часами. Вот и теперь он с упоением расписывал несравненную мебель для будущего международного лагеря, в создании которой ему, несомненно, принадлежала главенствующая роль.
Вера расположилась в кресле и слушала, не перебивая, лишь изредка отпивала глоточек вина и жмурилась от удовольствия. Ее пристальный взгляд вначале подстегивал красноречие Тропотуна, но затем стал раздражать, потому что было в нем что-то для него непонятное и даже смущающее.
– О чем ты сейчас думаешь? – вдруг резко спросил он.
– О том, что каждый мужчина – петух.
– ?!
– Только, чур, не обижаться! Ведь каждый настоящий мужчина всегда распускает в присутствии женщины хвост, раздувает петушиный гребень и орет ку-ка-ре-ку!!
– Петух… – Станислав Сергеич был в самое сердце уязвлен словами любовницы, однако попытался скрыть собственные чувства. – Ну, не знаю… все же я занимаюсь конкретным делом, производством. А взять, к примеру, тебя… Кому, в сущности, нужны статьи о театре или кинематографе? Горстке интеллектуалов?.. Для обычного человека они совершенно бесполезны, как, впрочем, и искусство вообще.
– Я и не предполагала, что ты поклонник Поля Валери! – не без иронии заметила Вера. – Кстати, это имя тебе что-нибудь говорит? – продолжала она вкрадчиво.
– Представь, говорит! – обиженно отозвался он и процитировал: – «Основным признаком подлинного произведения искусства является его бесполезность…»
Откинув голову, Вера звонко расхохоталась. Потом скорчила покаянную гримаску и захныкала:
– Я хорошая… я больше не буду-у…
Это вышло так забавно и непосредственно, что Тропотун невольно усмехнулся.
– Ладно, на первый раз прощаю! Кстати, я не без интереса прочел его размышления об искусстве и даже со стихами ознакомился.
– С ума сойти!
Верино эстетское кривляние почему-то всегда действовало на Станислава Сергеича, отнюдь не страдавшего комплексом неполноценности, донельзя возбуждающе. Вот и сейчас, приблизившись к ней, он зарычал: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?..» – подхватил на руки и понес в спальню.
– Сигаретку! Хочу сигаретку! – верещала она, молотя в воздухе голыми пятками.
– И сигаретку дам… – утробно-страстным голосом провинциального трагика пообещал он, прижимая свою строптивую добычу к груди.
Оранжевая софа занимала почти половину крохотной комнатки, служившей ее владелице одновременно кабинетом, и спальней, вторую оккупировал письменный стол, заваленный беспорядочно раскиданными листами бумаги, из-под которых выглядывала портативная пишущая машинка.
– Портрет женщины эпохи НТР! – усмехнулся он, опуская Веру на диван, и принялся со вкусом целовать ее пахнущие табаком губы.
Она отвечала со все возрастающей страстью, но вдруг извернулась и выкрикнула: «Сигаретку обещали!» Он засмеялся и вышел в гостиную за сигаретами, а когда вернулся – она уже успела раздеться.
В постели Вера была неподражаема. Она была ненасытна, как Ламия, любопытна и обожала экспериментировать. Поэтому любви они предавались подолгу и перепробовали самые различные, даже весьма экзотические, позы в стремлении получить максимум наслаждения.
После секс-пати, – как Вера элегантно называла их соитие, – она расслабленно курила, поставив пепельницу на свой плоский девичий живот. Станислав Сергеич растянулся рядом и бездумно следил за синеватыми струйками дыма, медленно расслаивающимися в неподвижном и жарком воздухе. Наконец он приподнялся на локте, забрал у нее сигарету, поставил пепельницу на пол и, приобняв любовницу, принялся нашептывать ей на ушко разные нежности.
– Тебе со мной хорошо? – шепотом спросила она.
– Оччень… – искренне сказал он.
– Ты меня любишь?
«Оччень!» – хотел было произнести он, однако не издал ни звука, ибо из-под софы вдруг показалась поросшая темной шерсткой лапка, затем вторая – и ошарашенному Станиславу Сергеичу во всей своей красе явился его непочтительный знакомец – упырь.
– Ну чо вылупился? – спросила нечисть дискантом и больно ущипнула его за голое бедро.
Тропотун сдавленно квакнул и крепко зажмурился. Мысленно сосчитав до десяти, слегка приоткрыл глаза и сквозь сетку ресниц посмотрел на край софы: упырь вольготно сидел, закинув ногу, вернее, лапу на лапу, дымил украденной из пачки сигаретой и бесцеремонно разглядывал Веру. Донельзя обозленный подобной наглостью, Станислав Сергеич сел и придушенным голосом зашипел: «Брысь отсюда!» Потом, изображая, будто стряхивает с простыни пепел, пододвинулся к краю и попытался незаметно спихнуть непрошеного гостя на пол.
– Дерешься, да? – из глотки Тропотуна заверещал упырь. – Чоятакого сделал? – и резво юркнул под софу.
– Ты что-то сказал? – произнесла Вера. – Извини, задумалась… – и она вопросительно уставилась на него.
– Не я, а упырь, – угрюмо сообщил он.
– ?!
Станислав Сергеич долго глядел на нее в мрачном молчании, потом с трудом выдавил из себя:
– Ты в нечистую силу веришь?
– В каком смысле?
– Да самом прямом! Один мой знакомый, нормальный, между прочим, мужик, недавно в своем кабинете упыря видел. И крылья, говорит, у него перепончатые, и мордочка, как у летучей мыши…
– А он часом не запойный?
– Не замечал… – Станислав Сергеич почувствовал себя оскорбленным. – И вообще, мужик как мужик.
Пристальный взгляд Веры вызывал у него ощущение дискомфорта.
– Ну если нормальный, – протянула она, наконец-то отводя в сторону свои зеленоватые ведьмовские глаза, – пусть обратится к психиатру. Кстати, могу устроить консультацию у своей подруги.
– Пожалуй… Я с ним поговорю. Это случайно не у нее роман был с нашим Ефременко?
Вера безудержно рассмеялась.
– Да что ты! – сквозь смех выговаривала она. – Эта дама просто кремень. У Ефременко с Наташкой было – та совсем бесхарактерная, вот ваш ловелас ее и охмурил…
– Не только ловелас, но и анонимщик, – сообщил Тропотун.
– Ффу, какая гадость! – брезгливо поморщилась Вера. – Я буду не я, если Наташка не подаст на алименты. Вашу сволочь надо приструнить. В профком ваш напишем… Как ты думаешь, будет он тогда все отрицать?
– Если надавит общественность – вряд ли, – задумчиво протянул Станислав Сергеич и мысленно выставил себе «отл.» в графе «знание женской психологии». – Ну а как насчет кофе?
– Прекрасная мысль… – промурлыкала Вера, потягиваясь, словно довольная кошка.
Едва она покинула комнату, чтобы принять душ, Тропотун споро натянул брюки и воровато заглянул под софу – ничего, кроме пыли, там не обнаружив, чертыхнулся и прошел в гостиную, где один за другим опрокинул два бокала вина. Между тем из кухни донесся воющий звук кофемолки – Вера признавала только кофе в зернах.
По виду и консистенции напиток напоминал смолу, и Станислав Сергеич пил его маленькими аккуратными глотками, с удовольствием разглядывая свою подругу. В просторном купальном халате она выглядела более хрупкой, чем была в действительности. Гордая посадка головы, небольшие упругие груди в вырезе небрежно запахнутого халата, все ее подтянутое молодое тело говорили о жизненной энергии и внутренней силе. Возраст выдавали лишь гусиные лапки возле глаз да выражение усталости, порой мелькавшее в них. Любопытно, подумал он, чем она занимается остальные дни недели? Может, я всего лишь эпизод, один из целого калейдоскопа?.. Не-ет, на нее непохоже. В конце концов, она много
