меры, обусловленным несовместимостью целей. Область определения несовместимости в абсолютной этике выходит за рамки идеологии – распространяется на само стремление к равновесию, то есть на системы всех уровней. Несовместимость – это условие зла, а при взаимодействии антагонистичных систем – и его причина. Это взаимодействие в отношении выбранной точки может носить не только внешний, но и внутренний характер. Внешняя причина зла проявляется в трудностях изоляции от несовместимого окружения, внутренняя причина – обмен энергией между несовместимыми элементами, выделяемой при их стремлении к собственному равновесию. Обмен энергией, а не ее взаимное сокращение, удаление от связи, а не ее образование и есть сущность проявления несовместимости – зло.
Но зло – всегда лишь сопутствующий процесс не только с точки зрения одной – активной – стороны, но и по своей роли в мире, то есть статистически, бессубъектно, – между добром и злом нет статистического баланса, в индивидуальном развитии лишь одно стремление – к добру, к образованию новых внутренних связей, к освобождению от энергии. Это определено богом – принципом наименьшей энергии. Компенсация такого энергетического дисбаланса – только в удалении от взаимного обмена выделяемой энергией между очагами прогресса – в расширении нашего мира. Зло – сопутствующий процесс добра, следствие запаздывания удаления от обмена энергией – разности скорости обмена и скорости изоляции. Выделяемая при образовании связей энергия лишь частично возвращается в разрыв связей. Добро как будто спотыкается о плотность своих выделений, о трудности их прохождения к границам обитания. Зло имеет только пассивную среду – окружение прогрессирующей системы – очага, выделяющего энергию, наиболее активного в стремлении к равновесию. Причина зла только в неравномерности движения к добру. Устранение этой неравномерности устранило бы и зло, и саму этику, привело бы к скорейшему движению к нулю. Но является ли это раем. Небытие не может быть целью сильного ума, он может хотеть невозможного – увидеть рождение нового бога, или избрать другой невозможный путь – бесконечное сохранение какой-то меры зла, отсрочить всеобщий конец – восстание против бога. Стремиться к воскрешению или к победе над смертью – вот желание невозможного.
Человек далек от понимания этого желания. Он часто стоит пассивной стороной в общем поступательном движении. Для него смерть прозаична – он вынужден принимать ее пассивно – задолго до всеобщей участи. Для него неактуален смысл сохранения зла в собственном окружении, райская смерть – не его проблема. А проблемой как раз и является неупорядоченность среды, ее огромный потенциал прогресса – потенциал выделения энергии, превышающей возможности его сопротивления – энергию его собственных связей. Кроме того, существуют и внутренние – видовые, генетические ограничения длительности индивидуальной жизни. Личность воюет на два фронта – против среды и против видового. При чем в отличие от вариаций борьбы со средой конфликт индивидуального и видового имеет сейчас своим выходом безоговорочную победу эволюционного предпочтения сохранности человеческого материала над сохранностью его конкретной персонификации.
Человек не знаком с абсолютной этикой. Он временно лишен рационального понимания добра. Стремление к добру у него выражено лишь эволюционными, видовыми позывами и какой-то накопленной индивидуально конкретикой опыта. Добро для человека – это снижение энергии, создание внутренних связей, равновесие, обусловленное видовыми механизмами – потребностями. Без рационального понимания добро выражено опосредованно – главным образом через эволюционно оформленный механизм химической стимуляции, которая выводит управляющую систему из равновесия. Достижение собственного равновесия доминирующей подсистемы в этих случаях обусловлено достижением равновесия системы в целом. Но есть, конечно, исключения, связанные с дисфункциональной идеологией, выходящей из-под предусмотрений эволюции, когда равновесие доминирующей подсистемы противоречит равновесию низших уровней, как в случае неадекватного реальности рационального толкования механизма функционирования собственных низших уровней. Здесь абсолютная этика имеет объектом множество точек отсчета – конфликт.
Все потребности, не связанные с дисфункцией, вызваны видовым стимулированием, производны от видовых предустановленных механизмов достижения равновесия – инстинктов. Сугубо видовым проявлением в потребностях является инстинкт размножения. Роль видового в этом инстинкте не только в его появлении, но и в результативности, выполнение этого инстинкта не имеет отношение к сохранению индивидуального. Но само сохранение видового, как и его появление, возможно только на индивидуальном уровне, обеспечивается инстинктом самосохранения. Та эволюция, которую мы знаем, идет по принципу выживания видов – типов копирования информации, содержащей отражение какой-то случайной части реальности, допускающих аномалии в процессе этого копирования. Наш вариант эволюции предпочитает возобновление самого процесса копирования, а не сохранение отдельной копии. Изначальное, слепое предпочтение видового выживания перед индивидуальным обусловлено статистически низкой сопротивляемостью индивидуальных систем постоянной динамике среды. Требуемая для адаптации перестройка генотипа в уже сформированных сложных системах конфликтна и может дать положительный эффект в новообразованиях, то есть на стадии нового копирования. Кроме того, эволюционная адаптация не целенаправленна, лишь незначительная часть стихийных мутаций имеет адаптивную пользу. Поэтому более живучей оказалась линия эволюции выживания видов – высокая частота копирования и предустановленное ограничение продолжительности индивидуальной жизни. Преимущество такой линии на стихийном этапе эволюции с точки зрения сохранения информации и преемственности ее изменения – в дублировании ее содержания и положительных изменений, снижении риска ее потери при статистически неизбежных катастрофических для индивида аномалиях среды. Появление конфликта между индивидуальным и видовым обусловлена возможностью перехода на целенаправленный этап эволюции, основанный на способности индивида использовать данные о предыдущих состояниях. Преимущество целенаправленной эволюции – в высоком темпе, снижении зависимости от случайной динамики среды и подчинении этой динамики. Независимость от среды устраняет необходимость дублирования информации и предустановленности смерти, экспонента развития может иметь носителем конкретную систему – в этом суть конфликта индивидуального и видового – в борьбе за бессмертие. Идеал, формируемый личностью, несмотря на видовую обусловленность своего появления, приобретает признаки, фактически противоречащие видовому влиянию на личность – инстинктам. Социальная потребность, как движение к идеалу, может противоречить физиологическим, несмотря на то, что изначально являлась косвенным осуществлением инстинктов.
Социальная потребность – в подтверждении приближения к идеалу как цели развития личности. В наших условиях подавляющего преобладания влияния видового на личность основа идеала формируется обществом, окружением, которому новорожденный неизбежно подражает. Поскольку индивидуальное участие в формировании идеала ограничено коррекцией видовой основы, социальная потребность в основном выражена в уважении – подтверждении приближения к идеалу со стороны группы. Несмотря на то, что индивидуальное участие все-таки имеет место, самоуважение как собственная положительная оценка приближения к идеалу является лишь деформацией уважения – человек в своей голове неизбежно создаст общество, в котором ему приятно находиться, – никуда пока не деться даже от видового влияния на способ противодействия виду – индивидуальное борется с видовым, создавая оппонента обществу той же природы, что и само общество.
Конфликт
