Даниил Хармс - Том 3. Тигр на улице

Он достал другую бумажку и прочел: Способ самосогревания: дыши себе под одеяло, и тепло изо рта будет омывать тело. Одеяло же сшей в виде мешка.

Я захохотал.

— Это еще что, — сказал сотрудник, улыбаясь, — тут нам один человек принес способ окраски лошадей.

— Зачем же их красить, — спросил я.

— Ясно, что ни к чему, — сказал сотрудник, — но вы послушайте способ окраски: «чтобы окрасить лошадь в другой цвет, надо связать ей передние и задние ноги и опустить ее в чан с кипяченым молоком».

Я хохотал на всю комнату.

— Подождите, — крикнул сотрудник, — вы прочтите вот это объявление из американской газеты. Оно перепечатано в советском журнале «Изобретатель».

Я взял журнал и прочел следующее. «Ново? Небывало! Необходимо всем и каждому! Прибор, помещающийся на голове, при помощи которого шляпа снимается автоматически. Достаточно небольшого наклона головы, чтобы шляпа приветственно поднялась вверх. Незаменимо, когда обе руки заняты чемоданами».

Едва я успел дочитать до конца, как в комнату ворвался человек.

— Я опять к вам, — крикнул он сотруднику патентного отдела.

На лице сотрудника выразился испуг. Я оглянулся и увидел человека в мохнатой шапке, в валеных сапогах и с огромной папкой под мышкой. Я сразу узнал его — это был Астатуров. Но Астатуров, не замечая меня, подлетел к столу, разложил папку и крикнул:

— Я изобрел новую детскую игру «Друг за другом». Хочу получить на нее патент. Сейчас я вам ее покажу.

— Да это и не надо, — сказал сотрудник. — Вы подайте заявку на патент и напишите объяснение.

Но Астатуров не слушал сотрудника, он уже расставил фигуры по местам и объяснял.

— Первая фигура изображает корову и называется «корова». Вторая — самовар и называется «самовар», третья — паровоз и называется «паровоз», четвертая человека и называется «врач».

— Хорошо, — сказал сотрудник, — но вы подайте письменное заявление. Астатуров продолжал.

— Игроки начинают играть: первый игрок передвигает желтую корову, второй передвигает синюю, первый — желтый самовар, второй — синий… Постепенно фигуры идут навстречу друг другу, и, наконец, меняются местами…

— Да вы подайте же заявление, — перебил Астатурова сотрудник патентного отдела.

— Слушайте дальше, — кричал Астатуров, — переменявшись местами, фигуры идут обратно в том же порядке.

— Ну и что же? — спросил сотрудник.

— Всё, — торжествующе сказал Астатуров.

— Да какая же это игра? — сказал сотрудник патентного отдела. Но тут я не выдержал и рассмеялся.

— Смеетесь, — крикнул Астатуров, — и без вас обойдусь.

Он схватил свою шапку и выбежал из комнаты. Я кинулся следом за ним. Астатуров промчался по двум-трем улицам, и я видел, как он завернул в большой магазин детских игрушек.

Я постоял немного на улице, а потом не вытерпел и заглянул в магазин.

Астатуров стоял перед прилавком и говорил:

— Третья фигура паровоз и называется «паровоз», четвертая — человек и называется «врач».

1930

В редакцию вошли два человека.

Оба сняли шапки и поклонились.

Один был курчавый, а другой совершенно лысый.

— Что вам угодно? — спросил редактор.

— Я писатель Пузырёв, — сказал совершенно лысый.

— А я художник Бобырёв, — сказал курчавый.

<1930>

В Америке в каждой школе висит плакат:

«Каждый мальчик и каждая девочка должны есть горячую овсянку.»

— Я не хочу горячей овсянки, — сказал Том Плампкин.

— Она такая паршивая, — сказал Дэви Чик.

— И вонючая, — сказал Том Плампкин.

— И щёлкает на зубах, — сказал Дэви Чик.

Том Плампкин достал из кармана кусок бумажки. сложил её фунтиком, переложил туда с тарелки овсянку, и спрятал фунтик обратно в карман.

Дэви Чик достал из кармана металлическую баночку из-под зубного порошка и тоже переложив туда свою овсянку спрятал баночку в карман.

1930–1931 гг.

В редакцию «Чижа» вошёл человек маленького роста, с чёрной косматой бородой, в длинном чёрном плаще и в широкополой чёрной шляпе. Под мышкой этот человек держал огромный конверт, запечатанный зелёной печатью.

— Я — знаменитый профессор Трубочкин, — сказал тоненьким голосом этот странный человек.

— Ах, это вы профессор Трубочкин! — сказал редактор. — Мы давно ждём вас. Читатели нашего журнала задают нам различные вопросы. И вот мы обратились к вам, потому что только вы можете ответить на любой вопрос. Мы слыхали, что вы знаете всё.

— Да, я знаю все, — сказал профессор Трубочкин. — Я умею управлять аэропланом, трамваем и подводной лодкой. Я умею говорить по-русски, по-немецки, по-турецки, по-самоедски и по-фистольски. Я умею писать стихи, читать книжку, держа её вверх ногами, стоять на одной ноге, показывать фокусы и даже летать.

— Ну, это уж невозможно, — сказал редактор.

— Нет, возможно, — сказал профессор Трубочкин.

— А ну-ка, полетите, — сказал редактор.

— Пожалуйста, — сказал профессор Трубочкин и влез на стол.

Профессор разбежался по столу, опрокинул чернильницу и банку с клеем, сбросил на пол несколько книг, порвал чью-то рукопись и прыгнул на воздух. Плащ профессора распахнулся и защёлкал над головой редактора, а сам профессор замахал руками и с грохотом полетел на пол.

Все кинулись к профессору, но профессор вскочил на ноги и сказал:

— Я делаю всё очень скоро. Я могу сразу сложить два числа любой величины.

— А ну-ка, — сказал редактор, — сколько будет три и пять?

— Четыре, — сказал профессор.

— Нет, — сказал редактор, — вы ошиблись.

— Ах да, — сказал профессор, — девятнадцать!

— Да нет же, — сказал редактор, — вы ошиблись опять. У меня получилось восемь.

Профессор Трубочкин разгладил свою бороду, положил на стол конверт с зелёной печатью и сказал:

— Хотите, я вам напишу очень хорошие стихи?

— Хорошо, — сказал редактор.

Профессор Трубочкин подбежал к столу, схватил карандаш и начал быстро-быстро писать. Правая рука профессора Трубочкина стала вдруг мутной и исчезла.

— Готово, — сказал профессор Трубочкин, протягивая редактору лист бумаги, мелко-мелко исписанный.

— Куда девалась ваша рука, когда вы писали? — спросил редактор.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся профессор. — Это, когда я писал, я так быстро двигал рукой, что вы перестали её видеть.

Редактор взял бумагу и начал читать стихи:

— Что это такое? — вскричал редактор. — Я ничего не понимаю!

— Это по-фистольски, — сказал профессор Трубочкин.

— Это такой язык? — спросил редактор.

— Да, на этом языке говорят фистольцы, — сказал профессор Трубочкин.

— А где живут фистольцы? — спросил редактор.

— В Фистолии, — сказал профессор.

— А где Фистолия находится? — спросил редактор.

— Фистолия находится в Компотии, — сказал профессор.

— А где находится Компотия? — спросил редактор.

— В Чучечии, — сказал профессор.

— А Чучечия?

— В Бамбамбии.

— А Бамбамбия?

— В Тимпампампии.

— Простите, профессор Трубочкин, что с вами? — сказал вдруг редактор, вытаращив глаза. — Что с вашей бородой?

Борода профессора лежала на столе.

— Ах! — крикнул профессор, схватил бороду и бросился бежать.

— Стойте! — крикнул редактор.

— Держите профессора! — крикнул художник Тутин.

— Держите его! Держите его! Держите его! — закричали все и кинулись за профессором. Но профессора и след простыл.

В коридоре лежал плащ профессора, на площадке лестницы — шляпа, а на ступеньках — борода.

А самого профессора не было нигде.

По лестнице вниз спускался мальчик в серой курточке.

Редактор и художник вернулись в редакцию.

— Смотрите, остался конверт! — крикнул писатель Колпаков.

На столе лежал конверт, запечатанный зелёной печатью. На конверте было написано:

«В редакцию журнала „Чиж“.»

Редактор схватил конверт, распечатал его, вынул из конверта лист бумаги и прочел:

«Здравствуй, редакция „Чижа“.

Я только что вернулся из кругосветного путешествия. Отдохну с дороги и завтра приду к вам.

Я знаю всё и буду давать ответы на все вопросы ваших читателей.

Посылаю вам свой портрет. Напечатайте его на обложке „Чижа“ № 7.