поношенные чёрные брюки и такую же кофту с капюшоном, напяленным на голову.
Она сидела там совсем одна, обхватив руками сложенные в гармошку ноги.
Заволновавшись за девочку, я подошёл к ней.
– Хэй, с тобой всё хорошо? – тихим спокойным голосом поинтересовался я.
Рядом с ней лежали бутыльки с краской, кисти, карандаши и блокнот с чёрной обложкой.
Юная леди молчала.
Аккуратно, я присел перед ней, тихонько протянул к ней руку и снял с неё капюшон.
На вид ей было лет четырнадцать. У неё были тонкие, как спички, конечности, щёки впавшие, лицо мило, хоть и выряжало сейчас грусть и некую мрачность.
– Почему ты здесь сидишь? Тебе не холодно? – я продолжил свои попытки заговорить с ней. Безрезультатно.
Девочка лишь молчала и смотрела куда-то на землю. Вернее сказать, никуда она и не смотрела.
По ней я прекрасно видел, что она замёрзла. Об этом ясно давала понять тряска по всему её телу.
Я осмотрелся вокруг – никого нету. Где же её родители? Друзья? Кто-нибудь?
Она продолжала игнорировать тебя.
– Может пройдём в участок? Там разберёмся, где твои родители…
Нет. Она меня не слушает. Либо делает вид, что не слышит. Одно ясно, ей не до меня.
Я уже и не знал, что делать. Разговорить не удаётся. Что-то ещё сделать тоже.
Под конец я решил сбегать в ближайшее отделение и сообщить о девочке им, чтобы полиция сам со всем этим разобралась.
Только я привстал и захотел уйти, как моё запястье тут же схватила маленькая ручка.
Я оглянулся. Девочка смотрела на меня, держа меня за руку.
Тут же она подняла с земли свои художественные принадлежности и, сунув их под мышку, обхватила мою руку в замок.
– Где ты живёшь? – снова спросил я её.
Тишина.
– Пойдём тогда в участок?
Тут девочка отрицательно пошатала головой в разные стороны.
На это молчит, того не хочет. Ну и девчонка, конечно…
– Может пойдём тогда ко мне? Согреешься хотя бы.
Девочка сжала мою руку и потянула. Видимо, это знак согласия. Что же, хотя бы это.
По тёмным улицам мы шли в сторону моего дома. Мимо проходящие люди на нас не обращали никакого внимания, но, тем не менее, девочка постоянно тревожно оглядывалась.
Она замёрзла. Прижатая к моей руке, она давала прочувствовать её дрожание. Поняв это, я тут же остановился, снял с себя куртку и окутал в неё замёрзшую малютку. Так же шарфом прикрыл её юное лицо, чтобы оно осталось в целости. Да и она сама чувствует себя в большей безопасности.
Самому мне, конечно, было холодно. Но она ребёнок. И я сейчас я в ответственности за неё. Не дай она заболеет. Это будет моя вина.
Преодолев ночной мрак, мы добрались до моего дома.
Щелчок. Дверь открыта. Мы с девчонкой вошли домой. Везде подключал свет. До жути замёрзший, я побежал в ванную мыть руки в горячей воде. Затем я отправился на кухню.
Залил в чайник воду, включил конфорку и стал ждать. Девочка тем временем разулась, сняла верхнюю одежду и зашла ко мне на кухню.
Найдя рядом с собой стул с боку стола, девочка молча бросила свои вещи на край и присела.
При свете мне удалось получше разглядеть её лицо. Оно и в правду было таким же худым сколько же и красивым. И всё равно что-то неприятное читалось в её выражении. Тоска и гнев, боль и безразличие – нечто подобное я увидел на ней.
– Чай будешь?
Девочка ничего не ответила.
Я достал по паре кружек и чайных пакетиков.
Усевшись рядом, посмотрел на неё. Молчаливая девочка, замёрзшая в уличном переулке. Если подумать, то возраст у неё слишком велик, чтобы теряться. Может она сбежала из дома? Или может произошло что-то ужасное?
В любом случае пока что она не хочет разговаривать. Если, конечно, она умеет говорить.
– Как тебя зовут? – я продолжал свои попытки разговорить её.
Она, естественно, промолчала. Но она потянулась к вещам, разброшенным на столе, взяла блокнот и протянула его мне.
Невыносливо я взял блокнот.
На обложке в верхней части была белая вставка с написанным на ней именем. Пенни. Так зовут девочку.
– Значит, Пенни? Милое имя.
Она ничего не ответила. Как и тогда, в переулке, она продолжала смотреть куда-то в одну точку и в то же время никуда не смотрела.
Блокнот был изрядно изношенный, однако до разваливающегося папируса ему было ещё далеко.
Из чистого любопытства я открыл блокнот. Пенни меня не останавливала – по всей видимости была не против.
С первых страниц я увидел довольно сомнительные рисунки. По рисовке виднелась нервность. На белых, местами пожелтевших, страницах нарисованы ногти, обрубленные пальцы, истекающие кровью животные… Ужасающие рисунки. Всё это наводило чертовскую жуть.
Постепенно мясорубка сменялась зарисовками гитар, барабанов и других музыкальных инструментов. Особенно отличился треугольник. Казалось, такой простой предмет, но нарисован он был чертовски реально.
Переворачивая страницу за страницей, я делал всё новые открытия.
После зарисовок различных предметов, в обиход пошли и краски. Как раз красками она начала рисовать звёзды. Звёзды, фонари, луна – новая эпоха её творчества. И ведь не сказать, что это именно те рисунки, которые нуждаются в обязательной реализации их краской. Но, видимо, просто появление красок случайным образом совпало с её нынешними творческими идеями.
На последних страницах она нарисовала кота. Нет, не обычного кота. Это был очеловеченный кот с белой шёрсткой и одетый в розовую рубашку. Выглядел он очень хорошо нарисованным. Я, разумеется, не художник и уж точно не эксперт по живописи, но на вид анатомия выполнена прекрасно. Как настоящий.
В конце осталось страницы две. Пустые страницы, ждущие, когда и они смогут стать холстами для рисунков юной девицы.
– Слушай, ты на вид довольно взрослая девочка. Может скажешь, что произошло? Может у тебя с родителями проблемы или что-то другое может случилось?
Она всё ещё молчала. Не смотрела на меня, ела крекеры. Словно меня тут и нет вовсе. И тут я подумал: может она глухонемая? Да вроде нет, до этого на мои вопросы реагировала. Что теперь то?
Я покачал головой.
– Так дело не пойдёт. Я схожу в отделение и скажу, что нашёл тебя одну на улице.
Только я встал и перешёл порог кухни, как тут же почувствовал тонкие руки, обхватившие меня сзади. Я потянулся к рукам, пальцы которых были сложены в замок, но остановился, ухватившись за них.
Я почувствовал, как на спине моя рубашка стала немного влажной, а удары тёплого воздуха врезались мне в спину и отголосками проходили по всему телу изнутри.
Она заплакала. Мгновенно, как если бы дождь полил при ясном небе.
Мы так стояли минут пятнадцать, пока руки Пенни не ослабли. Ноги мои успели затечь за это время.
В свою ладонь я взял маленькую ладонь девочки и прошёл с ней в спальню. Девочку я усадил на кровать, а сам присел пред ней на корточки. Получилось
