дурочек, а также плутократов и всех тех женщин с амбициями, которые наверняка будут читать книгу Серен.
— Будем надеяться, что этот дар присущ и другим членам вашей семьи.
Что это было — предупреждение, завуалированная угроза? Не знаю, но этот разговор определенно заставил меня еще больше сосредоточиться на предстоящем осенью событии, мне надо было расшибиться в лепешку, но действительно превратить книгу Серен в настоящий блокбастер.
Просто чтобы проверить книгу на более старшем поколении, я дала маме почитать рукопись «Постели наверх». На другой же вечер, ближе к полуночи, она позвонила мне в страшном волнении.
— Адам с ума сошел — трахать эту циничную шлюху, эту манипуляторшу?
— Он может держать Серен в узде, потому что хотя и балует ее, но не связан с ней законными узами. Пока.
— А ей только того и нужно. Ты сама это знаешь. И я знаю. Но твоему брату секс в голову ударил, он ничего не замечает. Если только Дженет со своим деревенским кланом узнают, что он нахлобучивает такую великолепную красотку, да они же его погубят… тем более что через пару недель должен родиться второй ребенок. Меня он слушать не станет. А твой отец, когда касается разводов, весь из себя ирландский католик.
— Ты еще не позволила ему переехать к тебе?
— Не в этой жизни. Мы слишком долго жили вместе — и ничего хорошего. Зачем наступать на те же грабли? Мне и так неплохо, я-то на плаву. А у твоего отца дела обстоят не блестяще. Мой психоаналитик постоянно мне твердит: «Не в ваших силах изменить других — вы можете только попытаться изменить себя». И упорно убеждает меня в том, что я не должна сваливать всю вину на свою мать-болтушку и эмоционально безответственного отца. Или жаловаться на то, что твой отец заставил меня быть домохозяйкой в долбаном пригороде. Я сама в этом участвовала. Я сама выстроила свою тюрьму. А вымещала все на детях, изводя тебя и мальчиков. Сейчас я это понимаю, и мне на самом деле стыдно.
— Я благодарна тебе за эти слова.
— Адаму, конечно, этого никогда не понять. Недавно он притащил меня в один из своих любимых шикарных ресторанов, мы были вдвоем, только мать и сын. Когда я попыталась поднять этот вопрос, он уклонился от темы, заявив, что это было давно… и все такое. Адам по-прежнему избегает проявления любых эмоций. А твой старший брат… вот он меня беспокоит всерьез.
— Меня тоже.
Я говорила правду. Питер становился все более замкнутым и подавленным. Правда, он по-прежнему вел свои колонки для «Войс» и преподавал, но недавний его роман с другой преподавательницей из Хантера, окончившийся крахом, выбил его из колеи, заставив еще больше зациклиться на своих неудачах, реальных и воображаемых.
Я не стала рассказывать маме о недавнем своем разговоре с Хоуи. Он буквально накануне позвонил мне днем на работу. Голос его звучал более резко, чем обычно.
— Встретимся вечером, выпьем?
— У тебя все нормально? Я всегда чувствую, если с тобой что-то не так.
— Все еще не заболел и не умер за те три дня, что мы не разговаривали.
— Приятно слышать. Но тебя все равно что-то беспокоит.
— Давай попозже поговорим.
— Хоуи, выкладывай, что тебя гложет.
— У меня есть друг в журнале «Эсквайр», редактор. Недавно я с ним встретился — хотел уговорить написать статью об одном из своих авторов. Мы поужинали вместе. Этот парень — Мэтт Натан — не дурак выпить. А после второй рюмки начинает болтать без удержу. Знаешь, что он мне сказал? «В следующем месяце мы хотим опубликовать большую статью Питера Бернса… слыхал о таком, конечно?» Я не проболтался, что дружу с его сестрой. Просто признал, что да, знаю про Питера Бернса и читал обе его книги. «Так вот, — продолжил Мэтт, — статья, которую Питер написал для нас, будет настоящей сенсацией. Сначала, когда только начинаешь читать, кажется, что рассказ пойдет про высокодоходные процентные облигации и всю эту финансовую туфту. Но буквально через несколько абзацев автор делает резкий разворот и начинает говорить о своем брате Адаме и его боссе Тэде Стрикленде, которые стали, по сути, королями мусорных облигаций на Уолл-стрит. А дальше следует полный разгром Адама и финансового мира, в котором тот крутится».
Я закрыла глаза, не веря собственным ушам. Потянулась за сигаретами. Прикурила.
— Да, мне тоже впору закурить что-нибудь, — сказал Хоуи, расслышав отчетливый щелчок и шипение моей зажигалки, — потому что дальше Мэтт сказал: «После таких разоблачений, с которыми Бернс выступает в этой статье, его братец, скорее всего, загремит за решетку».
Хоуи умел выкручивать руки, умолять об одолжении, знал, как извлекать информацию из самых закрытых источников. Но, как он ни старался, ему все равно не удалось получить в журнале «Эсквайр» текст статьи Питера.
— Это строжайше запрещено, причем, замечу, по требованию автора, — отчитался он передо мной. — Но от своего друга-редактора я кое-что узнал: они еще и потому так остерегаются, что ужасно боятся, как бы информация раньше времени не просочилась в Комиссию по ценным бумагам и биржам, а то ведь их юристы повсюду.
— Блин! — только и сказала я. Финансовая полиция означала неприятности для Адама. Серьезные неприятности.
— Извини, что принес такие дурные вести, — вздохнул Хоуи. — Насколько я могу судить, мало того что статья представляет Адама жуликом с Уолл-стрит, она затрагивает ваши семейные тайны, а также соперничество между двумя братьями и их сильную, хотя и тщательно скрываемую неприязнь друг к другу, причиной которой выставляется ваш крутой папочка.
— Черт, черт, черт…
— Хорошо хотя бы то, что — Мэтт это подтвердил — ты в статье почти не фигурируешь, а ее размер, кстати, впечатляет — десять тысяч слов. И еще он сказал одну важную штуку: «Я чувствую, что заваривается большая каша. Потому что Питер, судя по всему, готовит брату падение с большой высоты. А в статье описывает морально-этическую дилемму: должен ли он разоблачить преступные деяния Адама или нет?»
— Но в чем именно Питер обвиняет Адама?
— А вот это они отказываются раскрывать. Держат все в секрете. Моя интуиция подсказывает вот что: если информация просочится в КЦББ [150] раньше — а я предчувствую, что так и будет, — федералы, скорее всего, арестуют твоего брата незадолго до публикации. Сама понимаешь, для журнала это будет большой удачей. Статья может получить широкий резонанс. Начнутся дебаты о том, прав Питер или не прав и кто он сам — человек высочайших моральных принципов или беспринципный
