в туалете. Я просто люблю шкафы, мне в них хорошо, – говорю я и сажусь на пол под свисающую одежду.
– Какая ты все-таки странная.
– А это так плохо? – Мне нравится, что тон Андрея скорее одобряющий, а не осуждающий.
– Нет, милая, это замечательно.
– Ты назвал меня «милая»? У нас даже секса еще не было.
– Ну, мы можем легко это исправить. – Андрей смеется и садится на пол рядом со мной.
– Хорошо, – говорю я, – только прямо здесь.
– В шкафу? Серьезно?
– Только в шкафу!
– Ну, не знаю. – Андрей притворно возмущается.
– Это мое последнее слово.
– Хорошо, уговорила. Но только ради тебя. И знаешь что?
– Что еще?
– Это будет мой первый раз.
– Ты шутишь?
Вижу, как Андрей смеется, глядя на мои нахмуренные брови.
– Мой первый раз – в шкафу, – выждав, добавляет он.
– Ну, это радует. Смотри, как бы он не стал последним, – подкалываю я.
Не знаю, на что я рассчитывала, когда смотрела на покачивающиеся надо мной вещи. Может быть, на то, что они погладят меня рукавами по голове, как в детстве? А может быть, на то, что вход в королевство наконец-то откроется, благодаря такому вот странному ритуалу?
Но Андрей – это не ты, а секс, кто бы там что ни утверждал, – никакое не волшебство. Поэтому все остается на своих местах, кроме пары упавших свитеров.
Все всегда остается на своих местах, и мне так грустно от этого, что хочется плакать. Зато будет, что тебе рассказать, – решаю я и проглатываю непролившиеся слезы.
– Для тебя это что-нибудь значило? – спрашивает Андрей, пытаясь придать произошедшему какую-то завершенность.
– Не знаю, все занимаются сексом, что в этом может быть особенно значимого?
– Значит, вернемся к кровавым ритуалам? – усмехнувшись, предлагает он.
– Что-нибудь придумаем, – без особого энтузиазма говорю я.
Проходит пара недель, и вместо кровавых ритуалов мы изобретаем новые. Андрей, как я уже говорила, был парнем с хорошей фантазией, поэтому вскоре он начинает называть меня доченькой, расчесывать мои волосы, гладить одежду и даже рвется отработать за меня практику в Художественном, куда я поступаю, забросив обучение на учителя истории. Мне такое странное отношение нравится, все-таки интереснее обнаружить рядом с собой отца, который старше тебя всего на два года, чем очередного парня.
– Ты похожа на маленькую злую капризную девочку, – часто говорит он мне.
– А ты, похоже, хорроров пересмотрел про маленьких зловещих девочек.
– Нет. Просто ты вызываешь у меня желание постоянно о тебе заботиться. Это даже меня самого удивляет.
Не помню, чтобы кто-то сильно рвался обо мне заботиться. Обычно ты заботилась обо мне, а я о тебе, и мы вместе заботились о нашем королевстве. Это было правильно.
Что-то меняется, но пока я не чувствую опасности.
В общем, все складывается таким образом, что я и Андрей собираемся жить, если и не долго, то уж точно счастливо, поэтому приходит время познакомить Андрюшу с тобой. Я долго не могу на это решиться, так как раньше ни мне, ни тебе не удавалось подружиться с бойфрендами друг друга. Но раньше это и не имело значения. А теперь неожиданно я обнаруживаю, что с Андрюшей можно делать все то же самое, что и с тобой и даже кое-что сверх того. Единственное, что с ним делать нельзя – это пытаться попасть в другой мир через шкаф.
* * *
Несмотря на мои опасения, ты и Андрюша легко находите общий язык. Вскоре он начинает называть тебя сынком. У Андрея, как и у нас с тобой, серо-зеленые глаза и каштановые волосы, так что он вполне может называться нашим отцом. В это, конечно, никто не поверит, а вот на то, что я и он – брат и сестра, некоторые покупаются, что приводит нас в страшный восторг.
Несмотря на это, мы не можем впустить Андрюшу в наше королевство, поэтому создаем еще одно поверх нашего. В нем мы трое можем быть неразлучны как самопровозглашенная патологичная семья, в которой все друг с другом в сомнительном родстве.
С появлением Андрюши наше веселье утраивается: мы смеемся над теми, кто старше; теми, кто младше; над влюбленными парочками, мамашами с детьми, вегетарианцами, неформалами, старухами, младенцами, девушками на каблуках, мужчинами в остроносых туфлях. Но больше всего мы смеемся над Андрюшиным соседом – Пашей, получившим от нас прозвище Old fart за чрезмерное для своего возраста занудство и любовь к традиционным ценностям.
– Old fart просит, чтобы ты не приходила, когда он дома, – как-то вечером сообщает мне Андрей.
– Это еще почему? – не особо удивившись, спрашиваю я.
– Он говорит, что у тебя слишком темная энергетика, – давясь со смеху, отвечает Андрей.
– Не знаю, как насчет темной энергетики, но чесотка у меня точно есть.
– У дочки чесотка? – притворно сюсюкая, спрашивает Андрюша.
– Похоже, что да. Помнишь, мы нашли в парке спящего бомжа, и ты фотографировал меня с ним?
– Конечно, это же теперь твое лучшее фото.
– Вот. Думаю, тогда я ее и подцепила.
– А меня заразишь?
– Если хочешь, но вообще у меня есть идея получше. Дай мне полотенце Old fart’а и еще какие-нибудь его вещи. Пора ему столкнуться с реальными проблемами, а не энергетическими. Ты же не против?
– Нет, конечно! Дочка, ты отлично придумала. Кстати, должна приехать его сестра с ребенком, думаю, им чесотка тоже не помешает. В прошлый их визит они меня дико достали: ходили туда-сюда, что-то постоянно ели и аж лоснились от своего мещанского позитива.
– Да мы так полгорода заразить можем, – смеюсь я. – Лера тоже заболела, мы решили пока не лечиться, нас не особо что-то беспокоит. И у нее тоже есть пара кандидатов для чесоточного подарочка.
– Тебе с ней очень повезло, – говорит Андрей.
– Почему?
– Ну, у меня никогда не было таких друзей.
– Друзей с чесоткой?
– Нет. Друзей, от которых ничего не нужно скрывать. Друзей, которые готовы разделить с тобой абсолютно все.
Мне кажется, что я слышу в Андрюшином голосе что-то похожее на зависть, и это меня удивляет.
– Значит, у тебя не было друзей, – говорю я.
Чесотка связывает нас троих надолго посильней всяких клятв. Пока Old fart и его родственники ошалело расчесывают руки и животы, а сестра твоего парня вопит: «Откуда у меня могла взяться чесотка?!», мы наслаждаемся нашим могуществом и друг другом. Нам хорошо в этом новом мире, где мы с тобой обрели то ли отца, то ли брата, но мы все меньше и меньше вспоминаем про наше с тобой королевство. Неудивительно, что оно приходит в запустенье, влекущее за
