается расшифровать какие-то мелкие детали, на которые все остальные просто не обращают внимания. Одновременно она хотела и не хотела понимать этого отталкивающего человека.
Аудитория затихла настолько, что не было слышно даже дыхания. Горбовский встал за кафедру и прищурился, протер переносицу, зажмурился на секунду.
«Да, и правда, красные глаза. Кажется, они у него всегда такие были? Почему я раньше не замечала?»
– Значит, нет. Мудрое решение, кстати. Что совсем не свойственно таким существам, как вы, – Лев Семенович помолчал, озадаченно глядя куда-то в сторону, потом опомнился. – Ну что ж. Сейчас мы проведем тест. Небольшой. Десять вопросов. Это поможет мне, а в большей мере вам всем, узнать свой уровень знаний и в очередной раз понять, что работу над собой никто не отменял.
Студенты зашелестели, вырывая листы из тетрадей и чуть слышно перешептываясь. Никто не мог понять, к чему понадобился этот тест – Горбовский не любил такого метода проверки и не считал его серьезным. Марина – догадывалась. Сдерживая усмешку, она смотрела на свои костлявые кисти и ждала, пока ее догадка оправдается.
– Можете не подписывать. Сдавать не будете. Проверите сами. Если у кого-то будет хотя бы пять верных ответов, вы уже меня удивите.
Льва уже давно не трогало, что аудитория предпочитает не отвечать ему. Как будто он не дает им слова, даже когда задает вопросы. Самым ясным ответом на эти вопросы всегда было молчание, и Горбовскому этого хватало. У него не было обратной связи со студентами. Говорил – он, они – молча внимали и фиксировали его слова либо в памяти, либо на бумаге. Мало кто осмеливался проявлять инициативу и спрашивать о чем-то Льва Семеновича.
– Действуем так, – Горбовский, заложив руки за спину, начал прохаживаться вдоль первого рядя парт, как тюремный надзиратель, – я высказываю утверждение – вы оцениваете его на правдивость, делаете вывод и записываете: «да» или «нет». Все предельно просто, вы должны справиться. Итак. Первое утверждение. Прионы – это инфекционные белковые молекулы, не содержащие ДНК.
На пятом вопросе взгляды Марины и Льва Семеновича случайно пересеклись. Самое странное было в том, что никто из них не отвел глаз. Они как будто оба ожидали, что глаза отведет другой, а когда этого не произошло, оба удивились, и оттого продолжали настойчиво смотреть. Прошло несколько секунд, и Горбовский стал догадываться, что именно это – она, она, та самая мерзавка, возомнившая из себя не пойми что. Неясно, как он это понял, скорее, он это почувствовал, вместе с презрением и глухим гневом где-то в недрах себя. Что-то было в выражении ее лица…
Горбовский отвернулся и продолжил диктовать.
Марина знала, что Лев Семенович затеял этот тест ради того, чтобы наглядно показать студентам, что в практической микробиологии они находятся где-то на уровне дна морского. Это было непосредственно связано с практикой.
«И что же он так уперся рогом? Неужели он настолько нас не
