Нина и прежде не представляла себе, что выйдет из всего этого, но теперь, когда Арсеньев явился не один, она уже и окончательно растерялась, и почувствовала, что не выйдет ничего. То, о чем она мечтала, читая рассказы Арсеньева, сразу стало казаться ей детски наивным и невозможным. И когда нетерпеливая Катя, вся дрожа от волнения, шептала ей: «Ну, что же ты?.. Ну!..» — Нина отталкивала подругу локтем и начинала сердиться.
Катя волновалась совершенно бескорыстно. Ей и в голову не приходило, чтобы Арсеньев мог заинтересоваться ею самой, но она была влюблена в Нину, как только молоденькие некрасивые девушки могут влюбляться в хорошеньких умных подруг, и потому ей до смерти хотелось, чтобы Нина познакомилась с Арсеньевым. Нерешительность подруги еще больше возбуждала ее.
Так они прошли по аллее два раза. Девушки неотступно следовали за Арсеньевым, а актер первый обратил на них внимание. Он что-то сказал Арсеньеву, но тот ответил нерешительным жестом.
Стало совсем темно. В аллеях понемногу пустело. Наконец мужчины решительно двинулись к выходу.
— Ну что же ты?.. Он уйдет!.. — исступленно шептала Катя, не чуя ног под собою.
Нина испуганно оттолкнула ее и ускорила шаги, чтобы раньше выйти из сада, но в это время актер развязно приподнял шляпу и громко спросил:
— Скажите, пожалуйста, это не вы писали Владимиру Сергеевичу?
Увлекая за собою Катю, Нина пугливо шарахнулась в сторону, но Арсеньев уже шагнул к ним, и девушки невольно остановились. Катя совсем обмерла от страха, у Нины мучительно забилось сердце.
— Ну что же… давайте познакомимся, — нахально продолжал актер. Чего вы так испугались?
Эта фраза оскорбила Нину: ей показалось, что актер принимает их за каких-нибудь швеек, и она ответила холодно и сухо:
— Пожалуйста…
Актер сразу переменил тон, почтительно сняв шляпу. Он догадался, кто из двух — главная, и прежде всего поклонился Нине.
— Позвольте представиться: Строев… Владимир Сергеевич Арсеньев…
От волнения девушки ничего не ответили и руки их дрожали, когда они обменивались рукопожатиями. Арсеньев молчал, не зная, что сказать. Актер пришел всем на помощь.
— Ну что же, давайте пройдемся немного, — предложил он, и вышло как-то так, что сам он пошел с Катей впереди, а Арсеньев и Нина молча последовали за ними.
Девушка не смела поднять глаз, и ей было мучительно неловко, точно случилось что-то недостойное и пошлое. Арсеньев украдкой разглядывал ее, а Нина чувствовала его взгляд и не знала, как держать себя. Было страшно, что он заговорит, и она почти ненавидела Катю, в такую минуту покинувшую ее на произвол судьбы.
— Почему вы мне писали? — тихо спросил Арсеньев.
Нина вздрогнула и ответила не сразу.
— Так… — сказала она и не могла придумать ничего больше.
Они опять пошли молча.
Когда Арсеньев шел сюда, он ожидал встретить женщину, опытную в таких приключениях и знающую, чего она хочет. Все представлялось ему донельзя просто, но теперь инстинктом мужчины он почувствовал, что это совсем не то, и смутился неожиданно для самого себя. Актер снова пришел к нему на помощь.
— Знаете что, — сказал он не задумываясь, — становится холодно, не поехать ли нам куда-нибудь?
— Куда? — машинально спросила Нина.
— Ну, куда-нибудь… в ресторан, например… Можно спросить отдельный кабинет…
Катя испуганно взглянула на Нину, но та сделала такое движение, что актер сразу осекся.
— Ну, если не хотите, можно просто зайти в кондитерскую. Выпьем кофе и поболтаем… И этого нельзя?..
Нине показалось, что смешно от всего отказываться, раз они же сами написали это глупое письмо, но ей все-таки пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы кивнуть головой.
В тесном, ярко освещенном и душном зале кондитерской было жарко и пахло кухней. Сладкий пар и табачный дым висели в воздухе. Было много студентов и подозрительного вида нарядных дам.
Актер угощал девушек, острил, хохотал и вообще самым добросовестным образом старался рассеять общую неловкость. Но чем развязнее становился он, тем молчаливее и отчужденнее держали себя Катя и Нина. Им обеим уже казалось, что вышло что-то некрасивое и совсем не забавное. Нина сидела против Арсеньева и исподтишка разглядывала его. В этой пошлой обстановке, в присутствии наглого, шумного актера, она не могла тот образ, который создали в ней его книги, соединить с этим интеллигентного вида господином, у которого была наружность провинциального врача, морщинки в уголках рта и слегка смущенное выражение. То, что он говорил, было очень обыкновенно и даже банально. Нина думала уже только о том, как бы скорее прикончить эту глупую историю и уйти, чтобы никогда не вспоминать об этой неудачной, ненужной встрече. Временами она взглядывала на Арсеньева даже враждебно, точно он чем-то обманул ее.
Арсеньев видел произведенное им впечатление, и его мужское избалованное самолюбие испытывало неприятные уколы.
Один актер чувствовал себя превосходно. Он был совершенно уверен, что все кончится прекрасно, именно так, как, с его точки зрения, и должно кончиться: Нина отдается Арсеньеву, а Катя — ему. Иного конца он даже не представлял себе и был убежден, что девушки и сами хотят этого. Надо было только найти кратчайший путь к цели, а поэтому актер быстро перевел разговор на любовь, которую понимал крайне просто и определенно. Когда же, по его мнению, почва была подготовлена, он предложил проводить барышень. При этом устроил так, что Нина с Арсеньевым пошли в одну сторону, а сам он с Катей — в другую. На прощанье он успел шепнуть Арсеньеву:
— Да вы, батенька, не церемоньтесь: ведите ее прямо к себе, да и вся недолга!..
А потом игриво приподнял шляпу и, под руку увлекая совсем растерявшуюся Катю, крикнул многозначительно и нагло:
— Всяких благ!.. Желаю успеха!..
Нине показалось, что ее хлестнули по лицу, и ей стало так гадко и стыдно, что девушка чуть не заплакала. Стыдно за самое себя, что она могла поставить себя в такое положение. Но оборвать не хватило духу, и против воли Нина пошла с Арсеньевым, думая только о том, чтобы скорее дойти до дома и навсегда покончить с этой неудачной, глупой шалостью.
Они шли молча. Арсеньев уже успел разглядеть всю ее высокую и стройную фигуру в длинном пальто с пушистым воротником и в меховой шапочке. Под мягкими изгибами пальто угадывались линии молодого тела, и легкое волнение приятно щемило сердце Арсеньева. Девушка шла рядом, такая тихая, загадочная и пленительно хорошенькая при бледном свете электричества, что Арсеньеву хотелось поцеловать ее. Он давно привык к скорым и легким связям, и теперь ему было даже странно, что нельзя просто взять и увезти ее к себе.
— Мне сюда, — тихо сказала Нина на повороте в переулок.
Они перешли улицу, и, когда мимо с шумом пронесся сверкающий автомобиль, Арсеньев взял девушку под руку. От этой неожиданной и, как ей показалось, оскорбительной фамильярности, вся кровь прилила к лицу Нины, но она не посмела протестовать и притворилась, что не придает этому значения.
Ярко освещенная улица осталась позади. Кругом сразу стало тихо и пустынно. Синий месяц, которого совсем не было заметно в центре города, среди наглых фонарей, теперь встал над темными крышами, и от него заблестели голубые искорки на неровных камнях черной мостовой.
— Давайте погуляем немного. Куда же вы так спешите! — сказал Арсеньев и чуть-чуть прижал ее руку, тепло которой чувствовалось даже сквозь рукав пальто.
— Как хотите, — нерешительно ответила Нина.
— Мне бы хотелось поговорить с вами, — продолжал он мягко и осторожно, — в нашей встрече вышло что-то нехорошее, и мне не хотелось бы, чтобы мы расстались под таким впечатлением…
Нина промолчала.
— Скажите, — снова начал Арсеньев, — вы очень разочаровались, когда увидели меня?..
Девушка смутилась, но почему-то не могла солгать.
— Да… по вашим книгам я представляла вас совсем не таким…
Арсеньева покоробило.
— А каким же?
Нина ничего не могла ответить и сказала, как давеча:
— Так, не таким…
Арсеньев пристально взглянул на нее.
— Ну да… Все так говорят. Вы ожидали встретить какое-то необыкновенное существо, а встретили самого обыкновенного человека.
— Обыкновенного? — невольно переспросила Нина.
Именно это и было больно и оскорбительно ей.
Арсеньев понял, но вместо того, чтобы отрицать это, смело повторил:
— Конечно, обыкновенного! Нина чуть-чуть пожала плечом.
— Ведь под словом «необыкновенный» вы подразумеваете и в самом деле нечто такое, чего и на свете не бывает. А писатель прежде всего человек. Он так же живет, так же скучает, любит, страдает, так же ищет радости и развлечения, как и все… Быть может, он тоньше чувствует, чем другие, но это только дает ему больше желаний и большую неудовлетворенность!..
