произнес:
— Куда вставлять-то?
— Мы тут рожаем. Давайте быстрей, — вывела я его из оцепенения.
Через минуту мы уже мчались по проспекту Ленина. Ближайший роддом, до которого было рукой подать, был закрыт на ремонт, и надежды на медпомощь в нем не было.
Из сопровождающих нас со Светой мужчин в более-менее адекватном состоянии находился только брат. Каждую схватку он приподнимался, с интересом пытался увидеть, что я делаю, и успокаивал сестру:
— Ты дыши, дыши, Свет! Еще немножко — и приедем.
— Поищите в аптечке йод или спирт, может быть, бинт найдется, — попросила я.
И парень принялся выполнять мои указания.
— Зачем спирт? — захлебываясь от волнения спросил Светин муж.
— Да уж не тебе принять, — попытался сострить отец. — Хотя не мешало бы…
Выяснилось, что отец семейства две недели назад был выписан из больницы после инфаркта. «Только не хватало мне еще сердечного приступа за рулем».
— Может быть, вам с зятем поменяться местами? — робко предложила я.
— Он права забыл, — мрачно ответил отец.
Железнодорожный переезд, на котором поезд случался не чаще одного раза в неделю, оказался закрыт. Я поняла, что до роддома мы не дотянем.
— Раздевайтесь, — скомандовала я мужчинам.
— Зачем?
— Давайте рубашки, майки — во что завернуть ребенка. Он сейчас родится.
+32, солнце слепит глаза, у всех течет пот. Окна распахнуты настежь. У меня кричит голая женщина. Я сижу с закатанным платьем, потому что по новенькому кожаному сиденью растеклись околоплодные воды. Вокруг меня трое полуобнаженных мужчин. Люди из соседних машин заинтересованно вытягивают головы в открытые окна.
На пике очередной схватки малыш выскользнул мне в руки и громко закричал. Я поняла, что вся улица, полная машин, людей, затихла на мгновение. Все слушали, как новая жизнь дала о себе знать. А через несколько мгновений все как будто ожило. Мужчины в моей машине плакали. Вокруг аплодировали люди. Многие выходили из своих машин и подходили поздравлять молодую маму.
Света была так шокирована всем произошедшим, что могла только растерянно улыбаться. Потом приподнялась ко мне и тихо спросила:
— Он живой?
Вот ведь, весь город слышит, как малыш кричит, а страх матери за жизнь ребенка настолько велик, что блокирует все ее рецепторы и анализаторы. И она не слышит и не видит происходящего. Я улыбнулась и кивнула. Света счастливо откинулась на сиденье.
Обтерев малыша майкой деда, я завернула его в майку отца и положила матери на грудь. Мальчик тут же присосался и стал громко чмокать.
— Нет, ну подумать только! — воскликнул сквозь слезы умиления дед. — Всего пять минут жизни, а он уже сосет! Шумахер просто! Все успел!
— Да уж, Шумахер! — подтвердила я, вытирая майкой новоиспеченного дяди сиденье.
Когда открыли переезд, машины вежливо разъехались и пропустили нас вперед. За пятнадцать минут мы домчались до роддома, где нас уже ждали в приемном покое и врач-неонатолог, и акушерка, и реаниматолог, и даже операционная бригада с каталкой… Все были готовы немедленно броситься на помощь. Но особой помощи не потребовалось.
Однажды через полгода меня внезапно вызвали в холл на первом этаже роддома. В центре стояло человек шесть. Я не сразу узнала их. Видны были только цветы и ребенок в зимнем красно-белом комбинезончике на руках одной из женщин. Увидев меня, они заулыбались и двинулись в мою сторону. Теперь я их узнала — это была та самая компания из новой «субару», которую мы знатно обмыли околоплодными водами на «Заречной». Родственники наперебой рассказывали мне о ребенке, его достижениях, одарили меня цветами и конфетами. Мальчишка сосредоточенно сосал пустышку и озадаченно поглядывал на меня, словно хотел спросить: «Мы где-то уже встречались?»
— Ну и как же зовут малыша? — спросила я, чтобы хоть ненадолго прервать их рассказы.
— Михаэль! — гордо ответила Светлана.
— Михаил? — переспросила я.
— Нет, именно Михаэль — в честь Шумахера!
И тут я рассмотрела, что красно-белый комбинезончик весь испещрен надписями «Formula 1».
Так что, если вдруг вы встретите в среднерусском поволжском городе молодого человека с экзотическим именем Михаэль, знайте: он родился в машине посреди дороги в компании любящей семьи.
С самого раннего детства у меня каждый раз появлялось чувство раздавленности и вины, когда я встречала на улице инвалида. Меня физически коробило, если я видела человека без ноги или на инвалидной коляске. Помню, как у меня замирало сердце и мне хотелось провалиться сквозь землю, когда я в очередной раз видела на углу улиц Невзоровых и Ванеева старичка-горбуна. Мы встречались почти каждый день. Он покупал свежие газеты в киоске «Союзпечать», а мы с бабушкой традиционно стояли в очереди за молоком перед магазином, который находился в подвале. Мне было лет пять. Я бесстыдно рассматривала его и с ужасом представляла, как он ложится спать и не может выпрямиться в кровати. И ужас был не от сочувствия ему, а от страха получить что-то подобное у себя или своих детей. Почему-то чувство страха за своих потенциальных детей у меня появилось очень рано — сколько себя помню.
Но самое большое потрясение бывало у меня, когда мне попадалась пожилая женщина (ей было всего лет сорок, но мне она казалась крайне старой), толкавшая перед собой огромную коляску, в которой сидел дяденька (на самом деле — парень лет шестнадцати). У него всегда было одно и то же выражение лица: он улыбался всему, что видел, и не оттого, что его что-то радовало, а оттого, что у него не закрывался рот. Мать периодически вытирала ему слюну. Его широко расставленные глаза, выпученные, словно у рыбы, смотрели в разные стороны. Уши были деформированы и находились на разной высоте. Он сидел привязанный ремнями, потому что был полностью парализован. И лишь одна рука бессмысленно перебирала край пиджака. Он был весь ассиметричный и ужасал своей несуразностью. Мы, дети, боялись его словно прокаженного, и прятались за забор, когда женщина провозила коляску мимо. «Дебил из соседнего дома» — так называли его старшие дети. Я не знала, что такое «дебил», но догадывалась, что это злое слово.
Учась в мединституте, я постепенно стала разбираться во врожденных синдромах и заболеваниях. Оказалось, что их существует великое множество. Большинство ведет к инвалидности. Нас учили, как аккуратно объяснить матери, что у нее родился ребенок-инвалид. В то время дородовая диагностика еще не была развита, даже УЗИ делали во время беременности далеко не всем. Рождение ребенка с синдромом Дауна или иной патологией было жестокой неожиданной трагедией. Времена были непростые, люди жили трудно, поэтому большинство мам, не задумываясь даже ни на секунду,
